ики, – скомандовала я и снова зашагала.
– Нет, ты сама должна пойти к себе домой и забрать свои дневники. Ты знаешь, что у меня от твоей матери нервный тик.
Я едва слышала ее ворчание. Теперь я поняла, почему мне не хотелось возвращаться домой. Не потому, что я попала под арест. И не из-за матери. Причина была во мне.
Я терпела издевательство слишком долго, хотя давно должна была положить этому конец. Я позволяла ей говорить со мной вот так. Позволяла осуждать меня.
Я сама позволила всему этому случиться. Я ненавидела ее. Ненавидела отца. Ненавидела этот дом. Ненавидела эти бесконечные прихорашивания и занятия, которые мне навязывали.
Я ненавидела свою сестру.
На глазах навернулись слезы, и я остановилась, тяжело дыша. Моя пятилетняя сестра, которая меня не знала и которая не была безупречна. Будь она жива, она совершала бы ошибки и расплачивалась бы за них. Я ненавидела ее за то, что ей удалось всего этого избежать.
И ненавидела себя за такие мысли.
Она не избежала, просто умерла. У меня была возможность жить, а я завидовала своей сестре только потому, что ей больше не приходилось существовать.
Что со мной, черт возьми, не так?
Я вытерла слезы с щек, пока Шейн их не заметила. Неужели я настолько боялась жить? Рисковать? Быть другой, а не жалкой и беспомощной?
– Я же так расстроилась тогда, когда она запретила мне жить дома, – произнесла я, давясь слезами. – А теперь мне тошно, оттого что я там побывала.
– Джульетта, ну серьезно, – во взгляде Шейн читалась неподдельная тревога, – тебе нужно устроить с ней очную ставку. Напейся. Выскажи ей все в лицо. Наори на нее. Швырни в нее чем-нибудь. Она заслужила все это и даже еще что похуже.
Моя мать и ее племянница друг друга недолюбливали. На самом деле Сандра Картер, будучи скрытой расисткой, почти не общалась с сестрой и ее мужем. Мать бесило, что та вышла замуж не за белого мужчину, и она, хоть и не признавала этого, держала дистанцию и относилась к семье Шейн довольно высокомерно.
Она не брала в расчет, что папа Шейн был доктором, как и то, что он учился в Стэнфорде.
Моя стервозная мать терпеть не могла Шейн.
Почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота, я снова начала шагать по комнате, стараясь замедлить дыхание и успокоиться. Не сработало.
Меньше всего мне хотелось думать об этой женщине, а тем более увидеть ее снова.
– Мне нужны мои дневники, – прошептала я, но это прозвучало сродни молитве.
Будто они могут волшебным образом свалиться на меня с неба.
– Так пойди и забери их, – настойчиво произнесла Шейн.
Я покачала головой. Нет. Не могу. Я бы с бóльшим удовольствием засунула руки в собачье дерьмо и лепила из него снежки.
– О, разумеется.
Я стрельнула в Шейн взглядом.
– Как это понимать?
– Это значит, что ты трусиха, Джульет-та.
Она сознательно произнесла мое имя по слогам.
Я гневно посмотрела на нее.
– Отвали, – скомандовала я, показала ей средний палец, а потом развернулась и потопала наверх.
Сидя в комнате Тэйт, я таращилась на страницу Лиама в Facebook. Мне стало понятно, почему он так и не удалил меня из друзей. Я бы его удалила, но в последнее время просто забросила всю активность в социальных сетях.
Он выкладывал на своей странице фотки, на которых был с Меган. Например, селфи, сделанное на «Петле» в прошлые выходные. А недавно выложил их совместный снимок с вечеринки по случаю Рождества. С прошлогодней вечеринки – тогда мы еще были вместе.
Он хотел, чтобы я все это увидела, и я закусила губу, сдерживая слезы.
– Как он мог? – прошептала я, осознав, как долго он меня обманывал. А потом увидела пост о том, как я накинулась на него в клубе, как злилась, что мы расстаемся, и как меня арестовали и вытащили из клуба, а я пиналась и орала.
Неправда. Меня арестовали не в клубе, а по дороге домой.
А затем я сделала то, чего никогда, никогда нельзя делать в интернете. Я прочла комментарии. И поняла, что Тэйт и Шейн единственные были на моей стороне. Все остальные просто глумились надо мной.
Я тупо смотрела в монитор, не замечая, что впилась ногтями в деревянный стол. Пока не услышала скрежет и тогда, посмотрев вниз, увидела, что прочертила на дереве четыре бороздки.
Я захлопнула ноутбук, почувствовав, как фундамент дома ходит ходуном от музыки, грохочущей в соседнем доме.
– Засранец.
Джаред в телефонной трубке.
Лиам в интернете.
Мать в голове.
А Джексон Трент у меня в ушах!
Распахнув двери балкона и схватившись за перила, я проорала собравшимся у него во дворе:
– Эй, вы там! Сделайте потише!
Несколько человек оторвали взгляды от стола, на котором лежали моторы или что-то такое, а потом снова вернулись к своему занятию, проигнорировав мое требование.
– Эй! – снова завопила я, и парочка девчонок, посмотрев в мою сторону, принялась хихикать.
Пулей влетев обратно в спальню, я схватила мобильный и позвонила в полицию. Снова.
Я уже звонила дважды. Первый раз час назад, после того как ушла Шейн – ушла, вероятно, на вечеринку по соседству, – и еще раз сорок пять минут назад, когда музыка, будто бы по случайному совпадению, стала еще громче.
– Да, здравствуйте. Снова я, – прочирикала я с притворной улыбкой. – Музыка в соседнем доме играет так громко, что мне кажется, моя умершая бабушка только что наложила в штаны.
Дама на другом конце провода помолчала, и я с трудом уловила, как она что-то пробубнила в ответ. В этот момент из колонок в соседнем доме еще громче загремела композиция Deal with the Devil группы Pop Evil.
Боже. Он как будто знал, что я жаловалась на него в полицию!
Музыка отдавалась у меня в груди. Эта песня была мне знакома – Тэйт закачала ее в айпод.
Песня, конечно, хорошая. Но прямо сейчас мне нужна тишина.
– Что? – Я вновь переключила внимание на голос в телефонной трубке. – Э-э-э, да, я следила за языком, когда звонила вам первые два раза. Я изложила свои жалобы. На английском. Вы же говорите по-английски?
И тут я услышала щелчок – трубку положили.
– Алло! – заорала я. – Алло!
Я швырнула телефон на кровать Тэйт и даже не стала смотреть, куда он отскочил.
– Джекс хочет музыки, – процедила я сквозь сжатые зубы. – Что ж, чудесно.
Как сумасшедшая промчавшись по комнате, я сорвала с каждой из четырех стен мощные колонки Тэйт и потащила их вместе с тонкими серыми проводами к открытым дверям балкона.
Одну поставила на пол в углу. Вторую и третью – посередине балкона, а четвертую – в другом углу. Все развернула к дому засранца.
Потом прошагала к док-станции и, зарывшись пальцами ног в ковер, стала нажимать на кнопки в поисках песни Кэти Перри Firework.
Огонек замигал, и тогда я с улыбкой врубила чертовы динамики на максимальную громкость. Покачивая головой, бросила сердитый взгляд на соседний дом. Я жаждала отмщения и надеялась, что моя песня заглушит его музыку. Глянув через перила балкона, я заскрежетала зубами и зловредно улыбнулась при виде округленных глаз и отвращения на лицах.
Как вам это, жополизы?
Голос Кэти поселился у меня в животе и наполнил грудь, взрываясь внутри как тысяча хлопушек.
И я запела.
Громко.
Я во все горло горланила слова песни, завывая и крича, ощущая гнев и боль.
Я распевала их что есть мочи, крепко зажмурив глаза.
Я не слышу тебя. Никто тебя не слышит!
Слезы покатились по моим щекам.
Жалкая. Беспомощная.
Я не пела – я орала, и голос рвался из самой глубины моего существа.
Я била кулаками. Нет, я не такая!
Я неистовствовала. Я кричала так сильно, что у меня заболело горло.
Я была в ярости. Я запрокинула голову и топала ногами.
Я дала себе волю.
Отчаянная. Бешеная. Сумасшедшая.
И в этот момент я почувствовала.
Почувствовала мурашки во всем теле.
В животе. В груди. В голове. В ногах.
Я широко улыбнулась; я хохотала, задыхаясь.
Я опустила голову и позволила этому рокоту рваться из легких, позволила слезам струиться по лицу, превращая меня в замызганное нечто.
Потому что с каждой слезинкой, с каждым смешком, с каждым вздохом мое тело покидало бессилие, которое я ощущала все эти годы, а взамен пришло то, чего я никогда прежде не чувствовала.
Свобода.
Я просто отпустила себя.
Я упала на колени и дрожащим голосом пропела:
«Тебе просто нужно… зажечь… свет». – Мой голос снова окреп. – «И позволить ему гореть». – Я развела руки в стороны, продолжая выкрикивать чертовы слова: – «Будь королевой ночи, как Четвертое июля!»
И когда загремела барабанная дробь, я оторвала колени от пола, вскочила и начала прыгать как ненормальная. Я пела для себя самой. Трясла волосами, хохотала, улыбалась, вскидывала руки вверх. Запрыгнула на кровать и снова соскочила на пол, кружилась по комнате, забыв о вечеринке снаружи.
Эта песня звучала у меня внутри, и я, черт возьми, была счастлива впервые в жизни. Мне не удалось испытать это с Лиамом. Не довелось с Джексом. Ни с друзьями, ни в семье.
Когда песня закончилась, я включила ее снова. А потом еще раз. И еще.
Я танцевала. Смеялась. Я была живой.
Наверное, все мы становимся сильнее через печаль, разочарования и опыт. Просто со всеми это происходит в разное время и по-разному.
Тэйт бесили вечеринки Джареда, поэтому она их срывала.
Меня бесили вечеринки Джекса, поэтому я к нему присоединилась.
Глава 9. Джексон
Мне нужно было лишь одно: хотеть.
Мы все хотим иметь дом, машину, деньги на роскошный отдых, репутацию, черт возьми, – и что же мы для этого делаем? Мы учимся и находим себе ненавистную работу, чтобы купить то, о чем мечтаем. Мы взаимодействуем с людьми, которые нам не нравятся, и годами просиживаем штаны в скучных офисах под флюоресцентными лампами, выслушивая докучливых коллег. А все ради того, чтобы выкупить себе жалкие крохи бесценного времени и насладиться тем, что приносит нам радость. Вкусить толику жизни и почувствовать, что все это того стоило.