В Иерусалиме в этом случае поступали иначе. Там по всему городу шла выделка оружия и доспехов. Все-таки Иосиф настолько скромен, что признал окончательно годными из своих 100 000 галилеян лишь 60 000 человек пехоты и 250 всадников: из этих 60 000 он 600 назначил в отряд телохранителей своих. Но нам известно также, куда же девались остальные 40 000 человек: они не оставались в городах и на них лежала забота о доставлении войску провианта. К сожалению, Иосиф более всего доверял этому составленному им войску и распорядился пополнить его лишь 4500 наемников, которые, разумеется, и были единственно пригодным для войны элементом во всем его войске.
Что Иосиф неустанно с удивлением восхвалял в своих доброжелательных и хорошо составленных речах порядок, мужество и силу римлян, это, при всеобщей ненависти к последним, было, по меньшей мере, неразумно. Крайне для него серьезным по своим последствиям фактом было то, что он оставил у себя багаж, который был отнят иудейскими разбойниками у одного из приближенных Агриппы II и его сестры Вереники. Иоанн из Гисхалы и сын Сапфия Иисус (последний сначала предназначался в военачальники над Идумеей, и теперь уже был комендантом Тивериады) восстановили толпу против Иосифа, указывая на то, что он держит сторону Агриппы II и римлян; потому они однажды утром направились к дому Иосифа, чтобы его, по крайней мере, сместить, если уже не сжечь живьем. Из отряда телохранителей, состоявшего из 600 человек, при Иосифе осталось лишь четверо; все прочие разбежались. Сам он, еще лежавший в постели и тут извещенный об этом, настолько испугался, что выбежал в разодранной одежде, с посыпанною пеплом головою, с руками, заложенными за спину и с мечом, болтавшимся у него на шее. Выйдя к толпе, которая вполне основательно относилась к такому человеку скорее с сожалением, чем с ненавистью, он объявил, что действительно оставил у себя отнятые у камергера Агриппы сокровища, но с тою исключительно целью, чтобы выстроить на них жителям Тарихеи стену против населения Тивериады. Иосиф сам находился тогда в Тарихее, которая лежала к северу от Генисаретского озера. В числе его противников, окруживших теперь его дом, находились главным образом жители Тарихеи и Тивериады. Своими словами он напомнил тем и другим об их споре и тем самым разъединил их; после этого он обещал соорудить во всех городах хорошие укрепления и тем смягчил их ненависть. Но когда одна часть толпы все еще не хотела уходить, он предложил ей послать к нему делегатов, с которыми можно было бы переговорить, а затем распорядился до крови побить плетьми этих делегатов. С тем все и разошлись. Но Иоанн из Гисхалы, которому Иосиф раньше доверял и которому всецело поручил постройку стен родного его города, равно как предоставил монополию продажи иудейского оливкового масла в Сирию, держал около себя целую толпу наемников, в которую, как особенно подчеркивает Иосиф, он принимал лишь сильных, энергичных и опытных в военном деле людей. Иоанн из Гисхалы при этом случае вполне убедился в неспособности Иосифа и потому взял у него отпуск с тем, будто бы, чтобы воспользоваться теплыми ваннами в Тивериаде, а на самом деле чтобы возбудить этот город против Иосифа. Когда Иосиф поехал вслед за ним в Тивериаду, Иоанн подослал к нему убийц, от кинжалов которых Иосифу удалось спастись лишь быстрым удалением на Генисаретское озеро. Потерпев, таким образом, неудачу, Иоанн поспешил из Тивериады в Гисхалу, и теперь вся Галилея разделилась на две партии, Иоанна и Иосифа. Сторону Иоанна приняли, кроме Тивериады и Гисхалы, еще Сепфорис и лежавшая над озером Гамала, т. е. именно важнейшие города области. И вот Иосиф повествует, что он вернул себе Тивериаду хитростью, а Гисхалу и Сепфорис силою. Впрочем, следует отметить, что в его рассказе много невероятного.
Роль, подобную той, которую играл в Галилее Иоанн из Гисхалы, на юге выпала на долю Симону, сыну Пора. Он тоже собрал вокруг себя отряд приверженцев, которые жили грабежом имущества богачей, некогда преданных римлянам. Будучи стеснен со стороны Иерусалима солдатами Анана, он бежал в Масаду, откуда продолжал предпринимать свои разбойничьи набеги. Таким образом, 66 г. подходил к концу; убийство Гессия Флора в Иерусалиме произошли в мае, а поражение Цестия Галла совершилось в октябре этого года. Так как осенью в Палестине не появлялось более римского войска, то трое из военачальников, стоявших на юге Иудеи, решили удовлетворить ненависть своих войск против римлян тем, что совершили нападение на близко отстоявший от них город Аскалон. Там находился римский гарнизон. Из этого видно, что Аскалон уже успел оправиться от нанесенного ему летом удара. Но, невзирая на то, что иудеи выставили значительно большее число войска, чем римляне, они все-таки потерпели поражение в двух битвах. Тут они потеряли 18 000 человек и между ними двух военачальников. Тем временем император Нерон нашел вполне подходящее лицо для ведения иудейской войны.
Тит Флавий Веспасиан, человек плебейского происхождения, но уже занимавший должность консула и уже удачно воевавший на западе и на юге империи, был послан в качестве главного военачальника против иудеев. Из Ахайи, где он находился в свите императора, Веспасиан отправил своего сына Тита в Египет, чтобы перевести оттуда в Палестину там квартировавшие два легиона, пятый и десятый, начальником которых был Тит. Сам он поехал через Геллеспонт и Малую Азию в сирийскую Антиохию, где стоял его (15-й) легион и где примкнул к нему Агриппа со всем своим войском. Отец и сын соединились со своими войсками на равнине Птолемаидской. Сюда явилось посольство из Сепфориса с просьбою, чтобы Веспасиан поместил в крепости этого города римский гарнизон. Очевидно жителям этого города вовсе не нравились распоряжения их военачальника Иосифа, и они, не найдя в лице Иоанна из Гисхалы устойчивого и сильного предводителя, отчаялись в возможности победы на стороне иудеев и предпочли сразу же подчиниться римлянам. Веспасиан исполнил желание их и поместил в городе соответственный гарнизон. Начальствовавший над этими войсками Плацид соорудил сперва прочный лагерь на равнине Изреельской, чтобы быть защищенным от могущих произойти внезапных нападений и затем повел к Сепфорису 6000 человек пехоты; однако в лагере он оставил 1000 кавалеристов, и вот обе эти части наносили путем вылазок из города и путем постоянных рекогносцировок всем окрестностям большой вред, так что население поспешно бежало в укрепленные Иосифом местности. Но когда Плацид попытался быстрым маневром овладеть Иотапатою, наиболее укрепленным из этих городов, то он был оттеснен численным превосходством иудеев. Тем временем Веспасиан двинулся со всем своим войском (в числе 60 000 человек; тут было 33 000 римлян и 27 000 союзников) из Птолемаиды и медленно шел к Галилее. Иосиф тщетно предпринял попытку склонить «силою или убеждением» на свою сторону Сепфорис; ему пришлось на самом себе испытать силу им же сооруженных укреплений. Утомленный борьбою, он расположился лагерем в расстоянии 3,7 километра от Сепфориса в то самое время, как все окрестности подвергались опустошению со стороны врагов. Вдруг в стан иудейский проникло известие о прибытии большого римского войска. Правда, Веспасиан находился со своими силами пока еще у западной границы Галилеи; тем не менее готовое к бою и состоявшее из 60 000 человек войско Иосифа, вопреки всем прежним увещеваниям, немедленно обратилось в бегство. А сам Иосиф? Он впоследствии сам довольно сухо сообщает: «Вообще преисполненный опасениями за благополучный исход войны, он в ту минуту решил по возможности избегать опасностей и удалился со своими оставшимися ему верными приверженцами в Тивериаду». Но на этом еще не окончилась его роль полководца. Из Тивериады он обратился в Иерусалим с письмом, в котором не постеснился потребовать, чтобы либо было достигнуто примирение с римлянами, либо послано ему войско, которое смогло бы вступить в бой с врагами. Но в Тивериаде он настолько осилил свой страх, что поспешил в Иотапату (ныне Джефат), куда преимущественно бежали способные носить оружие воины галилейские, где население уже могло похвастаться победою над ратью Плацида, и куда теперь шел Веспасиан, после опустошения Гавары. С ужасом удивлялись иудеи ловкости и умению римлян, которые смогли в течение четырех дней проложить широкое шоссе по ранее совершенно непроходимым местам. Веспасиан немедленно узнал о прибытие Иосифа в город и распорядился сейчас же оцепить последний конницею, еще до начала настоящей осады. Ему, конечно, было важно держать взаперти этого главного военачальника врагов своих, так как тем самым тот утрачивал всякое значение для всей прочей страны.
Осада и взятие Иотапаты продолжались, в сравнении с незначительностью этого городка, очень долгое время, именно с 24 мая до 10 июля 67 г. по Р. Х. Затруднительность штурма обусловливалась главным образом расположением города, который был построен на выступе скалы и потому доступен лишь с одной стороны. Тут Веспасиан распорядился соорудить вал и в то же время велел отовсюду стрелять по стенам и ее защитникам. Но иудеи возвышали свою стену, защищаясь при работе спереди поставленными щитами из воловьих шкур, подобно тому, как римские рабочие прикрывались навесами из ивовых прутьев. Эти навесы римских рабочих и деревянные сваи вала иудеи поджигали при своих вылазках. Чтобы предотвратить жажду при недостатке колодцев и все увеличивавшемся зное, вода с самого начала осады была известным образом распределяема; прочие съестные припасы некоторое время доставлялись в город ночью людьми, которые ползли по земле, укутавшись в меха животных, пока, наконец, римляне не заметили этой хитрости и не положили ей предел. При таких обстоятельствах Иосиф вскоре убедился в невозможности продолжительного сопротивления. Он собирался было уже бежать, но был удержан от этого тем жалким положением сотоварищей своих по несчастью. Одно предложение в его повествовании об этом настолько типично, что мы приведем его: «С этого времени Иосиф более не подавал вида, что заботится лишь о своей личной безопасности, но твердил, что желает уйти в виде их собственного блага». Но, как мы уже сказали, он остался на месте и последующее время совершал ежедневно вылазки, которые были отражаемы легковооруженными римскими союзниками. Понемногу римляне настолько приблизились к стене, что могли пустить в ход таран. Но осажденные свешивали со стен мешки с опилками, чтобы ослаблять удары тарана. Тогда римляне с помощью серпов, прикрепленных к большим шестам, перерезали канаты, на которых висели мешки. Затем осажденные сделали еще одну вылазку, держа в руках факелы, и им удалось сжечь дотла машины, предохранительные навесы и сваи римлян. Но их оттеснили назад (при этом сам Веспасиан был ранен в пятку). Под вечер вновь направили таран на стену; всю ночь били в нее и бились с вершины ее; под утро она начала поддаваться. Иудеи еще раз попытались соорудить новый вал за образовавшейся брешью, но Веспасиан уже разместил тех солдат, которые по осадным мостикам должны были проникнуть в город. Но, предупреждая врагов своих, иудеи тотчас же выбежали по этим мостикам навстречу плотно сомкнувшимся рядам римлян. Не будучи в силах разорвать их силою оружия, они стали лить с вершины стены кипящее масло на наступавших неприятелей, затем они накидали на планки штурмовых мостиков вываренный тростник, по которому врагам невозможно было идти. Таким образом, при страшных усилиях и значительных поте