писатель, предпринявший попытку сделать Моисеев Закон понятным и доступным, в общем и в частностях, своим александрийским согражданам, получившим греческое образование. Этой цели служат его главные работы, катехизис в вопросах и ответах, обширное распадающееся на многие отдельные трактаты толкование первой книги Моисея, наконец, большое толкование Закона, также распадающееся на ряд отдельных сочинений. Сюда принадлежит также биография Моисея. Что касается исторических сочинений Филона, которые все находятся в связи между собою, но происхождение которых вряд ли относится к одному и тому же времени. Мы уже обращали внимание на то, что и они также имели поучительную цель. От всех этих сочинений значительно отличается философский трактат на тему о том, что каждый праведный человек обладает свободой воли. Это сочинение не находится в связи ни с каким местом Библии, ни с определенным событием из истории Иудейства. Поэтому и по другим основаниям относительно подлинности этого сочинения были высказаны сомнения. Чтобы понять своеобразность Филона, будет, быть может, вернее, исходить из его исторических, чем из его экзегетических сочинений. Из этих исторических сочинений сохранились только два: «книга о Флакке»[14] и «о посольстве к Гаю». Содержанием оба эти сочинения соприкасаются очень часто, так как именно вследствие притеснений Флакка александрийцы отправили посольство к Гаю. Но уже сопоставление обоих описаний одних и тех же событий указывает на то, что достоверность описаний не стояла для Филона на первом плане. В начале книги о Флакке описываются его различные заслуги во время его управления при Тиверии. При этом, однако, он замечает: «тиран от природы, не облеченный властью, старается коварством достигнуть своих преступных целей». После восхваления прошлого Флакка, Филон объясняет эту похвалу человеку, который позже заслужил только порицание следующим образом: «можно простить того, который ошибался, не зная лучшего, но кто ошибался сознательно, не заслуживает никакого извинения; он уже заранее осужден судом своей совести». В этом изречении перед нами ясно выступает еврей-эллинист. Разли чение умышленного и неумышленного греха находится в Ветхом Завeтe, ссылка же на совесть чисто греческая. Очень подробно описана перемена, происшедшая во Флакке со времени вступления на трон Калигулы. Автор исследует причины, вследствие которых Флакк с этих пор менее заботливо занимался делами и показывает, почему эта небрежность все более усиливалась. Вследствие этой небрежности Флакк попадает совершенно во власть дурных советников: «правитель становится подданным, подданные – правителями, внушают вредные взгляды и делают все для немедленного же осуществления этих взглядов в жизни». Таким образом, они же поощряют его к преследованию евреев: «мы должны себе найти более могущественного защитника (параклета), который должен благоприятно настроить Гая. Этот защитник – город александ рийцев, который с древних времен был чтим всем Императорским домом, в особенности же теперешним его главою. Он выступит за тебя, если ты сделаешь ему приятное. Большую же радость ты не можешь ему доставить, как изгнав евреев». Ночью Ирод Агриппа приезжает в Александрию, но, тем не менее, это становится известным: «Египтяне по природе болтливы и считают чужое счастье своим несчастием». Далee описывается, как зависть Флакка была возбуждаема его злыми советниками: так, он допустил осмеяние в гимназии. Относительно ленивой черни автор говорит: «Они тяжелы на подъем, когда нужно творить добро, когда нужно творить зло, они очень ловки и понятливы». Вина Флакка вытекает из его бездеятельности. «Он делал вид, что не видит того, что видел, и не слышит того, что слышал». К этому присоединилось требование черни, «привыкшей производить всегда беспорядок и путаницу вследствие своей сварливости, распутства и обычной лени», чтобы в молитвенных местах евреев были воздвигнуты статуи императора. Это желание было исполнено. А между тем, тогда жил в Египте миллион евреев, и известие об этом святотатстве должно было вскоре распространиться по всему миру. «Многочисленный еврейский народ населяет не одну страну, и мы встречаем их на всех почти наиболее богатых островах и материках Европы и Азии. Родным городом они считают Священный город, в котором стоит святой храм великого Бога; но своим отечеством они считают всегда то место, в котором с незапамятных времен они родились и выросли». Затем подробно излагаются причины возбуждения евреев и мотивы их противников. Флакк подрывает не только религию, но и гражданскую равноправность евреев. Несколько дней спустя был издан приказ ограничить небольшим городским участком право жительства чужеземцев и пришельцев, занимавших две пятых Александрии и живших также и в других частях города. С изгнанием евреев из их жилищ естественно был сопряжен и всеобщий грабеж их имущества. К этому присоединилось избиение всех евреев, которые решались показываться публично. Описание различных видов избиения евреев занимает в сочинении Филона очень много места, в особенности описание бичевания тридцати восьми старейшин еврейской общины, которое Флакк приказал устроить в театре, как зрелище для александрийцев. К этому присоединяется описание домового обыска, предпринятого при посредстве войска у всех евреев, как будто с целью отыскания оружия, на самом же деле – для грабежа. При этом рассчитывали будто бы более всего поживиться женщинами. Затем описывается, как Флакк оставил не отосланной направленную через него императору жалобу евреев. «Но, по-видимому, Господь, принимающий близко к сердцу человеческие дела, обратил в ничто его льстивые и обманчиво гладкие речи и замыслы его коварного сердца, которыми он хотел поразить нас. Господь сжалился над нами и скоро дал нам возможность осуществить наше желание». Агриппа способствовал передаче жалобы, и жаловался при этом на Флакка, «затем против него выступила справедливость – защитница и покровительница всех угнетенных и мстительница за безбожные дела». При Тиверии некоторые наместники были осуждены справедливыми судьями по истечении срока их полномочий; с Флакком же дело обстояло иначе: схваченный во время пира, он был увезен в Рим. Филон описывает, как известие об этом проникло в еврейские жилища, обитатели которых тогда должны были праздновать праздник Кущей, но по причине всеобщего бедствия не праздновали. Когда они убедились в истине известия, они простерли, молясь, руки к небу и воспели хвалебную песнь Богу, который управляет человеческими делами: «мы не радуемся, о Господи, наказанию врага, так как мы воспитаны святым Законом в милосердии, но мы благодарим Тебя по справедливости за то, что ты оказал нам милость и милосердие, и освободил от постоянных одно за другим следовавших мучительств». Филон приводит при этом еще другую более длинную благодарственную молитву евреев. Затем он рассказывает, как два прежних советников Флакка, Лампон и Исидор, должны были обжаловать его в Риме, чтобы придать его осуждению вид справедливости. Очень основательно и подробно рисуется испорченный характер этих двух людей, затем следует описание окончательного наказания Флакка. Он лишается всего своего состояния, которое он с такой любовью употреблял на покупку художественных произведений и прекрасной домашней обстановки. Все это поступает теперь в собственность императора. Сам он ссылается на остров Андрос на Эгейском море. Подробно описывается путешествие туда и в особенности подавленное состояние духа Флакка во время этого путешествия и после него; в прочувствованной патетической речи приветствует он остров Андрос; здесь его покидают его спутники. Свое горе он изливает во многих длинных речах; затем следует подробнейшее описание его одиночества, его душевного страха, его безутешности, напоминающей Тристии Овидия, и, наконец, описывается смерть Флакка, причем автор опять начинает верным указанием одной характерной черты императора Гая: «Гай по природе был кровожаден и ненасытен в назначаемых им наказаниях, он не оставлял, подобно некоторым другим, людей раз им наказанных в покое, но, пылая злобой до бесконечности, он наносил им тяжкие удары один за другим». Филон не переходит при этом непосредственно к указанию на смертный приговор Флакку, но перечисляет до того все отдельные мотивы, которые в совокупности легли в основу смертного приговора. Когда подосланные убийцы встретили его, он бежит от них, ибо «полна предчувствия душа каждого, особенно же несчастного». Но, будучи поселен на острове, он должен был или попасть в руки врагов, или же броситься в море. С глубокомыслием, достойным лучшей участи, Филон объясняет, что смерть в воде для человека, как для существа, обитающего на земле, представляется чем-то противоестественным. С мучительными подробностями описывается самоубийство. У Флакка отрывали член за членом, точно так, как он делал это с иудеями, которые были им замучены в Александрии. «Страдания, которые перенес Флакк, представляют собой самое верное доказательство того, что еврейский народ не лишен помощи Бога», – заканчивает Филон свое сочинение.
Совершенно та же литературная манера проявляется и в «Послании к Гаю», на котором мы считаем лишним поэтому останавливаться подробнее. Чисто исторический интерес к описываемым событиям стушевывается перед поучительной целью произведения, производящего вследствие этого впечатление односторонне партийного. Это заметно и в том, что вся вина приписывается Калигуле, Флакку и египтянам, между тем как бытовая сторона отношений евреев к Александрийской черни оставляется без рассмотрения, и в том предпочтении, которое в книге оказано Ироду Агриппе, предпочтении, объяснимом только партийными соображениями. О том, как Александрийская чернь дошла до публичного поругания царя, мы при всей точности Филона в мотивировании рассказываемых им событий, не узнаем ничего, только потому, что он умышленно не хочет касаться прошлого царя; мы не узнаем также ничего из книги против Флакка об отправленных в Рим двух посольствах. Слишком явны, наоборот, те мотивы, по которым Филон выдвигает обстоятельства иного рода. С особенною любовью он останавливается на описании покровительства, оказываемом Богом Израилю и, собственно говоря, развитию этой мысли посвящено, как и разбираемое сочинение, так и книга «О послании к Гаю». Удивительно, как некоторые критики считали эту мысль чуждой Филону. Везде в названных двух мнимо исторических сочинениях проповедуется, с одной стороны, величие, образованность, святость и истинная религиозность израильского народа, а с другой стороны – покровительство Бога Израилю. В этом проявляется иудейство Филона; но в этом и корень того, что его философские воззрения проявляются не в умозрительных метафизических изысканиях, а, прежде всего, в рассуждениях чисто психологического характера. Ибо твердая еврейская вера Филона, допуская в известных пределах принятие тех или иных воззрений греческих философов, связывала его в этой области, и его метафизика лишена характера самостоятельного исследования. Свое усердие и любовь он перенес на описание явлений духовной жизни, и его можно назвать одним из величайших психологов Древности. Для доказательства этого положения обратимся к экзегетическим соч