Мехмед, затаив дыхание, внимал отцу. В глазах его горел огонь беспощадного властолюбца, готового на всё для претворения в жизнь отцовского пророчества. Если для этого необходимо было бы пожертвовать жизнью самого султана, Мехмед, не колеблясь, сделал бы это. Словно прочитав мысли сына, Мурад тихо произнёс:
– Тебе не придется долго ждать, сын мой. Ты станешь султаном скоро. Прошу тебя, претвори всё сказанное мною в жизнь. И да поможет тебе Аллах!
Это было последнее, что услышал Мехмед от своего отца. На следующий день пятидесятитысячная турецкая армия, так и не покорив крепость, которую защищали от силы две тысячи воинов, измотанная бессмысленной осадой и сильно потрёпанная, вместе со своим повелителем отправилась обратно в столицу. Слава непокорённого Скандербега ещё больше вознеслась над Европой, и он воистину стал такой же легендой, как герой венгров Хуньяди.
Войско султана возвращалось домой шумно и спешно. Впереди скакала турецкая конница сипахи, за ними шли пешие янычары, затем бесчисленные повозки с награбленным в походе имуществом. Турки ехали, кто на верблюдах, кто на мулах. Возвращались не по той земле, какой пришли, ибо эта местность после погромов и грабежей превращалась на долгие годы в пустыню. Недаром поговорка того времени гласила: где прошли турки, там уже ничего не растёт. Но одно было постоянным всегда – возвращавшегося в столицу султана и его войско, вне зависимости от исхода войны, должны были встречать, как победителей. С этой целью Мурад послал вперёд своих гонцов, чтобы те известили о его триумфальном возвращении в Адрианополь.
Когда войско вошло в столицу, её жители радостно приветствовали его. Султан подъехал к своему дворцу и первое, что он увидел, была огромная толпа маленьких мальчиков, собравшихся на дворцовой площади. Это были будущие янычары. Их специально согнал сюда великий везирь, ибо знал, как любит Мурад осматривать тех, кому суждено в скором будущем стать защитниками ислама.
Налог крови – девширме – на христианские страны ввёл султан Мурад Первый, который сформировал корпус янычар, что буквально означало- новое войско. Раз в пять лет из сорока домов подвассальных поселений отбирался один пятилетний мальчик. Чиновник султана отбирал самого крепкого и здорового, которого забирали на всю жизнь для пополнения рядов янычар. Невозможно описать ту страшную трагедию родителей, от которых навсегда увозили малолетних детей.
Этих мальчиков в течение десяти лет обучали в особых школах языку, исламу и военному искусству. Самых крепких принимали в отряды янычар, которым султан платил жалованье из своей казны. Навсегда оторванные от настоящей родины, они забывали о своих корнях, превращаясь в грозную силу турецкой армии. Их содержали в мрачных, стеснённых условиях, в результате чего они превращались в жестоких существ, умеющих только убивать и грабить. Дети разных национальностей и с разнообразными способностями после обучения становились единными телом, духом и разумом и уже мало чем отличались друг от друга. Их обезличиванию способствовал также запрет на создание семьи, отчего во время захвата городов и стран янычары славились, как самые жестокие насильники. Начальники же янычар являлись доверенными лицами султана и были приравнены к высшим сановникам.
Собранные мальчики, стоявшие на дворцовой площади, удивлённо разглядывали многочисленных янычар, которые много лет назад так же, как и они, были согнаны сюда жестоким налогом крови.
Загремели огромные барабаны, оглашая о прибытии всемогущего повелителя в свой дворец. Мурад с гордостью осматривал толпу будущих защитников ислама. Ему нравилось смотреть на тех, кто завтра будет завоёвывать новые земли во славу Османского государства.
Вдруг один вороной конь сипахов, наверное трофейный и потому никогда не слышавший грома турецких барабанов, испугался и резко встал на дыбы. Всадник упал с коня, и тот, почувствовав облегчение, безумно рванул в сторону толпы мальчиков. Взбешенный конь скакал прямо в гущу толпы, не замечая вокруг себя ничего. Все шарахались в стороны, боясь угодить под его смертоносные копыта. Мальчики панически заметались, пытаясь спастись от надвигающейся беды, однако в силу своего малолетства им это не удалось. Конь неумолимо приближался, грозя врезаться в самую гущу толпы детей. Казалось, что ничто уже не сможет предотвратить страшную трагедию, и мальчики непременно погибнут под копытами обезумевшего животного, способного превратить всё живое в кровавое месиво.
В это время какой-то крепкий юноша прыгнул на шею скачущего коня и отчаянно повис на нём, своей тяжестью склоняя его голову к земле. Не выдержав повисшего на шее человека, конь был вынужден замедлить бег и в конце концов за несколько шагов до толпы совсем остановился. Когда юноша встал на ноги, все узнали в нём одного из чаушей дворцового караула. Он был без тюрбана, но со счастливым лицом человека, который только что предотвратил огромную беду.
Султан соскочил со своего коня, подошёл к нему и крепко обнял героя.
– Как тебя зовут, славный юноша? – спросил он его.
– Меня зовут Арман. Я чауш вашего величества.
– Откуда ты родом, Арман?
– Родом я из Амасии. Моему отцу был дарован там тимар.
– Ты только что совершил геройский поступок и достоин царской награды.
Сказав это, султан снял со своего указательного пальца левой руки сапфировый перстень и надел его на палец Армана. Затем он подал знак своему казначею. Тот достал кошелёк, туго набитый монетами, и протянул его юноше.
– Человек, который спас от верной гибели будущих янычар, достоин этого, – торжественно произнёс Мурад.
Арман упал на колени перед его величеством и припал губами к руке.
– Слава великому султану! – закричало войско, восторгаясь щедростью своего повелителя.
Сильнее всех кричали янычары, и только маленькие мальчики ещё больше перепугались, не соображая, что происходит.
Под подобострастные крики и грохот огромных барабанов Мурад, как настоящий герой, въехал во дворец.
Никто никогда точно не знал о количестве жён и рабынь в гареме у турецкого султана. Никто, кроме его верного евнуха Мустафы. Он не только знал их точное число, но также ведал какая из них, когда и в какое время наиболее мила будет сердцу его величества.
Еврейка, которая накануне поступила в гарем, тщательно подвергалась всесторонней подготовке к первой встрече со своим повелителем. С этой целью Мустафа велел особой служанке надлежащим образом обработать тело Ребекки. Служанка принялась тщательно выщипывать все ненужные волоски, а затем натирать ее тело всякими маслами и благовониями. Затем её нарядили в лёгкую прозрачную одежду, состоящую из широких штанов и воздушного верха с короткими рукавами. На голову ей накинули лачак, под которым собрали обработанные хной и тщательно причёсанные волосы. После того как Ребекка была соответствующим образом ухожена, Мустафа позвал её к себе и сказал:
– Завтра ты предстанешь перед высочайшим взором нашего султана. Я знаю, что по возвращении он сразу же захочет увидеть тебя. Тебе надо быть с ним ласковой и общительной. В этом залог твоего дальнейшего благополучия.
– Я не умею быть ласковой с мужчинами. Я никогда не оставалась с ними наедине, – ответила Ребекка, сгорая от стыда.
– Знаю, – произнёс евнух, – однако ты должна побороть девичью стыдливость и довериться своей женской обольстительности, которая существует в любой женщине.
– Во мне её нет.
– Это невозможно. Она дана всем женщинам от природы. Только надо её своевременно проявить.
– Я не смогу. Я не сумею.
– Сможешь. Я уверен, ибо от этого зависит твоя дальнейшая судьба. Если ты понравишься султану, он одарит тебя щедрыми подарками и даже может сделать своей любимой женой. А это уже большой почёт и власть. Если же ты родишь ему ребёнка, то считай, что станешь самой счастливой женщиной на этой земле, ибо тогда свяжешь себя кровными узами с самим посланником Аллаха.
– Я не понравлюсь султану. Я не умею ни ласкать, ни обольщать.
– Не надо делать ничего искусственно. Султан ненавидит лицемерие. Оставайся сама собой, остальное тебе подскажет природа, – закончил евнух и напоследок добавил, – если ты будешь сопротивляться и умышленно наводить тоску или, не приведи Аллах, порчу на его величество, в таком случае тебя ждёт жалкое прозябание среди отверженных им одалисок, которые за ненадобностью незаметно исчезают невесть куда в этом огромном дворце. Здесь не любят нерадивых и быстро о них забывают. Будь же благоразумной. Я очень хочу видеть тебя всегда рядом с султаном.
Сказав это, Мустафа удалился, оставив бедную Ребекку одну. Мысль, что какой-то незнакомый стареющий мужчина будет обнимать и ласкать её не познавшее ласк тело, вызывала отвращение. Но, с другой стороны, Ребекку чисто по-женски интриговало то, что она может стать избранницей великого султана.
Накануне в купальне она видела остальных обитательниц гарема. Пока плохо владея турецким и не смея с ними общаться, Ребекка лишь искоса созерцала наложниц, которые дружно плескались и без конца о чём-то беспечно беседовали.
Кого тут только не было: и русая славянка с телом молочного цвета, и смуглая персиянка с огромными, величиной с пиалу, чёрными глазами, и великолепно сложённая, с точёной талией и налитыми грудями венецианка. Ребекка даже увидела эфиопку с кожей цвета баклажана, с тугими бёдрами и с толстыми чувственными губами. Все они недобро посматривали на Ребекку, сравнивая её внешние достоинства со своими.
Среди обитательниц гарема витал дух состязания за право обладать благосклонностью султана. Этот дух постепенно впитывался и в саму Ребекку. Видя в еврейке серьёзную соперницу, наложницы бросали на нее взгляды, полные зависти и недоброжелательства. Ребекка сперва решила не обращать на них внимания. Затем, поняв, что этим она их ещё больше раздражает, крикнула смело, по-арабски:
– Что пялитесь? Думаете сглазить? Не надейтесь! С сегодняшнего дня я здесь самая красивая. Обо мне вы еще услышите!