За Негром мы ехали вместе с варварами около семидесяти стадий и были принуждены остановиться на равнине, пока Эдикон и его товарищи не донесли Аттиле о нашем прибытии. Вместе с нами остановились и препровождавшие нас варвары. Поздно вечером, как мы стали ужинать, услышали топот скачущих в нашу сторону коней. Два скифа подъехали к нам и объявили приказ ехать к Аттиле. Мы просили их поужинать с нами. Они сошли с коней и ели с нами с удовольствием. На другой день они были нашими путеводителями. К девяти часам дня мы прибыли к шатрам Аттилы: их было у него много. Мы хотели разбить свои шатры на одном холме; но попавшиеся нам навстречу варвары запретили это делать, говоря, что шатёр Аттилы стоит на низменном месте. Мы остановились там, где нам было назначено скифами.
Тогда Эдикон, Орест, Скотта и некоторые из важнейших скифов пришли к нам и спрашивали о цели нашего посольства. Столь странный вопрос удивил нас. Мы смотрели друг на друга. Скифы, беспокоя нас, настоятельно требовали, чтобы мы дали им ответ. Мы объявили им, что о причине нашего прибытия царь велел нам говорить с Аттилою, а не с другим кем-либо. Скотта с досадою сказал, что они исполняют приказание своего государя и что не пришли бы к нам от себя, для удовлетворения личного любопытства. Мы заметили, что не так ведётся в посольствах, чтоб посланники, не переговорив с теми, к которым они отправлены, и, даже не видав их, сообщали им о цели своего посольства посредством других; что это не безызвестно и самим скифам, которые часто отправляют посольства к царю; что надлежало и нам пользоваться такими же правами и что иначе мы не объявим, в чём состоит цель нашего посольства. Тогда скифы уехали к Аттиле и возвратились к нам без Эдикона. Они пересказали нам всё то, что было нам поручено сказать Аттиле, и советовали уезжать скорее, если нам более нечего сказать. Слова их ещё более изумили нас, потому что мы не могли постигнуть, каким образом обнаружилось то, что втайне было поставлено царём. Мы рассудили за благо ничего не отвечать касательно цели нашего посольства, если не получим позволения представиться Аттиле. Мы сказали скифам: «То ли, что было вами сказано, поручено нам сообщить государю вашему или что-либо другое, о том должен знать он один; а с другими никаким образом не будем мы об этом говорить». После такого объявления нашего они велели нам немедленно уехать. Мы собирались к отъезду. Вигила стал осуждать данный нами скифам ответ, уверяя, что лучше было бы нам быть изобличёнными во лжи, нежели возвратиться назад без всякого успеха. Я легко бы убедил Аттилу, сказал Вигила, прекратить несогласия с римлянами, когда бы мне удалось поговорить с ним, потому что во время посольства Анатолиева я был с ним коротко знаком. Вигила говорил это, полагая, что Эдикон был к нему благорасположен. Под предлогом истинным или ложным, что он хотел переговорить с Эдиконом о делах посольства, он искал случая посоветоваться с мим как о том, в чём они условились между собою против Аттилы, так равно и о количестве полота, в котором, как уверял Эдикон, имел он нужду для раздачи известным ему людям. Однако ж Вигила не знал, что он был предан Эдиконом. Обманув ли римлян ложным обещанием посягнуть на жизнь Аттилы, боясь ли, чтоб Орест не пересказал Аттиле того, что он говорил нам в Сердике, после угощения, (когда он обвинял Эдикона в свидании с царём и с евнухом, тайно от него), Эдикон открыл Аттиле составленный против него заговор, и донёс ему о количестве ожидаемого от римлян золота и о цели нашего посольства.
Уже мы вьючили скотину и хотели, по необходимости, пуститься в путь ночью, как пришли к нам некоторые скифы с объявлением, что Аттила приказывает нам остановиться по причине ночного времени. К тому же месту пришли другие скифы с присланными к нам Аттилою речными рыбами и быком. Поужинав, мы легли спать. Когда рассвело, мы ещё надеялись, что получим от варвара какой-нибудь кроткий и снисходительный отзыв, но он прислал пять тех же людей с приказом удалиться, если мы не можем сказать ничего другого, кроме того, что ему было уже известно. Не дав на то никакого ответа, мы готовились к отъезду; между тем Вигила спорил с нами, утверждая, что нам надлежало объявить, что у нас было ещё что сказать Аттиле. Видя Максимина в большом унынии, я взял с собою Рустиция, который знал скифский язык, и вместе с ним пошёл к Скотте. Этот Рустиций приехал в Скифию вместе с нами. Он не был причислен к нашему посольству, но имел какое-то дело с Констанцием, который был родом итальянец и который Аэцием, полководцем западных римлян, прислан был к Аттиле в письмоводители. Я и пошёл с ним к Скотте, потому что Онигисий был тогда в отсутствии. Приветствовав Скотту через Рустиция, которого я употребил вместо переводчика, я объявил ему, что он получит много подарков от Максимина, если доставит ему средство представиться Аттиле; что посольство Максимина будет полезно не только римлянам и гуннам, но и самому Онигисию, ибо император желает, чтоб Онигисий был отправлен к нему посланником для разрешения возникших между двумя народами споров, и что по приезде в Константинополь, он получит богатейшие подарки. Я говорил притом Скотте, «что в отсутствие Онигисия он должен оказать своё содействие нам, или, лучше сказать, брату своему, в таком добром деле; что как мне было известно по слуху, Аттила слушается и его советов, но что я не мог полагаться на одни слухи, если и на опыте не узнаю, какую силу имеет он при своём государе». — «Не сомневайтесь, — сказал Скотта, и я наравне с братом моим могу говорить и действовать при Аттиле». И тотчас, сев на коня, поскакал к шатру Аттилы. Я возвратился к Максимину, который вместе с Вигилою был в крайнем беспокойстве и унынии, и пересказал ему разговор мой со Скоттою и полученный от него ответ. Я советовал Максимину приготовить подарки для представления их варвару и подумать о том, что нужно будет ему говорить. Услышав это, Максимин и Вигила, лежавшие на траве, вскочили на ноги, похвалили мой поступок и отозвали своих людей, которые пустились было уж в путь с вьючными животными. Максимин и Вигила рассуждали между собою о том, как приветствовать Аттилу и как поднесть ему подарки от себя и от царя. В то самое время, как они о том заботились, Аттила призвал нас к себе чрез Скотту. Мы вошли в его шатёр, охраняемый многочисленною толпою варваров. Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль от его седалища, а Максимин, подошёл к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: «Пусть с римлянами будет то, чего они мне желают». Затем, обратив вдруг речь к Вигиле, он называл его бесстыдным животным, потому что решился приехать к нему, зная, что при заключении мира между им и Анатолием было постановлено посланникам римским не приезжать к нему, пока все беглецы не будут выданы гуннам. Вигила сказал, что у римлян нет ни одного беглого из скифского народа, ибо все они были уже ему выданы. Аттила, воспламенясь гневом, ещё более ругал его и с криком говорил, что он посадил бы его на кол и предал бы на съедение птицам, если бы, подвергая его такому наказанию за его бесстыдство и за наглость слов его, не имел вида, что нарушает права посольства, ибо перебежчиков из его народа у римлян множество. Он велел секретарям прочесть бумагу, в которой записаны были имена беглых.
По прочтении всех имён Аттила велел Вигиле выехать из его земли без малейшего замедления, сказав притом, что он пошлёт вместе с ним Нету для объявления римлянам, чтоб они выдали ему всех бежавших к ним варваров, считая с того времени, как Карпилеон, сын Аэция, полководца западных римлян, был у него заложником; ибо он не позволит, чтоб его рабы действовали на войне против него, хотя они и не могут принесть никакой пользы тем, которые вверяют им охранение страны своей. «Какой город или какой замок, — говорил Аттила, — спасли они, когда я решился взять его?» Он велел Вигиле и Пеле объявить римлянам требование его о беглых и потом возвратиться с ответом: хотят ли они выдать ему беглецов или принимают за них войну? Несколько прежде велел он Максимину подождать, потому что хотел чрез него отвечать царю на то, о чём он к нему писал, и потребовал подарков, которые мы и выдали. Возвратившись в свой шатёр, мы перебирали между собою сказанное. Вигила сказался удивлённым, что Аттила, оказавший ему свою благосклонность и снисхождение в прежнем посольстве, теперь так жестоко ругал его. Я сказал ему: «Не предубедил ли против тебя Аттилу кто-нибудь из тех варваров, которые обедали с нами в Сардике, донёсши ему, что ты называл царя Римского Богом, а его, Аттилу, человеком?» Максимин, не имевший никакого понятия о составленном евнухом против Аттилы заговоре, принял это мнение за правдоподобное. Но Вигила изъявлял в том сомнение и, казалось, не знал причины, почему Аттила ругал его. В последствии он уверял нас, что он не подозревал тогда, чтоб были Аттиле пересказаны слова, говорённые в Сардике, или чтоб был ему открыт заговор; потому что в следствие страха, внушаемого всем Аттилою, никто из посторонних людей не смел с ним говорить. Вигила при том полагал, что Эдикону надлежало непременно хранить о том молчание, как по данной клятве, так и по неизвестности того, что могло последовать; ибо, был обвинён как участник в посягательстве на жизнь Аттилы, он мог подлежать смертной казни. Между тем как мы были в таком недоумении, пришёл Эдикон и вывел Вигилу из нашего кружка, притворяясь, будто в самом деле намерен исполнить данное римлянам обещание. Он приказал Вигиле привезти золото, для раздачи тем, которые приступят к сему делу вместе с ним, и удалился. Когда я любопытствовал узнать от Вигилы, что ему говорил Эдикон, то он старался меня обмануть, а между тем и сам был обманут Эдиконом. Он скрыл истинный предмет их разговора, уверяя, что Эдикон сам сказал ему, будто Аттила гневается и на него самого за беглецов, ибо римляне должны были возвратить всех их Аттиле или прислать к нему посланниками людей с великою властью. Так продолжали мы говорить между собою, когда пришли к нам некоторые из людей Аттилы с объявлением, что как Вигиле, так и нам запрещалось освобождать римского военнопленного, покупать варварского невольника, или лошадь, или другое что-либо, кроме съестных припасов, пока не будут разрешены существующие между римлянами и скифами недоразумения. Это было придумано варваром хитро, дабы тем легче изобличить Вигилу в злоумышлении на его жизнь, когда он не будет в состоянии сказать причины, зачем вёз с собою золото; под предлогом же ответа, который хотел дать на наше посольство, намерение его было заставить нас ожидать Онигисия для принятия приносимых ему нами от себя и от царя подарков. Онигисий в это время был послан с старшим сыном Аттилы к акацирам, народу скифскому, покорившемуся Аттиле по следующей причине.