Падение иудейского государства. Эпоха Второго Храма от III века до н. э. до первой Иудейской войны — страница 67 из 85

ригинал; он был гражданин мира, везде он чувствовал себя, как в отечестве, в общении со святыми ангелами и звездами он изучал законы природы, к полному удовольствию Отца, который признавал его господство над тварями, что, между прочим, выразилось и в предоставлении ему Богом права дать этим тварям названия. Это блаженное состояние прекратилось, по Филону, благодаря женщине и любви к ней, так как телесная страсть есть начало несправедливости и беззакония. Подобно тому, как в комментариях к книге Бытия, Филон и здесь аллегоризирует рай и его деревья; змей есть страсть, которая приближает к земле и питается земным. Очень тонко объясняет он, как женщина (чувство) вводит в грех мужчину (разум), так как без чувственного восприятия страсть не может действовать на рассудок. В связи с таким пониманием грехопадения стоит и то, что Филон, согласно Библии, видел наказание за грехопадение в родовых муках, воспитании, зависимости женщины от мужчины, в тяжелых заботах мужчины о прокормлении семьи. Филон обращает при этом внимание на то, что Бог, преисполненный доброты по своему существу, не желал уничтожить человека совершенно, но связал лишь для него добывание хлеба насущного с большими трудностями для того, чтобы человек не забыл Его в праздности и в пресыщении. В заключение Филон из всего своего толкования Моисеевой истории мироздания выводит пять следующих важных положений: 1) Бог существует, 2) Бог Един, 3) мир создан, 4) созданный мир един, 5) Бог заботится о мире.

Нельзя сказать, чтобы здесь было обойдено молчанием особенное отношение Бога к Израилю, так как история сотворения мира не дает никакого повода к рассуждению об этом, но все-таки любопытно, что Филон о том, кто никогда не упускает из виду этих пяти положений, говорит: он будет жить благословенною и счастливою жизнью, определяемой догматами благочестия и уважения к Божеству.

Значение этого сочинения Филона может быть понято лишь тогда, если мы примем во внимание, с одной стороны, его полную зависимость от греческой философии, а с другой стороны, то обстоятельство, что такое понимание истории сотворения мира оставалось руководящим для всех христианских богословов первых четырех веков нашей эры, а, таким образом, и для всей церковной истории. Понятие о греховности всякой страсти, в особенности же греховности брачной жизни, соответствует вполне высокому почитанию католиками монашества, безбрачия и отречения от мира вообще; в близкой связи с этими идеями находится и превознесение Филоном созерцательной жизни, которое философию считает высшим благом. Сопоставлением этого сочинения Филона с разобранными раньше, нетрудно доказать, что Филон сам имел иногда более здравые взгляды на чувственную жизнь человека.

К этому сочинению о Моисеевом учении, о сотворении мира примыкают жизнеописания Авраама и Иосифа. Их значение Филон сам же разъясняет в сочинении об еврейском законодательстве. Эти мужи представляют типы истинного благочестия. Данные законы служат только воспоминаниям о жизни этих древних праотцев, передавая их дела и речи. Таких типов дважды три: сперва Енос, Енох и Ной, затем Авраам, Исаак и Иаков. Из первых трех Енос олицетворяет надежду – он надеялся на Бога, и поэтому им начинается исчисление людей. Енох – эмблема раскаяния, потому что Бог вырвал его из греховности и направил к добродетели. То, что его после этого не видели больше, имеет свое основание в том, что мудрец избегает площадного шума, театра, судебных заседаний, вообще публичности, не из ненависти к людям, а из боязни зла, и предпочитает поэтому удаляться с хорошими книгами из города в уединение сельского жилища. Здесь мы имеем таким образом прямое указание на отшельничество, т. е. монашество. Менее интересны размышления Филона о справедливом Ное.

Выселение Авраама из его отечества Халдеи, – это переход его от прежнего халдейского поклонения небесным светилам к вере в истинного Бога. Как страсть египетского царя к Саре была наказана телесною болезнью фараона, так стремление грешника к добродетели составляет источник душевных мучений, ибо, встречаясь в одной душе, зло и добро влекут за собой непримиримый разлад и борьбу. Известное угощение Авраамом трех гостей имеет глубокий смысл: когда Бог ярко, подобно солнцу в полдень, освещает душу и когда душа эта всецело проникнута сознанием своей сверхчувственности, тогда имеет она троякое представление о своей единой сущности: Предвечный является тогда также и Благодетелем, и Властителем.

Один из пяти городов, оставшийся в целости при разрушении Содома, олицетворяет чувство зрения, которое путем наблюдения над небом побуждает людей к философскому мышлению, тогда как остальные четыре чувства делают его рабом плоти и плотских страстей.

Жертвоприношение Исаака означает, что мудрец, как того требует долг, приносит в жертву Богу свою радость, ибо Ему одному она подобает; «Отец не дает, однако, человеческому роду погрузиться в страдание, но примешивает к последнему и счастье; мало того, он желает, чтобы душа мудреца большую часть жизни наслаждалась созерцанием мира». Совершенно отклоняется языческое представление о зависти Бога. Разлука Авраама с Лотом есть разлука мудрого с земным чувством; борьба Авраама с пятью царями, подчиненными четырем другим, есть борьба мудреца против пяти чувств, служащих четырем страстям (страсть, желание, страх, скорбь).

Нельзя обойти молчанием и того, что Филон останавливает внимание не только на аллегорическом, но и на буквальном смысле слов всех этих рассказов. Особенно прославляет он мудрую умеренность Авраама в печали при смерти Сары: он был научен мудростью не считать смерть концом жизни, но лишь отделением ее от тела, так как она (жизнь) возвращается к первоисточнику своему Богу. Но больше всего Филон прославляет в Аврааме ее твердую надежду на Бога. В подробном рассуждении доказывает Филон недостаточность всех земных усилий и называет поэтому надежду на Бога царицей добродетелей, и говорит о ней: «Единственно неизменное и верное благо есть надежда на Бога; она есть утешение в жизни, она наполняет жизнь благородными надеждами, она освобождает от зла, она есть источник добра, избавление от страдания, признак благочестия, гарантия истинного блаженства, она ведет за собою всестороннее совершенствование души, находящейся в зависимости от основной причины, которая все может, но желает только наилучшего».

Примыкавшие к жизнеописанию Авраама жизнеописания Исаака и Иакова не дошли до нас. Если Филон показал в них образцы жизни, протекавшей согласно Божественному закону, то в жизнеописании Иосифа он дал образец политика. Политика же есть только придаток к богоугодной жизни, как и специальные законы, являются лишь дополнением к Божественному закону; на это указывает уже само имя Иосифа (прибавление). Пестрое одеяние Иосифа указывает на многосторонность политика, который, легко терзаемый диким зверем честолюбия, продается многоголовой толпе. Жизнь в качестве пастуха и домоправителя у Патифара подготовила Иосифа к его политическому призванию; последнему способствовала также и его воздержанность. Патифар есть народ, которому должен служить политик, жена Патифара есть благоволение народа, о котором он не должен просить. Тюрьму он превращает в исправительное заведение, причем наставляет заключенных словами и догматами философии, а главным образом примером своих деяний. Каждый мудрец, подобно Иосифу, должен быть снотолкователем, способным понимать сон этой жизни. Вся дальнейшая история в существенных чертах своих рассказывается прямо по Библии. Автор особенное внимание обращает на то, что Иосиф при трапезе братьев заставил соблюдать еврейские обрядности, но устроил это пиршество скромно, чтобы не показаться расточительным во время голода, и чтобы не подумали, что он обогатился насчет денег, доверенных ему царем. Аллегорическое толкование Библии отступает здесь, следовательно, совершенно на задний план.

Лишь после всех этих вступительных исследований Филон приступает к настоящему предмету своего повествования, – закону Моисея. Здесь он рассматривает сначала десять заповедей, согласно которым он подразделяет отдельные законодательства на категории. Много места уделено известным предварительным вопросам, как, например: почему закон был дан в пустыне, какие разнообразные преимущества имеет число десять, как мог говорить бестелесный Бог, почему заповедь и запрещение обращены были к одному лицу. Затем заповеди, соответственно двум таблицам, разделяются на две части по пяти, так что заповедь о любви к родителям является последнею в первой таблице. При объяснении первой заповеди разъясняется бессмысленность идолопоклонства. По отношению к времени происхождения всего видимого говорится: возникновение есть начало разрушения, если даже заботами Создателя и дарована бессмертная жизнь; было время, когда этого бессмертия не существовало. Но обозначать Бога, как нечто такое, чего раньше не было и что существует лишь с известного момента, а не берет свое начало в вечности, неправильно. Общеизвестно, что эти мысли, и именно в такой формулировке, в четвертом столетии способствовали победе христианства в том виде, как его проповедовал Афанасий. При объяснении третьей заповеди, запрещающей употреблять имя Божье всуе, Филон говорит: «Лучше и полезнее всего и наиболее подобающим разумной природе было бы не клясться вовсе, т. е. так приучить каждого говорить истину, чтобы всякое слово могло быть принято за клятву». Суббота должна быть посвящена размышлению о природе и самопознанию. Естественно, что Филон не может без хвалебных речей пройти мимо числа семь. В любви к родителям люди должны подражать аистам, которые заботятся о своих стариках. Здесь мы встречаем выражение, замечательное уже, как параллель по отношению к Новому Завету: невозможно, говорит автор, чтобы те же люди набожно служили невидимому, которые неверны по отношению к видимым и близко к ним стоящим людям. При запрещении воровства Филон говорит о властолюбивых натурах, которые, под видом чиновничества или военной службы, в действительности скрывают свои грабежи. Уже в начале этого трактата Филон говорит, что десять заповедей происходят от Бога, отдельные же законы даны Моисеем. То же повторяет он и в заключение, добавляя к этому, что Господь, как источник добра, не связал с данными им законами никаких наказаний. Разъяснению отдельных законов Филон предпосылает краткое рассуждение об обрезании, в котором сообщает целый ряд собранных им доводов в пользу этого обряда; к этим доводам он присоединяет и свои собственные: заботы о здоровье, чистоте, затем о правильном функционировании полового органа. Наконец, ряд символических доводов заставляет его рекомендовать этот принятый и египтянами обряд. Затем он переходит к законам, целью которых было охранять поклонение Единому Богу. При запрещении поклонения звёздам, он доказывает, что в мире должен господствовать высший разум, как и в отдельном человеке разум стоит выше всех других духовных и телесных сил; мы видим, следовательно, здесь философию стоиков. При запрещении золотых и серебряных идолов Филон говорит против корыстолюбия; далее он изображает, однако, еще некоторые соблазны к отпадению от истинного Бога, которые заключались для евреев в тогдашней языческой пластике, живопис