Вскоре к Архелаю явилась целая толпа евреев, требовавших отмщения за смерть еврея, казненного по приказанию Ирода за то, что он сорвал и уничтожил орел, украшавший одну из стен храма. Кроме того, евреи эти желали смещения с должности первосвященника Иоазара, внука Боэтуса, назначенного на эту должность Иродом, и замены его человеком чисто левитского происхождения и хорошо знающим право, т. е. обладающим такими качествами, которых у Иоазара, несомненно, не было. Напрасно Архелай пытался убедить их подождать с решением этого вопроса до возвращения его из Рима, где его должны были, так сказать, утвердить в царском звании. Эти люди не хотели уходить из святилища, а это представляло тем большую опасность, что в самом ближайшем будущем наступала Пасха, когда, по старому обычаю, съехавшиеся из разных сторон и областей евреи торжественной процессией проходили перед храмом. Когда Архелай увидел, что толпа недовольных все растет и растет, то он счел необходимым выслать для надзора за нею одну когорту с трибуном во главе. Этот шаг вызвал очень серьезные осложнения. Возбужденная толпа стала бросать в солдат камнями, и очень многие из них были убиты, сам трибун получил несколько ран и должен был удалиться. Понятно, что теперь о снисходительном отношении к недовольным не могло быть и речи. Архелай выдвинул против мятежников всю наличную пехоту и конницу. Мятежники же, как это ни странно, смотрели на свое столкновение с когортой только как на неприятный случай и по уходе ее спокойно продолжали совершать жертвоприношения. В это время на них напала пехота претендента на царскую корону, и произошло страшное кровопролитие. Те из мятежников, которые пытались убежать из города, были настигнуты конницей, до 3000 из них было, говорят, убито. После этого Архелай возвестил через глашатая, что все ушедшие из города должны вернуться обратно.
Таким образом, на этот раз Пасха окончилась очень печально.
Непосредственно вслед за этими событиями вся семья Ирода отправилась в Рим с целью добиться там утверждения оставленного царем завещания. Уже в Цезарее Архелаю предстояла одна, не особенно для него приятная, встреча. Он встретился там с римским квестором Сабином, явившимся туда по приказанию императора для заведывания наследством Ирода. Постоянные раздоры в среде этой царской семьи давали, конечно, основание для предположения, что смерть главы семьи вызовет различные недоразумения, и поэтому Август совершил лишь акт государственной мудрости, когда послал своего чиновника для поддержания порядка в стране, которою так трудно было управлять. Архелай при помощи Птоломея, брата Николая Дамасского, достиг того, что сирийский легат П. Квинтилий Фор сам прибыл в Иерусалим для урегулирования отношений, и что квестор Сабин остался пока в Цезарее и не наложил, таким образом, тотчас ареста на замки и сокровища Ирода. Но после отъезда Архелая и выступления Вара, который из трех взятых с собою легионов один оставил в Иерусалиме, Сабин прибыл в Иерусалим, занял царский замок, потребовал к отчету всех чиновников царства и по своему усмотрению распорядился крепостями. Все это он совершил, без сомнения, по поручению Вара, или, по крайней мере, с его согласия. Особенно ревностно, при помощи большого количества людей, он разыскивал скрытые сокровища Ирода, и это еще больше возбудило и до этого уже до крайности раздраженный народ. За несчастной Пасхой последовал, таким образом, неприятный праздник Пятидесятницы. Громадная толпа народу прибыла на этот раз к празднику Пятидесятницы в Иерусалим. Неудовлетворенность праздником Пасхи, любопытство, раздражение, ожесточение, страсть к распрям – все это, вместе взятое, способствовало тому, что число пришельцев возросло до чрезвычайности. Они расположились тремя лагерями вокруг храма; одни к югу от Священной горы, где находился ипподром, который и заняли; другие – к западу от царского замка, третьи – к северу от Священной горы. Сабин очень скоро сообразил, какая опасность угрожает здесь. С высокой Фазаэльской башни, прозванной так Иродом в честь брата его, павшего в битве с парфянами; он сам руководил сражением. И на этот раз римляне напали на евреев совершенно так же, как солдаты Архелая во время праздника Пасхи. Тогда евреи взобрались на крыши портиков, которые окружали храм, и бросали оттуда камнями в римских солдат; последние отвечали им горящими головнями, которые направляли на деревянные части колонн; крыша, покрытая кедровым деревом, воспламенилась весьма легко; и стоявшие наверху евреи погибли печальною смертью. Тогда солдаты бросились на сокровищницу храма. Сабин взял оттуда только 400 талантов; но он был в большом заблуждении, если думал, что борьба уже кончена. Все, что было между евреями еще способно к борьбе, устремилось к занятому Сабином царскому замку и грозило поджечь его, если он не отступит. Только немногие офицеры Ирода остались в этот момент верны римлянам, большинство же вместе со своими отрядами перешли на сторону восставших. Одновременно с этим поднялось восстание также и в провинциях. На юге, в Идумее, бродила толпа, состоящая из 2000 старых солдат Ирода, и разбила шедших им навстречу, во главе которых был племянник Ирода Ахиаб. На севере Иуда, сын Искии, убитого еще в молодости Иродом, собрал вокруг себя разбойничью шайку; с нею напал он на царский замок в городе Сепфорисе в Галилее, похитил оружие и деньги для своей шайки и старался по-своему освободить Палестину. Подобно ему, хозяйничал в Иерихоне раб Ирода по имени Симон. Он с частью преданных ему людей напал на Иерихонский царский замок и ограбил его. Но и, помимо этого, он сжигал все встречавшиеся на пути памятники владычества Ирода. Против него выступил оставшийся преданным Сабину отряд иродова офицера Гратуса; он был захвачен в плен и обезглавлен. Другая толпа сожгла Иродовский замок в Амаге. Очень опасным оказалось другое появление простого иудейского пастуха Атронга, которому, по всей вероятности, вскружили голову повествования о Давиде. При помощи своих четырех братьев он собрал вокруг себя огромное войско, провозгласил себя царем, собрал большой военный совет, расстрелял однажды римского центуриона с сорока солдатами и вообще очень долго беспокоил страну, так как никто ему не противодействовал. Насколько в данном случае играло роль мессианство, и вообще играло ли оно какую-нибудь роль, в настоящее время установить невозможно. Но когда простой пастух желает в качестве царя стать во главе своего народа с целью освободить его от ига чужеземцев – возрождение мессианства было очень возможно. Но, во всяком случае, на все эти волнения евреев следует смотреть, как на противодействие постоянно повторявшимся попыткам покойного царя склонить их к римско-эллинскому идолопоклонству. К этому присоединилось еще и то обстоятельство, что вечно тяготевшие над народом налоги должны были всегда оставлять массу людей без куска хлеба и вызывать потому недовольство. Недешево, конечно, обошлись выстроенные замки в Иерусалиме, Иерихоне, Сепфорисе и Амаге. Совершенно понятно, что голодавший народ воспользовался первым удобным случаем, чтобы их уничтожить. Но он понес за это страшное наказание. Сабин оказался в Иерусалиме в совершенно беспомощном положении и посылал одного гонца за другим к сирийскому легату Вару. Последний понял, что его личное присутствие, безусловно, необходимо и с всею находящеюся в его распоряжении военною силою, римскими солдатами и союзниками, направился в Палестину. В Птолемаиде он сделал смотр своим войскам. Он послал отсюда один отряд на восток; Сепфорис был сожжен, городские жители проданы в рабство за участие в восстании Иуды, сына Искии. С главной частью своего войска Вар направился на юг. По дороге в Иерусалим все укрепленные города Ар, Сарефо и Эммаус, как мятежные, были сожжены и разграблены. Уже от страха перед этим войском непривычная к оружию толпа, осаждавшая в Иерусалиме одного римского квестора с его легионом, моментально рассеялась. Сам Сабин нашел для себя наиболее удобным присмиреть перед появлением римского легата. Жители города вполне основательно боялись, если не превращения Иерусалима в груду пепла, то, по крайней мере, его разграбления, но на это Вар не мог решиться в данный момент, когда император обсуждал вопрос о будущей судьбе Иудеи. Поэтому он милостиво отнесся к тому, что иерусалимляне встретили его как избавителя от мятежников, под гнетом которых они достаточно страдали. Всех зачинщиков мятежа он еще раз подверг строгому суду и велел до 2000 мятежников распять, т. е. пригвоздить к столбам. Затем, чтобы очистить себя от упрека в бесполезной жестокости, он отослал, как поджигателей, своих арабских союзников и предпринял еще один очень миролюбиво окончившийся поход против мятежников в Идумее, которые беспрекословно сдавались ему пред каждой битвой. Некоторых членов династии Ирода, сражавшихся против своих же родственников, он казнил, других послал для расследования дела в Рим, большинство же помиловал. После всего этого он тем скорее мог вернуться со своим войском в Антиохию, что Август тем временем утвердил по всем главным пунктам завещание Ирода, и отношения в Палестине, таким образом, были вновь упорядочены.
Императору предстояла в данном случае нелегкая задача. Три сына Ирода – Архелай, Антоний и Филипп – предъявляли права на наследство; при этом Архелай и Антоний выступали соперниками, из которых каждый имел притязание на царский титул. Оба они были дети самаритянки Малтаки. Архелай был старше, Антоний – более ловкий, вначале был любимцем отца. Незадолго до смерти Ирода казалось, что Антоний сделается главным наследником, и только в последний момент завещание было снова изменено в пользу Архелая. Квестор Сабин выступил даже письменно в пользу Антония против Архелая; но и на этот раз, точно так же, как и во времена Помпея, появились совершенно иные желания. Ортодоксальная партия желала иметь царем только какого-либо потомка Давида: от язычески настроенного, дружественного римлянам Ирода, его неуважения к Законам и его жестокого гнета терпели достаточно; нет, поэтому, никакого сомнения, что посольство пятидесяти избранных еврейских мужей в Рим – между прочим, по побуждению Вара, который не мог не видеть повсюду недовольства правлением Ирода – вполне соответствовало желанию большой части населения; это посольство должно было просить для своего народа свободных законов, разумеется, под верховной властью Рима; но оно ничего не добилось по многим причинам. Еврейские законы, свободы которых просили эти представители народа, были совершенно противны римлянам, которые желали и в Палестине побороть варва