рвосвященника такие невольные убийцы пользуются амнистией. Равным образом отнюдь не разрешено убийство раба; лишь в том случае, если таковое произошло без заранее обдуманного намерения, наказание полагается менее суровое, чем смерть. Преступления, совершенные рабами и влекущие за собою смертную казнь, разбираются судами.
Вола, забодавшего человека, следует побить камнями, так как его уже более нельзя ни принести в жертву, ни употреблять на что бы то ни было. Тот хозяин, который не привязал животного, так что оно могло забодать человека, теряет его и подлежит, кроме того, еще определяемому судом наказанию.
Наказанию также подлежит и всякий, кто недостаточно тщательно прикроет ямы в земле или земляные жилища, так что кто-нибудь может упасть в них и убиться насмерть.
Убийца не может деньгами или добровольным изгнанием искупить своей вины и откупиться от смертной казни. Его следует пригвоздить к кресту, но его труп должен быть снят и погребен до заката солнца. Закон запрещает убивать детей вместо родителей, или, наоборот, каждый подвергается лишь наказанию за собственную свою вину. Очень подробно объясняет Филон постановление, в силу которого женщине следует отрубить руку за неприличный жест. Во всех случаях Закон требует наказания именно в той области и по тому предмету, которые служили предметом преступления, так, например, денежная пеня полагается за нарушение права собственности, смертная казнь – за убийство, и т. п. Если кто-либо выбил рабу око или зуб, то он должен даровать рабу свободу, ибо око и зуб являются необходимыми средствами для наслаждения жизнью. Поэтому-то кредитор и не смеет отнять у должника жернова, дабы последний мог себе приготовлять самую необходимую пищу. Для того, чтобы глубже запечатлеть запрещение убивать, постановлено, что прикосновение к трупу оскверняет человека. Даже более: все, что попадает в дом, где лежит покойник, тем самым оскверняется и должно подвергнуться самому тщательному омовению для своей очистки.
Восьмая заповедь посвящена Филоном вопросу о воровстве. Кто крадет публично и употребляет при этом насилие, тот считается общим врагом. Вор обязан вдвойне возместить украденное. В случае неуплаты, он сам подвергается продаже (в рабство). В виду постановлений, касающихся Субботнего года, это наказание не представляется чересчур тяжким. Лиц, грабящих со взломом, позволено убивать на месте преступления, если они застигнуты ночью, до восхода солнца; если же они пойманы днем, то о них следует доносить суду. За похищение овцы или коровы похититель платит более чем вдвое, а именно: при похищении овцы в четыре раза, а при похищении коровы в пять раз дороже стоимости похищенного животного. Лиц, занимающихся поимкою людей для продажи их в рабство, безусловно, подвергают смертной казни, если они торгуют израильтянами; в том же случае, если они продают в рабство иноземцев, суд постановляет им наказание по своему усмотрению. Если пастух допускает совершение потравы, то он обязан только возместить владельцу убытки, потому что в этих случаях не всегда возможно доказать злой умысел со стороны его. Равным образом возмещаются и убытки, причиненные пожаром, который возник от неосторожного обращения с огнем. Наконец, Филон упоминает еще ряд постановлений относительно продажи имущества, отданного на сохранение без расписки.
По поводу Девятой заповеди, направленной против ложного свидетельствования, Филон сперва упоминает о чисто этическом постановлении не одобрять всего несправедливого, потому что такое одобрение является поводом всякого ложного свидетельствования. Эта же заповедь, по его мнению, направлена также против всех гадальщиков по полету птиц и всех толкователей знамений, которые побуждают само Божество лживым образом подтверждать то или другое. Далее Филон приводит законоположение, в силу которого один свидетель в суде является недостаточным. Затем он переходит к требованиям, долженствующим быть предъявленным судье, требуя от последнего разумения, справедливости и мужества. По закону, судья не должен обращать внимание на сплетню. При этом Филон замечает: «Так же и некоторые из греческих законодателей, видимо, постановили не принимать во внимание молвы: это они заимствовали из священнейших скрижалей Моисеевых». Значит, и Филон бесстрашно выступает сторонником этого нам уже знакомого по другим более ранним иудейским эллинистам взгляда. Далее, судья никоим образом не должен принимать подарки. Так же и за вполне справедливое судебное решение нельзя платить, дабы судья не приучился к любостяжанию, и выигравшая сторона впоследствии не потерпела убытков. Наконец, судья обязан принимать во внимание случаи, а не личности, и не забывать того, что ему поручено такое дело, как суд, т. е. дело Божье. В виду этого в некотором, впрочем, лишь чисто внешнем разногласии с прочими требованиями милосердия со стороны Закона, постановлено не допускать на суде чувства сострадания к бедным.
Десятая заповедь трактует о скверных вожделениях, самой ужаснейшей из всех страстей. Как обуздывать похоть, это Закон подробно поясняет на примере, давая весьма точные постановления, относительно пищи человека. Нельзя ничего отведывать, пока первенцы не будут выделены для жертвоприношений и священнослужителей. Именно наиболее сочная и жирная пища, каковою является свинина или не имеющая чешую рыба, запрещена для употребления в пищу, дабы развить здоровую в людях воздержность. Равным образом не следует есть мяса диких зверей, питающихся животными, потому что то не подобает мягкости человека. Съедобными, т. е. ритуально чистыми являются, по Закону, из четвероногих лишь двукопытные жвачные, из которых перечисляются десять, «ибо Моисей всегда ревностно относился к учению о числах, отлично сознавая, что именно это учение имеет наибольшее значение между всем существующим». Из животных, обитающих в воде, ритуально чистыми можно признавать лишь тех, кои снабжены плавниками и чешуею. Все, что ползает на животе или относится к разряду насекомых, исключая, впрочем, всех скакунов, например, саранчи, нечисто. Из птиц дозволено употреблять в пищу только тех, которые не питаются мясом, не выделяют из себя яда и которые миролюбивого нрава. Не позволено употреблять в пищу также павших или затравленных животных. Здесь Филон предлагает меру, которая понравится, вероятно, всем любителям охоты. Так как охота может казаться благочестивому человеку подготовительной школой к войне, то пусть он представляет добычу своим псам, которые были ему верными слугами во время охоты.
Запрещено, далее, употребление в пищу крови и жира, ибо в крови животного заключается его душа, а все жирное побуждает человека к роскоши. Поэтому-то во время всякого жертвоприношения обе эти части отдаются целиком: кровь проливается, а жир сжигается. В заключение Филон здесь приводит серьезный пример, долженствующий служить предостережением, а именно рассказ о том, как погибли в пустыне израильтяне от чрезмерного употребления в пищу перепелок, которых Господь послал им в наказание за их ропот. Кроме того, он еще раз поясняет слова: «не желай» текстом: «Не всякому дозволено делать все то, что ему нравится». Этим заканчивается рассмотрение составных частей Законодательства, поскольку Филон распределил их по отдельным заповедям декалога. Однако Филон разобрал далеко не все еще Законы. Он старается достигнуть этой цели, присоединяя к сказанному еще четыре точно установленных добродетели (справедливость, мужество, человеколюбие, покаяние) и троякого рода воздействия Закона (награды и наказания; проклятия).
В трактате о справедливости Филон первоначально указывает на свои пояснения Девятой заповеди. Затем он дает толкование предписания влагать право в сердце, привязать его в виде символа к руке и иметь его перед глазами. Должно учить праву своих родственников и друзей, всю молодежь, дома и в пути, при отходе ко сну и при вставании. Дабы оно глубоко запечатлелось в памяти людей, его следует писать впереди на дверном косяке каждого дома и на воротах города. К этому праву и закону нельзя ничего прибавлять, равно как нельзя ничего и отнимать у них. Преувеличенная смелость является сумасбродством, недостаточная же смелость – трусостью. Если, далее, предписано не изменять границ ближнего своего, которые поставлены предками, то это относится не только к земельной собственности и полям, но также и к сохранению старинных установлений и обычаев. Филон при этом случае предостерегает от того, чтобы не относиться презрительно к стародавним обычаям, поскольку традиция в этом смысле не сохранилась в письменном виде. Кто держится устного предания, тот являет пример свободного самостоятельного благочестия и достоин всякой похвалы. По схеме палестинских партий Филона следует, поэтому, безусловно, признать фарисеем, как вообще эллинистское иудейство находится в гораздо более тесном родстве с учением фарисейским, чем с учением саддукейским.
Индивидуалистическая окраска благочестия, вера в загробную жизнь каждого отдельного лица, требование реформ в недрах иудейства, равно как вера в духов, общие и для эллинистов и фарисеев в противоположность доктрине саддукеев.
Филон отвергает назначение высших должностных лиц путем жребия: закон требует свободного, общего избрания. Выбор этот может падать исключительно на туземца, а отнюдь не на иностранца; избранный должен немедленно приступить к собственноручному изготовлению копии закона, для ежедневного перечитывания его и для руководства им. Такому властителю предсказывается продолжительное властвование, но Филон понимает это не в смысле продолжительности по годам, а в смысле бессмертия его деяний. По примеру Моисея, назначившего себе, по совету тестя своего Иофора, подведомственных ему чиновников, и царь должен поступать также. Сам же он обязан оставить за собою, как главнейшую заботу, призор чужестранцев, вдов и сирот. Он должен быть среди своего народа без коварства и не должен признаваться в своем неведении, если чего-нибудь не знает.
От этих для тогдашнего иудейского народа лишь теоретически интересных постановлений (замечательно, что они не вызывают в Филоне никаких мессианических надежд), он переходит к требованию правильного веса и всяких мер, к требованию правильной выплаты оплаты рабочему, затем говорит о повелениях не ругать глухого и не полагать камня на пути слепого. И здесь нормирующею точкою отправления является требование, чтобы каждый пользовался своим правом. К этому он присовокупляет запрещение запрягать вместе разнородных животных и разводить ублюдков от смешения их, сажать вместе различные растения (при этом он, очевидно, думал, лишь о плодовых деревьях, посаженных на ниве, тогда как впоследствии к этому примкнуло много разных отдельных постановлений), наконец, носить сотканную из различных волокон (шерсти и льна) одежду. По поводу последнего запрещения он особенно напирает на незначительную прочность таких смешанных материй. Наконец, он приводит ряд постановлений относительно войны в случае восстания против иудейского правительства. Так, например, по его требованию нельзя рубить плодовые деревья даже в стране неприятельской. Очень мало точек соприкосновения с библейскими данными представляет рассуждение Филона о мужестве. Здесь он совершенно стоит