помощи. Тогда они предложили выдать врагам все свое имущество, прося им оставить только жизнь. Три иудейских посланца торжественно поклялись исполнить этот договор; но не успели римляне выдать оружие, как люди Елеазара бросились на них и стали избивать их. Лишь, предводитель был пощажен, ибо он в смертельном страхе обещал даже принять обрезание. Поразительно то равнодушие, с которым прокуратор Гессий Флор взирал из Цезареи на смертный бой своих солдат.
Правда, теперь Флор имел дело уже с таким народным движением, которое являлось для него непреоборимым. Навряд ли он был в состоянии воспрепятствовать тому, что на его глазах языческое население Цезареи, узнав о происходившей в Иерусалиме борьбе, накинулось на всех евреев (невзирая на последнее выселение, в городе оставалось все еще более 20 000 иудеев) и окончательно перерезало их. Тогда борьба между иудеями и язычниками охватила всю страну. Разнузданными толпами бродили по Палестине банды еврейских разбойников, задавшихся целью очистить страну от языческого осквернения. Таким образом, сначала подверглись нападению и отчасти разграблению в восточной части Иордана города Филадельфия, Гезбон, Гераса и Пелла; из Герасы поэтому иудейскому населению пришлось бежать от ненависти язычников, не подвергшись, однако, предварительно никакому насилию; напротив, их даже проводили до границы. Когда иудейские банды направились к Скифополису (Вифсеан) на Иордане, тамошние иудеи должны были по необходимости сражаться с наступающими единоверцами. Несмотря на это, их впоследствии заманили в находившуюся вблизи города священную рощу и подвергли там ночью, в количестве более 13 000 человек, избиению. Из Тивериады Иуст, сын Писта, который впоследствии стал известным историком, повел толпу на Гадару и Гиппос. Вся область Гауланитская была опустошена, а из городов северо-западной Палестины пострадали Кадес, Птолемаида (Акко), Газа и Цезарея Неронианская. Равным образом была взята приступом Севаста (Самария). Такая же судьба постигла на юге Аскалон, Газу и Анфедон. Из числа всех этих городов, во всяком случае, Гадара и Гиппос, Птолемаида и Аскалон возбудили перед тем гнев бунтовщиков предшествовавшими еврейскими погромами. Срытие же крепости Кипра вблизи Иерихона и вытеснение римского гарнизона из Махера явились мерою предосторожности, связанною с близким началом войны.
Разумеется, происшествия в Палестине не преминули отразиться на положении дел в Египте. В Александрии иудеи осмелились явиться в народное совещание по поводу отправки какого-то посольства к императору Нерону. Немедленно в них усмотрели шпионов, накинулись на них, связали и утащили троих из них, чтобы заживо сжечь; остальные пытались бежать, но были перебиты. Все это подало повод к столь опасному бунту иудеев, что в помощь находившимся в Александрии двум римским легионам было вызвано еще 5000 войска из других местностей. Египетским наместником был тогда тот самый Тиверий Александр, с которым мы уже успели познакомиться, как с преемником Куспия Фада в Палестине и иудейским вероотступником. Значительное численное превосходство римских войск подавило восстание александрийских иудеев.
Тем временем Цестий Галл собрал войско приблизительно в 12 000 человек, составившихся из 12 000 вспомогательных войск мелких соседних князей и из римских легионеров. Подобно многим другим военачальникам до него, он стал лагерем перед Птолемаидой раньше, чем вторгнуться в собственно Иудейскую область. Лишь небольшой городок Завулон подвергся ограблению; он находился на границе Птолемаидской области и был покинут жителями. Из Птолемаиды Цестий в сопровождении Агриппы II поехал в Цезарею, без сомнения, чтобы там объясниться с Гессием Флором. Его вой ско тем временем заняло Яффу, убило там 8400 человек и сожгло большую часть города. Цестий позволил предать грабежу также окрестности Цезареи. Своего помощника по командованию войсками, Галла, он послал в Галилею, где тому немедленно открыл ворота город Сепфорис, и где только пришлось перебить толпу повстанцев, что и было исполнено. После этого Цестий двинулся со всем войском по пути из Цезареи через Антипатриду и Лидду к Иерусалиму. Как в Антипатриде, так и в Лидде солдаты страшно свирепствовали, все предавая огню и мечу. Вблизи Гибеона Цестий еще раз разбил свой лагерь. Тогда собравшиеся в Иерусалиме иудеи забыли о празднике Кущей и о субботе, напали на римское войско и оттеснили его к Вефорону. Тут перед всеми отличился сын Пора, Симон, с толпою своих людей преследовавший римлян дольше других и, наконец, вернувшийся в Иерусалим со множеством отбитого у римлян вьючного скота. После этого иудеи быстро заняли горные ущелья вблизи Иерусалима. Но тут вновь обнаружилось разногласие в иудейском войске. Агриппа послал в Иерусалим герольдами двух мужей, которые должны были предложить бунтовщикам мир и прощение, если они сложат оружие. Один из этих посланцев был убит, другой спасся, но был ранен. Одна часть населения, видимо, готова была склониться на мирные переговоры, но была отогнана бунтовщиками в город, причем подверглась избиению камнями и дубинами. Тогда Цестий приступил к штурму города. Он настолько оттеснил иудеев, что мог расположиться лагерем в расстоянии несколько более километра от Иерусалима. Затем он прождал еще три дня. На четвертый он внезапно двинулся вперед и быстрым движением занял нижнюю часть города (на севере). Все то, что было занято, истреблялось огнем. Римляне расположились под царским дворцом. Внутри города происходила ожесточенная борьба. Один из предводителей народа, советовавший заключить мир, был сброшен со стены. После ряда попыток взять город с другой стороны, Цестий, подобно тому, как некогда поступил Помпей, попал на северную сторону храма. Однако внезапно его обуяли сомнения. Если бы город, в конце концов, не погиб или если бы в нем были такие герои веры, как Исайя, можно было бы мысленно перенестись во времена Санхериба. Цестий вдруг отступил; бурно выражая свою радость по поводу этой победы, последовали за ним бунтовщики. Он мог останавливаться лишь на местах своих прежних стоянок. Стесненный преследователями, он распорядился уничтожить всю лишнюю поклажу и перебить всех не нужных вьючных животных. Таким образом, он добрался до Веффорона. потеряв несколько выдающихся офицеров и множество воинов. Будучи замкнут евреями, он ночью удалился, пожертвовав 400 человек, оставленных для вида, будто бы находилось на лицо все римское войско. На следующее утро эти 400 человек были перебиты; но остального войска иудеи уже не смогли догнать. Тогда иудеи вошли в столицу с пением победных гимнов, но из того же Иерусалима тогда удалились все те, кто надеялся на восстановление прежних порядков путем победы Цестия. Последний же отправил к находившемуся как раз в Ахайе императору Нерону посольство из этих (большею частью знатных и богатых) иудеев. Им было поручено взвалить всю вину этой неудачи на Флора.
До сих пор город Дамаск еще не предпринимал настоящего преследования евреев, но держал евреев, при всеобщей травле их в эллинистических городах Сирии, взаперти в здании гимназии. Причиною такого мягкого обращения с иудеями была сильно распространенная пропаганда иудейства. Существуют прямые указания на то, что дамасские женщины тогда почти все, за немногими исключениями, обратились в иудаизм. В этом новое доказательство того, насколько препятствовало распространению иудейского вероучения требование обрезания.
Теперь же, когда восстание иудеев стало очевидным и всем известным фактом, перестали и щадить их. Снова согнали в обширное помещение гимназии 10 000 человек, напали на безоружных и перебили их. Все эти избиения важны особенно тем, что по ним видно, насколько можно было в этом случае опасаться Римского правосудия. Вследствие мятежа в Палестине иудеи Римской империи стали бесправны и все пожалованные им со времени правления Цезаря грамоты и привилегии утратили всякую силу.
5. Война в Галилее
В Иерусалиме также отлично понимали положение дел. Страна была разделена на ряд областей, над которыми были поставлены отдельные военачальники. Но и теперь обнаружились взаимное непонимание и разногласие. Главную власть в самом Иерусалиме предоставили двум начальникам, сыну Гориона Иосифу и бывшему первосвященнику Анану (тому самому, который потребовал дарование синедриону права над жизнью и смертью иудеев). Между тем сыну Симона, Елеазару, несмотря на то, что в его ведении находились святилищные деньги, к которым присоединилась еще отнятая у Цестия добыча, не было предоставлено место военачальника, очевидно оттого, что у него было достаточно энергии, чтобы держать в повиновении и порядке своих подчиненных. Но так как он оставался в Иерусалиме, то ему было не трудно вскоре добиться фактически верховной власти. Весьма характерным является также тот факт, что, помимо Иерусалима, в остальной Иудее было назначено еще три военачальника, равно, как столько же, для непосредственно примыкавшей к ней Идумеи, тогда как более отдаленные от столицы провинции Перея и Галилея, несмотря на весь их объем и все их значение, получили лишь по одному управителю. Впрочем, это не было бы несчастием, лишь бы тем самым было гарантировано единство ведения войны хотя бы в этих областях. Но в Галилею был отправлен безусловно ученый, но не менее безусловно непригодный человек, знаменитый впоследствии историк Иосиф (Флавий), сын Матфея, которому вскоре противопоставил себя значительно более опытный муж, именно Иоанн из Гисхалы. Занимательно, какие описания дает нам Иосиф о своих военных приготовлениях в Галилеи. Вполне по образцу указаний Моисеевых в законе он назначил семьдесят старейшин в качестве верховного трибунала страны, тогда как в мелких городах судебная власть по менее значительным спорам передана была им семи судьям. Он укрепил не менее 16 галилейских поселений и, кроме того, еще три пункта в ему доверенной области Гауланитской (по ту сторону от Геннесарета); он при этом не задавал себе вопроса, хватить ли у него войска, чтобы на самом деле защитить эти крепости. Кроме города Сепфориса, где его присутствие при значительной важности этого пункта было бы, безусловно, необходимо, кроме Гисхалы, где противник его Иоанн лучше принялся за дело, он лично следил за всеми работами по укреплению названных мест. Тем самым он, естественно, пропустил время, нужное для того, чтобы посвятить в тонкости военной службы 100 000 галилеян, из которых он набрал свое войско. Но этого он и не понимал вовсе и долго еще после гибели Иерусалима довольно презрительным тоном отзывался о различных военных упражнению, которые имели место в окрестностях города до начала войны. Вместо того, он старался добиться, что ему, очевидно, больше всего понравилось в римских войсках, именно деление войска на множество частей и подразделений, тайны пароля, трубных сигналов и, кроме того, нескольких способов передвижения. Наконец, он путем бесконечного количества речей прилагал старание приучить пеструю, с разных концов набранную толпу к порядку и соблюдению нравственности, тогда как он не позаботился сносно вооружить ее. В дело было пущено старое оружие, случайно собранное.