Она подошла к мужу, и тут Соломон, неожиданно что-то вспомнив, достал из кармана то красивое колье, которое он приобрёл когда-то в Смирне для сестры. Все это время он постоянно носил его с собой в надежде надеть при встрече на ее нежную шею.
– Возьми его, – сказал он, – это твой подарок.
Девушка взяла колье, благодарно взглянула на Соломона и сказала:
– Прощай, брат! Даст Бог, может, увидишь это украшение на шее своей племянницы.
Не в силах более сдерживать себя, она резко повернулась и сошла на пристань в сопровождении Армана.
– Спасибо тебе за всё, – прошептала она нежно своему мужу, – этот день я запомню на всю жизнь.
– Немедленно отчаливаем, – приказал шкипер.
Команда живо забегала по палубе, разводя паруса, и «Ангел» стал быстро выбираться из недружелюбного порта.
Когда судно вышло из акватория города, Диего подошёл к стоящему грустно Соломону и спросил:
– Какой у нас курс, хозяин?
Соломон задумчиво вглядывался в очертания удаляющегося берега и, очнувшись от своих раздумий, медленно, но уверенно приказал:
– У нас теперь только один курс, на Константинополь.
С прибытием новых сверхпушек у Мехмеда опять появилась надежда на победу. Пушки начали методично обстреливать крепостные стены города, в надежде пробить брешь для нападающих. Несколько ядер наконец смогли пробить дыру в стене, однако под руководством неутомимого Джустиани её быстро заделали ещё до приближения неприятеля.
Назревала необходимость решительного мощного штурма. Мехмед всячески оттягивал его, понимая, что при повторной неудаче дух войска будет окончательно сломлен, и это навсегда похоронит его мечту о взятии Царьграда.
После сорокадневной осады с применением тяжёлой артиллерии, при двадцатикратном превосходстве в живой силе ни один турецкий солдат не смог проникнуть на территорию города. Этот факт сильно подрывал веру в окончательную победу. Даже сухопутная переброска судов в бухту Золотого Рога, придуманная Халалом, не решила ровным счётом ничего. Город оставался неприступен. Количество его защитников всё уменьшалось, помощи они ниоткуда не ждали, но никакого пораженческого настроения среди них не наблюдалось. Наоборот, они были полны решимости до конца отстоять свою столицу и уберечь религиозные святыни от посягательств врага. Даже когда Соломон привёз из Фессалоник плохую весть о провале экспедиции венецианцев, всё равно это не вызвало никакого отчаяния.
В такой обстановке в воскресенье 27 мая Мехмед на военном совете объявляет день генерального штурма – вторник 29 мая. Всё воскресенье он с глашатаями объезжал свои войска и громогласно объявлял солдатам, что намерен дать им три дня на разграбление города после его захвата.
– Перед вами самая богатая столица мира,– говорил он,– тысяча лет сюда стекались несметные сокровища с некогда необъятных территорий византийской империи. Сейчас настал момент, когда славные сыны османов должны поглотить всё это богатство и сделать Константинополь своей столицей. И потому я, ваш султан, обещаю вам, что три дня после взятия вами города вы будете беспрепятственно грабить его. В течение трёх дней всё, что вы найдёте там, будет вашим. Мне, кроме церквей и зданий, больше ничего не надо. Первым, кто проникнет в город, будут подарены богатые земли и угодья. Офицерам, командующим авангардами, я предоставлю высокие государственные посты.
Войско слушало Мехмеда и восторженно кричало. Речь султана подняла их боевой дух. Все были полны решимости взять город в назначенный день. Весь понедельник турки готовились к штурму, приводя в порядок оружие, засыпая крепостные рвы, а то и просто отдыхая. Вечером того же дня турки зажгли многочисленные факелы и под звуки барабанов и пронзительной зурны начали отплясывать под улюлюканье и дикие вопли.
Со стороны осаждённого города казалось, что в пожаре пылает весь турецкий лагерь. Долетавшие до защитников возгласы противника, производили удручающее впечатление.
Император Константин собрал в этот день всех своих вельмож и сказал:
– Враг готовится к решительному штурму. Долг каждого из нас – достойно встретить его и дать должный отпор. Каждый христианин-мужчина этого города должен с мечом в руках встать на стены. На протяжении тысячи лет Константинополь подвергался многочисленным осадам со стороны варваров, но ни один иноверец так и не смог осквернить его религиозные святыни. Так будет и на этот раз. Я уверен, что сможем дать достойный отпор врагу. С Божьей помощью мы победим!
Воодушевив таким образом всех, император немедленно отправился в свои покои. Джустиани эту ночь провёл на стенах, без конца проверяя их надёжность и ещё раз укрепив проделанные сверхпушкой бреши. Он тщательно проверил прочность ворот и калиток. Его присутствие вселяло уверенность в защитников. Высокий, с непроницаемым взглядом, он всегда оказывался там, где, казалось, вот-вот враг прорвёт оборону и ворвётся в город. Но каждый раз Джустиани возникал со свежим подкреплением неизвестно откуда и в яростной контратаке рубил прорвавшихся турок.
– В огромной крепостной стене много входов и выходов. Надо, чтобы кто-то постоянно следил за ними. По своему опыту я знаю, что в пылу битвы остаётся без присмотра хотя бы маленькая дверь. Враг сразу воспользуется этим, – сказал опытный генуэзец.
– Не беспокойся, командор. Я назначу людей, которые будут постоянно следить даже за самыми малыми калитками, – успокоил Роман, который продолжал всюду следовать за Джустиани.
Сказав это, он направился в трактир Сократа, где его с нетерпением ждали. Когда Роман зашёл туда, он увидел Луку – нынешнего шкипера «Фортуны».
– Что случилось, Лука?– спросил Роман, поняв, что тот намерен сообщить что-то важное.
– Дело в том, что среди писем для нашей команды, которые привёз с собой Соломон из Фессалоник, есть письмо, адресованное лично Кокко. Я принёс его Лучии, но она не вскрыла его, ждала твоего прихода,– сказал Лука.
– Письмо?– удивился Роман,– от кого?
– От венецианского нотариуса Мазарини,– ответила Лучия, уже успевшая рассмотреть конверт,– пожалуйста, вскрой и прочти.
Роман вскрыл письмо и начал читать:
«Доводится до сведения сеньора Энрико Джуджаро от нотариуса города Венеции Микеле Мазарини, что его отец, сеньор Карло Джуджаро, скоропостижно скончался, не успев оставить нужного завещания. Согласно законам Венецианской водной республики, собственность умершего человека, не оставившего за собой завещания, с ведома дожа Венеции делится поровну между его ближайшими родственниками – признанными покойником детьми и его законною женою. Означенные выше лица, не соизволившие явиться за наследством в течение одного года со дня смерти, лишаются права наследования, и всё имущество покойного поступает в распоряжение дожа Венеции. Прошу заверить ваше присутствие в нашей конторе до 12 апреля 1454 года с целью вступления в права наследования имуществом вашего отца. С уважением, Микеле Мазарини. 12 апреля 1453 года, город Венеция»
С минуту в трактире воцарилось молчание. Каждый в уме на свой лад размышлял над этим письмом. Только Лучия тихонько плакать, узнав о смерти отца.
– Теперь на свете у меня нет больше никого, – тяжело вздыхала она, – мой брат Кокко погиб на моих руках, отец умер неизвестно от чего, так и не узнав обо мне всю правду. Будто кто- то проклял нашу семью и всех нас преследует злой рок.
– Теперь мне ясно, кто этот злой рок! – грозно провозгласил Лука, – это твоя мачеха.
– Откуда тебе известно? -спросил его Сократ.
– А пусть Роман прочтёт ещё вот это письмо, адресованное уже гнусному предателю Умберто, – сказал шкипер, доставая второй конверт, – я-то его сразу прочёл, а теперь зачитайте вы.
Роман взял письмо и показал его Лучии.
– Да, это рука моей мачехи, – сказала она, – я узнаю её почерк.
– Очень интересно. Ну что же она пишет племяннику своего погибшего любовника?– с женским любопытством заинтересовалась Елена.
Лучия, вытерев слёзы, принялась сама читать:
«Мой милый, любимый Умберто. Я сделала это. Очередь за тобой. Когда ты вернёшься, уже ничто не помешает нам быть вместе. Мы будем очень богатыми и счастливыми. Да поможет тебе Бог. Твоя К. М.»
– Кината Макиавелли,-заключил Лука, – теперь вы поняли, кто преследует эту семью. Твоя любвеобильная мачеха после гибели архиепископа сразу же переключилась на его племянника и специально послала его сюда, чтобы тот покончил с Кокко. Сама же отравила своего мужа.
– Пожалуй, ты прав, Лука, – первым проговорил Роман,– хоть поездка Соломона в Фессалоники была неудачной, однако письмам, которые он привёз, просто цены нет.
– Мачеха Лучии думает, что теперь всё имущество достанется ей,– сказал Сократ,– она даже представить себе не может, что её падчерица обо всем знает. Интересно, насколько велико наследство, оставленное отцом Лучии?
– Это огромное богатство,– сказал осведомлённо Лука,– из- за него она и затеяла все эти убийства. Карло Джуджаро принадлежали три десятка торговых судов, множество контор и банков в Венеции и в Генуе и не счесть числа различным его магазинам и лавкам. Так что с этого момента Лучия стала наверное самой богатой девушкой во всей Венеции.
Все посмотрели на новоиспечённую богатую наследницу, которая, не обращая внимания на эту новость, тихо рыдала на плече у своего мужа.
– Мы непременно отомстим ей за содеянное зло, – успокаивал Лучию Роман, нежно поглаживая её по волосам.
Елена и Ирина обняли венецианку и увели в свою комнату.
– Ох, девочки, что бы я делала на этом свете без вас? – сказала сквозь слёзы Лучия.
– Просто жила бы и больше ничего. Чтобы горя избежать, надо от горя убежать,– задорно сказала Елена, – ты лучше скажи, что мне подаришь, когда в самом деле станешь жутко богатой?
Лучия подняла голову и вытерла слёзы. До неё стал постепенно доходить весь судьбоносный смысл прочтённых сегодня писем.
– Вы знаете, мне кажется, я никогда уже не вернусь в Венецию, – сказала она.