сандра, которые должны были поделить между собою его владения. Разумеется, это подало повод к различным толкам. Вскоре после этого окончание построек в Цезарее было отпраздновано большими торжественными играми, пышности которых сам Август способствовал щедрыми подарками; затем следовало уже упомянутое основание Антипатриды, а также Кипра и Фасаелиса на востоке и западе иорданской области. Наконец, Ирод вспомнил, что, как иудейский царь, он является наследником Давида, и потому, чтобы почтить великое прошлое своего народа, построил мраморный памятник на предполагаемой могиле Давида. Но и это он сделал, без сомнения, намеренно, желая, подобно многим иудейско-александрийским историкам, внушить образованному языческому миру уважение к длинной славной истории израильтян. Однако за все это он получил мало благодарности от своего народа. Постройку памятника в честь Давида объясняли угрызениями совести царя, будто бы ограбившего эту издревле чтимую гробницу. Римляне, вероятно, жалели, что Ирод потратил столько труда на такую неблагодарную почву. И вне Иудеи его щедрость не ослабевала. На острове Родосе, на Хиосе, всюду можно было найти памятники его благодеяний. В Антиохии он выстроил среди города длинную улицу с мраморными колоннами и вымостил ее мозаикой. Все это делал он за счет своих подданных, удовлетворяя своему тщеславию.
Между тем все больше и больше надвигалась гроза на его дом. Брат Ирода, Ферор, получил от него, с согласия императора, титул тетрарха, сто талантов дохода, важный пост управителя и притом золовку царя в жены, после смерти которой, дочь царя стала его невестой. Но он был так увлечен постыдною связью с рабыней, что Ирод принужден был отдать свою дочь не ему, а сыну своего умершего брата, Фазаеля. Спустя некоторое время Ирод предположил, что страсть Ферора уже прошла; тогда он предложил ему в жены свою младшую дочь Кипрос с условием, что рабыня будет отпущена, и Ферор не будет иметь с ней никаких сношений. Она была отпущена, но Ферор не сдержал обещания, и брак не состоялся. Тогда Ферор возбудил ревность Александра, асмонейского сына царя, коварно обвиняя Ирода в том, будто ему полюбилась жена Александра Глафира. Александр открыто сообщил эти подозрения своему отцу, и это разъяснило положение дел; Ферор и Саломея, снова оказавшаяся инициатором интриги, получили строгий выговор. Вскоре случилось новое происшествие. Саломея вторично осталась вдовою после казни своего мужа идумейца Костобара. В это время арабский министр царя Ободоса, по имени Силлей, проезжал чрез Иерусалим и был приглашен к царскому столу. Сестре Ирода так понравился этот ловкий и стройный человек, что вскоре о них стали передаваться странные вещи. Несколько месяцев спустя Силлей вернулся обратно и просил руки Соломеи. Ирод отдал бы ее ему, если бы он согласился перейти в иудейство. Но Силлей, которому, быть может, его возлюбленная уже не так нравилась во второй приезд, ответил Ироду, что аравитяне забросали бы его камнями, если бы он исполнил это условие. Ирод со своей стороны разъяснил ему, что не может оскорбить старинных обычаев своего народа, выдав свою сестру за язычника. Таким образом, последствием всей этой истории было только то, что о Саломее распространилась дурная молва, которая была очень неприятна царю. Когда дело дошло до замужества принцессы Кипрос, обещанной, но не выданной за Ферора, то Ирод решил лучше выдать ее замуж за сына Ферора, носившего тоже имя, чем за сына Соломеи от Костобара. К этому присоединилась отвратительная история. У Ирода было три красивых евнуха: виночерпий, прислужник и камер-лакей, понравившиеся его сыну Александру более, чем следовало. Ирод узнал об этом, и все трое на пытке сознались в том, что Александр, указывая на свое скорое вступление на престол, давал им различные обещания. При подозрительности царя это было достаточным поводом для новых допросов и гонений. Друзья Александра большею частью умерли в пытках, не удовлетворив своими признаниями подозрительности царя. Наконец, один из них сообщил, что Александр говорил ему, будто ему неприятна, благодаря ревнивой подозрительности отца, его высокая фигура и ловкость в стрельбе из лука, и он старается скрывать их в присутствии Ирода. Когда потребовали дальнейших сведений, то этот же человек на пытке открыл, наконец, что Александр и Аристобул решили убить на охоте отца и затем выпросить себе в Риме иудейскую корону. Это признание и письмо Александра к Аристобулу с жалобами на большие доходы старшего сводного брата Антипатра, дали Ироду повод посадить Александра в тюрьму. Но на этом пытки еще не окончились. Царь узнал, что Александр намеревался бежать в Рим, чтобы обвинить отца в опасном союзе с парфянским царем, и что для него в Аскалоне приготовлен яд. Этот яд, несмотря на тщательные розыски, конечно, не был найден. Александр, сидя в заточении, употребил свой досуг на то, чтобы написать свои воспоминания в четырех главах, в которых он не столько оправдывал себя, сколько выставлял брата царя, Ферора, Соломею и других близких к Ироду людей, в истинном, невыгодном для них свете. Особенно досталось Саломее; Александр осмеливался укорять ее в том, что она против его желания удостоила его ночным посещением. Эти сообщения были, конечно, в высшей степени неприятны царю. Вдобавок в эту историю вмешалось еще одно лицо, тесть Александра, Архелай Каппадокийский. Узнав об аресте Александра, он поспешил в Иерусалим и объявил, что хочет развести свою дочь с отцеубийцей. Это привело Ирода в себя. Он понял, что ему необходимо считаться с иностранными государствами и потому быть более сдержанным в обращении со своими детьми. Вина во всей беде была свалена на Ферора, который, тем не менее, после эффектного публичного покаяния, снова попал в милость. Архелай, довольный счастливым исходом дела, и щедро одаренный Иродом, возвратился в Каппадокию. Истинную причину этого счастливого исхода мы узнаем, однако, только из известия о том, что Ирод тотчас же предпринял поездку в Рим, так как Архелай еще до своего прибытия в Иерусалим известил обо всем императора. Чем кончилась эта поездка, мы не знаем. Несомненно только, что Август в ближайшее время дурно отзывался об Ироде. Во время его отсутствия снова вспыхнуло восстание в Трахонитиде; жители не желали свыкнуться с принудитель ными земледельческими работами, которые ввел у них новый властелин. Восстание было особенно опасно потому, что мятежники имели поддержку в аравитянине Силлее, сильно озлобленном против иудейского царя за свое неудачное сватовство. Когда Ирод стеснил разбойников в их собственной, но отданной ему стране, они бежали в аравийские области и с помощью Силлея получили сильную крепость. Ирод потребовал их выдачи и уплаты себе той дани, которую Силлей должен был платить аравийскому царю Ободасу. Силлей отправился в Рим с жалобой на Ирода. Между тем Ирод вторгнулся в Аравию, разрушил разбойничью крепость и с успехом сразился с аравитянами. Тут он внезапно получает унизительный выговор от Августа. Письмо начиналось характерными словами: «До сих пор я обращался к тебе, как к своему другу, теперь я говорю с тобой, как с подданным». Положение Ирода было незавидно, потому что нападение аравитян, узнавших о послании Августа, тотчас же сделалось наглее и бесстыднее. В это же время умер аравийский царь Ободас, и на престол вступил юноша Эней, принявший в качестве царя также имя Аретаса, у которого Силлей пытался оспаривать царство. Ирод, не видя никакой возможности восстановить порядок, послал своего придворного историка Николая Дамасского, впоследствии издавшего биографию Ирода, в Рим. Здесь завязалось перед императором обычное тогда адвокатское состязание в красноречии. Николаю удалось своими речами так восстановить Августа против Силлея и против нового царя Аретаса, что он намеревался соединить Аравию с Иудеей под владычеством Ирода. К сожалению, в решительную минуту из Палестины прибыли новые вести, помешавшие Августу привести в исполнение свое решение. Вследствие сплетен спартанца Эврикла, проживавшего некоторое время в Иерусалиме, всюду льстившего и всюду клеветавшего, вследствие показаний двух царских телохранителей, на которых пало подозрение Ирода, так как они победили людей Александра в состязании и получили от послед него подарки; далее, благодаря найденному письму Александра, в котором он будто бы предлагал коменданту крепости Александрии принять его «по исполнении замысла» в крепость, и, наконец, вследствие спора между Аристобулом и его тещей и теткой Саломеей, дело дошло до того, что оба асмонейских князя, несмотря на новое вмешательство каппадокийского царя, были заключены в тюрьму, и Ирод потребовал у Августа права по своему усмотрению распорядиться сыновьями, покушавшимися на жизнь отца. Отношение Августа к этим делам выразилось в его шутке по поводу запрета свинины у иудеев: «Я предпочел бы быть свиньею Ирода, чем его сыном». Но он все-таки не хотел оскорбить прямым отказом рассерженного отца, с которым он недавно, по его мнению, поступил несправедливо. Он постановил поэтому, чтобы Ирод созвал в прибрежном городе Сирии, Берате, суд из римских граждан, который разобрал бы дело не послушных сыновей. Он желал, чтобы римские наместники в Сирии и тесть Александра, Каппадокийский царь, были в числе судей. Ирод исполнил желание Августа, только Каппадокийского царя он не принял. Он изложил свое обвинение перед собранием в 150 судей, но в котором отсутствовали оба обвиняемые. Как доказательство, он представил письма, несомненно, обнаруживавшие недовольство сыновей своим отцом и их план бегства; вполне возможно, что в них были и указания на намерение убить отца. Как бы то ни было, суд приговорил обвиняемых к смерти, причем некоторые стояли из политических и нравственных соображений за помилование. Ирод и не имел намерения немедленно исполнить приговор. В Тире он встретился с Николаем Дамасским, недавно оказавшим ему такую большую услугу в Риме, и осведомился у него об отношении руководящих кругов столицы к его делу. То, что он услышал от Николая, во всяком случае, побудило бы его сильно умерить свой гнев, если бы новый повод не вызвал снова вспышки гнева. Благодаря одному храброму солдату и клеветнику цирюльнику, эта трагедия пришла, если не к решительному, то к временному окончанию. Солдат, по имени Тирон, во время аудиенции наговорил царю дерзостей по поводу его отношения к почитаемым всеми асмонейским принцам, а цирюльник Трифон, рассказал возмущающему царю, что Тирон убеждал его зарезать Ирода во время исполнения своих обязанностей. При помощи пытки было установлено участие принцев в этом плане, но и сам Трифон был признан виновным. Поэтому в Цезарее произошли страшные казни. Не только оба асмонейских принца, но и Тирон, и Трифон и еще триста человек их приверженцев, были казнены. Трупы принцев Ирод приказал перевести в Александрию, где было похоронено много асмонеев. Все это произошло около 9 г. до P. X.