ь оно человеком или целым народом».
Из предназначенных безбожникам наказаний особенно подробно отмечаются нужда, рабство, болезни и душевные страдания.
Заключением всего сочинения является в своем роде грандиозное описание будущего. Земля, истощенная постоянным не соблюдением правил о годах отдыха, в конце концов стряхнет с себя бремя безбожного своего населения, но и тогда, как любящая мать, станет оплакивать гибель своих детей и воспроизведет новый святой род человеческий. Или же все удрученные врагами освободятся в один прекрасный день, именно в день своего покаяния; руководимые Богом, они стекутся толпою со всех сторон к одному указанному Предвечным месту, ибо у них будет три великих заступника (параклита) перед Господом: Его доброта и мягкосердечие, святость праотцев народа (как видно, здесь Филон без сомнения вновь имеет в виду народ израильский) и собственное раскаяние. Из этого видно, что Филон совершенно устраняет прежде столь важную причину преимущества Израиля перед прочими народами, именно его своеобразное отношение к Предвечному. Тогда наступит пора прочного счастья для народа, а притеснители последнего будут страдать. Филон восстановляет картину Исайи о срубленном дереве, из ствола которого выходят новые побеги.
Из всего сказанного о Филоне вытекает, что он был не только самым прилежным, но и духовно наиболее выдающимся иудейско-эллинским писателем. Ему удалось в пределах возможного достигнуть намеченной им цели, а именно добиться соглашения между специфически иудейским и язычески-философским мировоззрением. Поэтому-то и христианская церковь, желавшая, происходя от иудейства, осилить язычество, должна была неизбежно всюду опираться на работу мысли Филона, и действительно, так и поступала. Главными средствами, которыми воспользовалась церковь для возведения здания своей древней догматики, являются метафизические основы сочинений Филона и его манера аллегорически толковать Ветхий Завет. Но и высокая оценка аскетизма и возникновение монашества, главным образом, объясняются из ревностного изучения творений Филона. Очень важно то, что Филон принадлежал не к одной определенной какой-нибудь греческой философской школе, а скорее усвоил себе общие результаты философской образованности, бывшие в то время общим достоянием всех образованных людей. Без сомнения, Платон и стоическая школа оказали на него наиболее глубокое влияние; воздействие же пифагорейского учения главным образом выражается в числовых фокусах, которые нас в настоящее время мало интересуют.
Весьма, впрочем, важно отметить, что Филон нигде не вдается в чисто метафизические рассуждения, как таковые. Особенно некоторые учения, иногда принимаемые за существенные характерные признаки его философского богословия, как, например, учение о логосе, отступают совершенно на задний план. И его оценка особенностей иудейского народа в общих чертах совершенно совпадает с таковою же оценкою его прочих иудейских современников. Израиль является народом Закона, и Господь Бог особенно милостиво печется об этом народе. Это рельефно выясняется из исторических сочинений Филона, главным образом, из его книги о посольстве к Гаю. Вся его манера напоминает иудейского книжника; оба главных его сочинения не что иное, как то, что в Палестине носило название Таргума и Мишны закона. Разница между его деятельностью и работой его палестинских сотоварищей состоит в том, что последние обращают главное внимание на применение Закона к отдельным случаям повседневной жизни, тогда как Филон старается истолковать этот Закон для общества, которое в сущности уже отсудилось от него. Навряд ли верно предположение, будто главные сочинения Филона написаны для образованных язычников; они предназначены главным образом для иудеев, которым надлежало исполнять этот закон и чтить его, живя среди язычески мыслящего общества.
4. Смерть Ирода Агриппы I
Когда Га й Цезарь (Калигула) пал 24 января 41 г. по Р. Х. от руки Кассия Хирея, Ирод Агриппа был как раз в Риме и не упустил случая выслужиться перед наследником престола, дядей Калигулы и племянником Тиверия. То был Тиверий Клавдий Нерон. Император Клавдий вознаградил его за это тем, что отдал Ироду в управление, сверх его тогдашних владений, еще Иудею и Самарию, равно как область Авилены и местность около Ливана. Таким образом, он соединил теперь под своею властью все владения своего деда, первого Ирода. Вместе с тем, Клавдий поручил брату и зятю Агриппы, Ироду, царство Халкидское. Дочь Агриппы, Вереника, бывшая замужем за этим Иродом халкидским, была некогда обручена с сыном алабарха Александра из Александрии, но жених ее умер до свадьбы. Сам алабарх Александр, брат Филона, томился при Гае в темнице. Ныне он, вероятно, вследствие просьбы Агриппы, был освобожден Клавдием. Впрочем, Клавдий вскоре увидел себя принужденным поставить границы мстительности александрийских иудеев, вновь теперь набравшихся смелости. Правда, он утвердил за ними дарованные им раньше права, но в то же самое время увещевал обе стороны успокоиться. Подобным образом он дал вообще всем иудеям в Империи религиозную свободу, утраченную ими при Гae, но, вместе с тем, весьма категорично потребовал от них не злоупотреблять никоим образом его добротою и не касаться верований других народов. В этом эдикте мы, следовательно, впервые встречаемся с официальной жалобой на иудейскую нетерпимость.
Тем временем Агриппа вернулся в Палестину, принес в Иерусалимском храме благодарственную жертву и повесил подаренную ему Гаем после смерти Тиверия золотую цепь в виде жертвенного дара над ящиком во внутреннем дворе. Будучи недоволен поставленным Вителлием первосвященником Теофилом, сыном Анны, он сперва назначил на этот пост Симона Каптеру, сына Боэта, вскоре затем Матфея, сына Анны, и, наконец, сына Каптеры, Элюнея. Когда молодежь эллинизированного приморского города Доры осмелилась поместить в тамошней синагоге статую императора, Агриппа очень удачно обратился к сирийскому легату Петронию с ходатайством оградить письменно утвержденные императором права своих единоплеменников. В Иерусалиме, где он жил охотнee всего, он воздвиг на казенные средства новые могучие стены, окончание которых, однако, было приостановлено императором по ходатайству нового сирийского легата Марса, преемника Петрония. По-видимому, этот Марс не особенно доверял Агриппе. Именно, когда он однажды прибыл в Тивериаду с визитом к Агриппе и последний выехал в сопровождении пяти, как раз в то время гостивших у него царей навстречу Марсу, на расстоянии более семи стадий (т. е. около полутора километров) Марс приказал пяти царям немедленно покинуть Палестину: то были владетели Коммагены, Емесы, Малой Армении, Понта и брат Агриппы, халкидский царь Ирод. Недовepиe Марса вызывалось как значительными связями Агриппы, так и влиянием и популярностью последнего в глазах народа. Дело в том, что Агриппа имел счастье происходить по своей бабке Мариамне не только из рода Ирода, но и из древнего рода правителей Асмонеев. Во времена Калигулы он удачно отстаивал интересы иудейства пред Императорским двором. Теперь он строго соблюдал предписания Закона и вел жизнь чистую, как левиты, и не проходило дня, чтобы он не велел приносить законную жертву, которую обязан был приносить царь. Таким образом, Агриппа расположил к себе руководителей народа, книжников, и им в угоду он иногда приказывал казнить еретика. В виду всего этого ему, так выражавшему свое раскаяние, охотно прощались всевозможные грехи юности. Правда, несмотря на все это, однажды некий столп иерусалимских книжников, по имени Симон, выразился, что царь вовсе не свят, и что ему следовало бы заградить доступ во внутренний двор храма. Царь услышал об этом и пригласил его к себе в Цезарею. Здесь он посадил его рядом с собою в театре и спросил его, что в представлении безбожного. Симон ничего не мог ответить на это и только просил даровать ему прощение, что и случилось на самом деле. Богато одарил Агриппа сирийский город Берит. Он воздвиг там театр, амфитеатр, бани и портики. При случае торжественного освящения амфитеатра он распорядился выпустить на бой 700 преступников, которые тут действительно все до единого и пали мертвыми. В 44 г. по Р. Х. он устроил в приморской Цезарее игры в честь императора. Утром второго дня он предстал в затканной серебром одежде, которая дивно сверкала на солнце. Но в то время как его приближенные выразили ему по поводу его одеяния высшую похвалу и превознесли как существо высшего, божественного порядка, царь внезапно заболел желудком, так что потребовалось отнести больного обратно во дворец, где он и умер по истечении пяти дней. Во время его болезни дворец окружала толпа мужчин, женщин и детей, которые, сообразно предписанию Закона, молились за спасение царя. Они предчувствовали, что вместе с ним окончательно погибала иудейская политическая самостоятельность.
Немедленно после его смерти отвратительным образом проявилось неудовольствие римского гарнизона и, быть может, также языческого населения Цезареи этим умершим благочестивым царем, дурное прошлое которого было всем в достаточной мере известно. Статуи обеих дочерей его[15] были вытащены в публичные дома и опозорены несказанным образом. Первоначально император собирался назначить преемником Агриппы его семнадцатилетнего сына, также носившего имя Агриппы; но всемогущие вольноотпущенники при дворе императора не допустили этого. Кроме того, император хотел перевести из Палестины в Понт гарнизон, который так жестоко провинился; но посольству от этих солдат удалось склонить его к тому, чтобы все оставить по-старому. Управление Палестиной он поручил прокуратору, на первых порах Куспию Фаду. Тут мы вступаем в последнюю стадию самостоятельной истории израильского народа. Однако раньше, чем окончательно оставить повествование о периоде потомков Ирода, нам следует еще точнее присмотреться к внутренней жизни иудейского народа в течение времени их правления. Это одна из наиважнейших эпох не только в израильской истории, но и в истории религий вообще.