Войдя в таверну, Сократ увидел Аллаэтдина, который пришёл ни свет ни заря.
– Приветствую тебя, достойный Аллаэтдин. Что привело тебя в такую рань?
Ншанджи посмотрел по сторонам и, удостоверившись, что кроме них никого в таверне нет, произнёс почти шёпотом:
– Я принёс очень важное послание. Пускай его немедленно отправят в Константинополь.
Сократ сразу понял, в чём дело, и вежливо пригласил ншанджи сесть за стол.
– Присаживайся, не стесняйся. Чем пожелаешь тебя угостить?
– Я по утрам стал пить кофе. Это придаёт мне бодрость и трезвость на весь день, -произнёс уже более спокойно Аллаэтдин, усаживаясь за стол.
– Все завели привычку пить кофе с утра. А вот мне эта новая мода не нравится. Уж больно он горький, этот кофе, – сказал хозяин.
– А ты попробуй со сладостями. Это намного приятней.
– Конечно, сладости могут исправить вкус любой дряни, – засмеялся Сократ и крикнул уже в сторону кухни, – девочки, а ну живо угостите нашего гостя свежей утренней выпечкой!
Их дверей кухни показалась Елена. Розовощёкая красавица с типично греческим профилем- это она с утра пекла в таверне великолепную пахлаву, аромат которой разливался по всему заведению, приятно щекоча обоняние и возбуждая аппетит. Сократ знал, что его племянница очень нравится Аллаэтдину, тем более с тарелкой свежеиспечённой пахлавы.
Елена с улыбкой подошла к столу и, положив тарелку перед Аллаэтдином, жеманно уселась напротив него. Её аппетитная фигурка под белоснежным сарафаном сводила ншанджи с ума. Для восточного мужчины нет более уютного зрелища, чем молодая розовощёкая хозяйка со вкусным угощением на столе. Елена, широко улыбаясь, смотрела в восторженные глаза ншанджи, который не знал, любоваться ли прелестницей или есть печёное.
– Рада тебя видеть, Аллаэтдин! – сказала она нежным, чарующим голоском, – я чувствовала, что ты придёшь сегодня и потому очень постаралась с выпечкой.
Елене тоже нравился этот ладный, всегда с иголочки одетый ншаджи, который, будучи человеком образованным, был интересным собеседником и знал великое множество красивых историй.
– А ты стала ещё краше, Елена! – сказал ншанджи, пожирая гречанку глазами.
– В нашем писании не сказано, что красота является пороком,– скокетничала девушка.
– А ну, красавица, поди приготовь гостю кофе. Нам надо кое о чём переговорить, – подсуетился Сократ, для которого дела были важнее, чем воркование влюблённых.
Ншанджи вспомнил, зачем сюда явился, и достал из кармана переписанное им письмо.
– Оно очень важное, – повторил он опять, стараясь в интересах дела пока не раскрывать содержания письма.
– Будь спокоен. Оно сегодня же отправится куда надо, – ответил Сократ, пряча бумагу.
– А это твоё вознаграждение, – добавил старик и передал Аллаэтдину кошелёк.
Тот открыл его, взглянул на содержимое и произнёс:
– Ты не мог бы поменять эти золотые византины на турецкие акче? А то дворцовый чиновник с византийским золотом – явление очень подозрительное.
– Ты прав, – согласился Сократ, – я сейчас же пойду и поменяю монеты.
Он забрал кошелёк, оделся и вышел из таверны.
Тем временем Елена вернулась уже с готовой джазвой ароматного кофе и стала разливать его по крошечным чашкам. Затем они вместе стали пить, закусывая вкусной пахлавой, периодически причмокивая от удовольствия.
Жизнь в средневековых городах, тем более зимой, протекала очень однообразно, и ничто так не скрашивало досуг, как самая обычная человеческая близость. Аллаэтдин был человеком с большим кругозором, да к тому же порядочный ловелас. После скучной монотонной писанины во дворце он особенно нуждался в развлечениях, для которых необходимы были средства.
– Я очень соскучился по тебе, любимая.
– Что поделать. Ты же вечно занят. Не будь этого письма, так совсем бы не пришёл сюда, – кокетливо надула губки Елена.
– Да, работы много. Но сегодня ночью я непременно приду к тебе. Будешь ждать?
– Конечно, буду. Днём мы собираемся пойти в хамам, – многозначительно произнесла красавица,– ну, а ночью я вся твоя.
У Аллаэтдина от страсти заблестели глаза.
– Я не доживу до этой ночи, – томно произнёс он и, не выдержав, обнял свою возлюбленную.
– Дождись непременно, – прошептала она, нежно высвобождаясь из его объятий.
Как раз в эту минуту вернулся Сократ.
– На, держи свои акче, – сказал он, протягивая Аллаэтдину кошелёк уже с турецкими монетами.
– Вот это другое дело,– обрадовался ншанджи, разглядывая содержимое, – ну, я пошёл. До свидания.
Аллаэтдин, бросив прощальный взгляд на Елену, попрощался с хозяином и удалился.
– Пошёл к ювелиру покупать мне подарок, – сказала она, лукаво посмеиваясь.
– Мы ему платим, чтоб он потом возвращал тебе подарками? – усмехаясь произнёс старик, – какая-же ты у нас шустренькая. Смотри, не подзалети от своего учёного ухажёра.
– Не твоя забота,– ответила кокетка,– не будь меня, не видать вам этих писем, как своих ушей.
– Так выходит, это ты спасаешь Константинополь?– наигранно удивился Сократ.
– Наш Константинополь спасёт Бог, – ответила прелестница и добавила после короткой паузы, лукаво улыбаясь, – хотя для влюблённого мужчины любимая женщина тоже Бог.
Халал с нетерпением ждал дворцового чауша Армана. Он послал его вслед за Аллаэтдином, чтобы тот скрытно выследил его. Наконец ему доложили о его прибытии.
– Долго же ты отсутствовал, – сказал везирь, – рассказывай, что видел?
– Как только он вышел из дворца, то сразу же направился в греческую таверну, что за большим каменным мостом,– начал отчитываться чауш.
– В таверну? – спросил Халал, – с какой стати?
– Я проведал – у него там есть возлюбленная.
–Ясно. Продолжай.
– Затем он зашёл в ювелирную лавку и купил что-то.
– Тоже ясно. Потом?
– Далее пошёл к портному, что на центральной площади и пробыл там некоторое время.
– И это понятно.
– Ну и в конце мы вернулись во дворец.
– Значит, греческая таверна с любовницей, подарок для неё у ювелира, новый кафтан у лучшего портного, – начертил маршрут ншанджи великий везирь, – настоящий турецкий щёголь и бабник, – заключил он, – вещь для нас вроде безобидная, если, конечно, всё этим и ограничивается.
Халал стал задумчиво поглаживать свою бородку и затем сказал Арману:
– А ты, чауш, толковый парень. Хорошо выполнил моё поручение. Сразу видно, что мой земляк, – похвалил своего подопечного великий везирь.
– Я – ваш покорный слуга, – обрадовался похвале своего высокого покровителя Арман и поспешил удалиться.
Везирь не спеша подошёл к окну и посмотрел вдаль. День уже был в самом разгаре, однако свинцовые тучи не давали солнцу прогреть воздух. Ненастье, начавшееся вчера, продолжало портить сегодняшний день. Халал представил себе того гонца, которого он поспешно отправил с важным письмом к наследнику. Сейчас этот бедолага вынужден пробираться сквозь непогоду, чтобы исполнить его поручение, от которого так зависела дальнейшая судьба всего османского государства. Чего бы ему ни стоило, он должен был донести это письмо, даже ценою собственной жизни, ибо с этого момента начал решаться вопрос: превратится ли государство османов в империю или останется одним из тех многих стран, которые возникали и исчезали на территории Малой Азии.
С другого конца города другой гонец с таким же письмом и в такую же погоду вышел в сторону Константинополя. Невзирая ни на что, он должен был дойти до столицы Византии, ибо с этого момента начался отсчёт времени по спасению этого великого города.
Б О Ж Е, С П А С И К О Н С Т А Н Т А Т И Н О П О Л Ь!
Блаженны не видевшие и уверовавшие.
Библия (Ин, 20, 29)
Солнце в Константинополе всегда восходит в Азии. Первые лучи сразу же озаряют величавые купола собора Святой Софии. Затем оно направляется в сторону Мраморного моря, нагревая своим теплом морские волны, вызывая тем самым их мраморный блеск. Закат же происходит за крепостной стеной Феодосия – в европейской части города. Такая быстрая смена Востока на Запад, происходящая в рамках одного города, дала Константинополю неповторимый колорит, где гармонично сплелись восточные и западные цивилизации.
Идеальное географическое расположение города стало залогом его бурного расцвета, которое началось со дня основания в 330 году от Рождества Христова. Находясь на пересечении торговых и морских путей, столица Византии во все времена была привлекательным городом для крупного капитала. Помимо экономического преимущества, Константинополь занимал важное военно-стратегическое положение, контролируя узкий пролив Босфор. Превосходный климат, плодородные окрестности и богатое рыбой море- всё это способствовало быстрому росту населения города.
В период наивысшего расцвета Византийской империи здесь обитало до полумиллиона горожан. Основными её жителями были греки, и потому превалировал греческий язык, затем шли евреи, арабы, армяне. Многонациональное население города постоянно ассимилировалось, в результате чего образовалась совокупная нация византийцев, говорящая по-гречески, но по образу мышления и культурой обязанная как Западу, так и Востоку.
Константинополь издавна привлекал к себе внимание купцов со всего света. Первыми здесь утвердились предприимчивые венецианцы. Они заняли самые удобные причалы в бухте Золотого Рога и построили себе дома в центральной части города. Купцам из Генуи пришлось обосноваться в Сике, в местности, расположенной на противоположном берегу бухты, где во множестве росли смоковницы. Генуэзцы здесь построили собственный порт для причаливания торговых судов и обнесли поселение крепостной стеной. Впоследствии этот генуэзский квартал именовался Галатой. Таким образом, два крупных латинских города постоянно соперничали между собой за торговое превосходство в Царьграде.
Быстрый рост города впервые в Европе создал поляризацию между его богатым центром и бедными предместьями. Византийская знать проживала в роскошных дворцах, расположенных в основном на центральных улицах, но самым огромным был Большой императорский дворец. Обнесённый высокими стенами, он представлял собой самостоятельную крепость со множеством дополнительных построек. Дворцовый комплекс располагался на восточной стороне города, непосредственно примыкая к ипподрому и к величавому собору Святой Софии.