Несколько встревоженный, логофет тем не менее благополучно добрался до трактира.
– В каком состоянии наши корабли? – обратился Роман к Соломону и Луке и, узнав, что всё в порядке, приказал, – вам обоим и Льву на завтра задание – следить за воротами и калитками сухопутных стен города. Корабли же держать в готовности и ждать моего распоряжения.
– А что завтра может случиться? -осторожно спросил Сократ.
– Всякое, – уклончиво ответил Роман, – кстати, что ты намерен предпринять, если, не дай Бог, турки ворвутся в город?
– А ничего,– беспечно ответил старик,– что с меня взять? Я не баба и не вельможа. Обычный пожилой трактирщик. Мне отсюда некуда уйти.
– Что ты говоришь, отец? – вмешалась Ирина, – неужели ты останешься среди турок?
– А что в этом такого? Мы же жили среди них в Адрианополе. У нас даже сосед был хороший, Ибрагим. Ты что, забыла, как меня там уважали?
– Это тот Ибрагим, что попал в выгребную яму? – весело вспомнил Роман про скотника.
– Он самый, – подтвердил старик, и все дружно расхохотались, вспомнив о своих прошедших приключениях.
Эти воспоминания смогли хоть на одно мгновенье рассеять их мрачные мысли.
– Нет, Сократ, – сказал уже серьёзно Роман,– на сей раз тебе среди турок делать нечего. Мы не представляем свою компанию без тебя. Так что, если завтра случится непоправимое, ты уедешь вместе с нами. Одного тебя здесь мы не оставим.
– Конечно, не оставим, – согласилась Ирина, – об этом не может быть речи.
– А вы все трое будьте готовы завтра в любой момент к отплытию,– обратился уже к девушкам Роман.
– Куда? – спросила Елена.
–Об этом узнаете завтра. Ну что, всё оговорили? Теперь пора на покой. Отдыхайте. Завтра трудный день.
Ранним утром 29 мая, в предрассветный час после священного для мусульман намаза начали грозно бить барабаны, греметь цимбалы, заунывно визжать зурны. Турки под крики и улюлюканье пошли в атаку. Их дикие возгласы смешались со звоном всех церковных колоколов Константинополя, призывающих защитников на стены.
Турецкая мощная артиллерия дала залп по стенам. Два ядра перелетев поверху, угодили в церковную стену, вызвав значительные разрушения. Третье же ядро попало в уже проделанный пролом, разломав сооружённый частокол. Греки бросились заделывать дыру, однако было ясно, что до подхода первой волны атакующих они явно не успеют.
Турки атаковали тремя колоннами. Первыми пошли башибузуки, призванные измотать лучшие силы защитников. Они бились три часа, а затем по приказу Мехмеда отступили назад. Потери среди них были огромные, однако свою задачу они выполнили. На смену им шли хорошо обученные полки анатолийских войск Исхак-паши, тогда как византийцев, уставших после первой волны атаки заменить было некем.
Пушки-монстры повторили бомбардировку и вызвали ещё более мощные разрушения. Джустиани старался по-быстрому залатать стены, но из-за малочисленности оборонявшихся ликвидировать все проломы не удалось. Турки бросились туда, но встретили сильный отпор со стороны отряда Джустиани. Из-за узости фронта нападавшие несли страшные потери и вскоре вынуждены были отступить.
Мехмед, наблюдавший за этим, распорядился направить наиболее преданных своих воинов-янычар. С нечеловеческими возгласами, отлично вооружённые, подбадриваемые военной музыкой, они рванулись в атаку. Их встретил отряд греков и русичей, возглавляемый лично императором с развевающейся пурпурной мантией на плечах. Они смогли окружить янычар и перебили их, скинув обратно в ров. Янычари упорно дрались, сменяя друг друга, но не смогли существенно продвинуться вперёд.
Поняв, что войти через образовавшийся проём невозможно, янычары, возглавляемые своим командиром гигантом Хасаном, стали карабкаться по лестницам на стены. Сверху на них бросали тяжёлые камни, поливали кипящим оливковым маслом и «греческим огнём». Богатырь Хасан с маленькой группой сумел всё-таки пробраться на крепостные стены, где разыгралась ожесточённая битва с защитниками. Хасану удалось заколоть своим огромным мечом несколько греков, и он начал кричать вниз о своей победе, призывая остальных янычар поддержать его.
– Эй! Я первым вошёл в город! За мной, мои воины!
Воодушевлённые успехом своего командира, янычары стали живо карабкаться наверх, однако отряд генуэзцев, возглавляемый вездесущим Джустиани, быстро подоспел на подмогу, зарубив Хасана вместе с пробравшимся отрядом. Остальные янычары попятились назад, и атака была вновь отбита.
Прошло около шести часов непрерывного штурма, однако греки упорно оборонялись, не позволяя противнику проникнуть в город. Мехмед был полон отчаяния. Он нервно расхаживал перед своим шатром, не в силах повлиять на штурм. Янычары непрерывной лавиной продолжали идти на стены, но каждый раз отбрасывались назад неутомимыми защитниками.
Солнце стояло в зените, и длинный майский день был на руку атакующим, однако перелом в их пользу никак не наступал. Пушки Урбана вновь пальнули. Установленные на этот раз намного ближе, они смогли проломить стены сразу в нескольких местах. Обороняющиеся совсем уже не успевали заделывать образовавшиеся бреши. Они встречали набегавших турок прямо в узком проходе и, используя маленький фронт атаки, рубили их у входа. Однако уже чувствовалась усталость защитников, бессменно обороняющих стены несколько часов подряд. Турки шли непрерывным потоком и хотя несли страшные потери, однако постепенно продвигались вперёд.
В одной из таких ожесточённых атак ранили самого Джустиани. Ятаган янычара пробил ему панцирь, поразив командора в грудь. Он начал истекать кровью и задыхаться. Лекари сразу окружили его.
В третьем часу дня сражение было в самом разгаре, и ни одна из сторон не помышляла о поражении, хотя весть о ранении командора сильно отразилась на настроении генуэзцев. Видя, что он не может возвратиться в строй, они решили отнести на галеон.
– Не покидайте меня! – взмолился император, видя как уносят Джустиани,– если вы уйдёте, то я погибну.
Однако раненого командора вынесли со стен и весть об этом сразу распространилась повсюду.
Соломон по поручению Романа ходил между крепостных стен и проверял надёжность ворот и калиток города. Несколько раз он сталкивался с единичными турками, просочившимися в проделанные бреши, и в короткой схватке закалывал их. Решив ещё раз проверить воскресную калитку ворот святого Романа, Соломон направился туда. Не доходя до этого места, он натолкнулся на странного человека в монашеской одежде, торопливо идущего в обратную сторону.
– Что ты здесь делаешь?– окликнул он его.
Человек в растерянности встал и ничего не ответил. Лицо его прикрывал чёрный капюшон.
– А ну, покажи своё лицо, не то я снесу тебе голову! – пригрозил Соломон, приставив свой длинный меч к груди незнакомца.
Тот поняв, что с ним не шутят, медленно открыл своё лицо. Это был Селим. Соломон по внешности догадался, что этот человек вовсе не грек, а тем более не монах.
– Отпусти меня! Я спешу на помощь к раненым! – сказал Селим на плохом греческом языке.
Соломону лицо странного монаха показалось очень знакомым. Он начал внимательно присматриваться к нему. В его памяти медленно всплыл тот морской бой с двумя галерами турецких пиратов, когда они возвращались с дядей из Смирны.
– Ты Селим? Ты тот пират который принёс столько горя нашей семье!– догадался Соломон,– на твоей совести смерть моего отца и дяди! Это ты похитил мою сестру из Александрии!
Сказав это, Соломон набросился на турка и внезапным мощным ударом сшиб врага на землю, приставив меч к горлу.
Бывший пират сперва не мог сообразить о чём идёт речь, но потом, услышав имя девушки, обо всём догадался.
– Да, это я, Селим. Но если ты убьёшь меня, то никогда не узнаешь, где твоя сестра.
Селим думал, что таким образом сможет отвлечь Соломона и избежит заслуженной кары.
Ярость буквально затмила сознание юноши. Наконец он нашёл того человека, который принёс столько горя ему и его семье.
– Сейчас ты поплатишься за все свои злодеяния, – с ненавистью произнёс юноша,– никакие уловки уже не спасут тебя!
– Не делай этого!– задрожал от страха Селим, – я заплачу тебе! Пощади меня!
– На этот раз тебе некуда деваться! – с ненавистью произнёс Соломон, нажимая на рукоятку своего меча.
Селим понял, что настал его последний час, и злорадно прошипел:
– Можешь убить меня. Я своё дело сделал. Калитка открыта. Янычары уже ворвались в город. Он наш! Наш!
Последние слова он произнёс задыхаясь, ибо меч Соломона глубоко вонзился ему в горло, и негодяй буквально захлёбывался в собственной крови.
– Нет справедливей кары, когда душегуб сам погибает от меча, – произнёс Соломон, с отвращением отталкивая мёртвое тело своего врага.
Сказав это, он спешно побежал запирать калитку, но было уже поздно. Толпа янычар проникала через неё в город. Поначалу туркам казалось, что это очередная хитрость греков, и потому они очень осторожно продвигались вперёд, боясь угодить в ловушку противника, но потом, увидев одиноко стоящего Соломона, смело набросились на него. Завязалась неравная схватка, в которой Соломону противостояло сразу восемь турок. В этом месте проход был достаточно узок и благодаря этому юноша смог успешно отбиваться от наседавшего на него противника. Своим длинным мечом ему удалось зарубить сразу двоих, и их поверженные тела препятствовали янычарам дотянуться до храброго шкипера кривыми ятаганами.
Толпа проникающих турок всё увеличивалась, и Соломон едва сдерживал их натиск. В самый критический момент он увидел, как Лев с небольшим отрядом греков спешит к нему на помощь.
– Отходи, Соломон, я прикрою! – крикнул он.
– Я с вами! – ответил тот.
– Уходи, тебя Роман зовёт! – настаивал Лев.
Вовремя подоспевший отряд начал теснить турок обратно в открытую дверь. Янычары яростно сопротивлялись, неся потери. Грекам, наконец, удалось выдворить их полностью обратно, но в это время стенобитная машина турок, подогнанная к этому месту, стала разрушать стену, расширяя проём. Огромные камни посыпались сверху, давя под собой, как защитников, так и атакующих. Разваливающаяся стена, издавая невероятный грохот, погребла всех под собой.