я уступить римлянам землю, которая граничила Петром, и не беспокоить более царя насчёт беглых, если только римляне не станут снова принимать к себе других бегущих от него людей. Он отпустил и Вигилу, получив пятьдесят литр золота — такое количество привезено было сыном Вигилы, приехавшим в Скифию вместе с посланниками. Аттила отпустил без окупа и многих военнопленных, из уважения к Анатолию и Ному. Он подарил им коней, звериные меха, которыми украшаются царские скифы, и отпустил их. Вместе с ними отправил он Констанция, требуя от царя исполнения данного Констанцию обещания. Посланники по возвращении своём донесли царю о том, что было переговорено с Аттилою. Констанцию обручена женщина, бывшая за Арматием, сыном Плинфы, римского полководца, достигшего консульства. Упомянутый Арматий, отправленный в Ливию против авсорианов, одержат над ними победу, потом занемог и умер. Его-то жену, знаменитую родом и богатством, убедил царь выйти за Констанция. Таким образом прекращены несогласия с Аттилой. Между тем Феодосий был в страхе, чтоб Зинон не стал домогаться верховной власти.
Когда Аттила узнал, что после смерти Феодосия на престол восточного римского царства возведён Маркиан и когда он извещён был о том, как поступили с Гонорией, то отправил посланников к царю западных римлян, требуя, чтоб не было оказано никакого притеснения Гонории, потому что она сговорена за него; что он отмстит за неё, если она не получит престола. К восточным римлянам он писал о присылке к нему определённой дани. Посланники его возвратились без успеха. Западные римляне отвечали, что Гонория не могла быть выдана за него, быв уже замужем за другим, что престол ей не следует, потому что верховная власть у римлян принадлежит мужскому, а не женскому полу. Восточный император объявил, что он не обязан платить назначенной Феодосием дани; что если Аттила будет оставаться в покое, то он пришлёт ему дары, но если будет грозить войною, то он выведет силу, которая не уступит его силе. Аттила после того был в нерешимости, не зная, на которую из двух держав напасть. Наконец он рассудил за благо обратиться к упорнейшей войне — выступить против запада: там он должен был биться не только с италийцами, но и с готами и франками; с италийцами — дабы получить Гонорию вместе с богатством её, а с готами — в угождение Гейзериху.
<...>
Поводом к войне Аттилы с франками были кончина их государя и спор между сыновьями за господство: старший решился держаться союза с Аттилою, а младший с Аэцием.
Мы видели этого последнего, когда он явился в Рим с предложениями: на лице ещё не пробивался пушок; русые волосы так были длинны, что охватывали плеча. Аэций усыновил его и, богато одарив, тогда же отправил к императору, для заключения между ними дружбы и союза. По этой-то причине Аттила приступал к походу, и отправлял опять в Италию некоторых мужей из своей свиты, требуя выдачи Гонории. Он утверждал, что она помолвлена за него, в доказательство чего приводил перстень, присланный к нему Гонориею, который и препровождал с посланниками для показания; утверждал, что Валентиниан должен уступить ему полцарства, ибо и Гонория наследовала от отца власть, отнятую у неё алчностью брата её; что так как западные римляне, держась прежних мыслей, не покорствовали ни одному из его предписаний, то он решительнее стал приготовляться к войне, собрав всю массу людей ратных.
Аттила требовал (от Маркиана) определённой Феодосием дани; в противном случае он угрожал войною. Римляне ответствовали, что пошлют к нему посланников. Отправлен был в Скифию Аполлоний, которого брат женился на Саторниловой дочери; это та самая, которую Феодосий хотел выдать замуж за Констанция, но которую Зинон выдал за Руфа. Тогда Руфа уже не было в живых. Аполлоний, который был приятелем Зинона, получив звание полководца, отправлен был к Аттиле посланником. Он переправился через Истр, но не был допущен к Аттиле. Царь скифский гневался на него за то, что он не привёз к нему дани, которая, как уверял он, была ему назначена от особ важнейших и царского сана достойнейших. Итак, он, не принимая посланников, оказывал тем небрежение и к пославшему. Аполлоний в это время ознаменовал себя поступком достойным твёрдого человека. Так как Аттила не принимал его как посла и не хотел с ним говорить, а между тем прибавил, чтоб он выдал ему подарки, везённые к нему от царя, грозя убить его, если их не выдаст, то Аполлоний отвечал: «Скифы не должны требовать того, что они могут получить или как дар, или как добычу»; он этим давал заметить, что Аттила получил либо подарки, если примет его как посланника, либо добычу, если отнимет их, убив его. Итак, он возвратился без успеха.
<...>
Поработив Италию, Аттила возвратился восвояси и объявил войну и порабощение страны восточным римским государям, так как дань, постановленная Феодосием, не была выслана.
III. ИорданО ПРОИСХОЖДЕНИИ И ДЕЯНИЯХ ГОТОВ.Getica(фрагменты)[163]
Перу современника императора Юстиниана I и историка Прокопия Кесарийского, готу Иордану принадлежит первое историческое сочинение, в котором запечатлёна история его родного народа. Особое место автор уделяет вторжениям германцев на территорию Римской империи и нашествию гуннов, описание которых и предлагается вниманию читателей.
После того как Феодосий, родом из Испании, был избран императором Грацианом и поставлен в восточном принципате вместо Валента, дяди своего по отцу, военное обучение пришло вскоре в лучшее состояние, а косность и праздность были исключены. Почувствовав это, гот устрашился, ибо император, вообще отличавшийся острым умом и славный доблестью и здравомыслием, призывал к твёрдости расслабленное войско как строгостью приказов, так и щедростью и лаской. И действительно, там, где воины обрели веру в себя, — после того как император сменился на .лучшего, — они пробуют нападать на готов и вытесняют их из пределов Фракии. Но тогда же император Феодосий заболел, и состояние его было почти безнадёжно. Это вновь придало готам дерзости, и, разделив войско, Фриттигерн отправился грабить Фессалию, Эпиры и Ахайю, Алатей же и Сафрак с остальными полчищами устремились в Паннонию. Когда император Грациан, который в то время по причине нашествия вандалов отошёл из Рима в Галлию, узнал, что в связи с роковым и безнадёжным недугом Феодосия готы усилили свою свирепость, то немедленно, собрав войско, явился туда; однако он добился с ними мира и заключил союз, полагаясь не на оружие, но намереваясь победить их милостью и дарами и предоставить им продовольствие.
Когда в дальнейшем император Феодосий выздоровел и узнал, что император Грациан установил союз между готами и римлянами, — чего он и сам желал, — он воспринял это с радостью и со своей стороны согласился на этот мир; короля Атанариха, который тогда наследовал Фриттигерну, он привлёк к себе поднесением ему даров и пригласил его со свойственной ему приветливостью нрава побывать у него в Константинополе. Тот охотно согласился и, войдя в столицу, воскликнул в удивлении: «Ну, вот я и вижу то, о чём часто слыхивал с недоверием!» — разумея под этим славу великого города. И, бросая взоры туда и сюда, он глядел и дивился то местоположению города, то вереницам кораблей, то знаменитым стенам. Когда же он увидел толпы различных народов, подобные пробивающимся со всех сторон волнам, объединённым в общий поток, или выстроившиеся ряды воинов, то он произнёс: «Император — это, несомненно, земной бог, и всякий, кто поднимет на него руку, будет сам виноват в пролитии своей же крови». Был он, таким образом, в превеликом восхищении, а император возвеличил его ещё большими почестями, как вдруг, по прошествии немногих месяцев, он переселился с этого света. Мёртвого, император почтил его милостью своего благоволения чуть ли не больше, чем живого: он предал его достойному погребению, причём сам на похоронах шёл перед носилками.
После смерти Атанариха всё его войско осталось на службе у императора Феодосия, предавшись Римской империи и слившись как бы в одно тело с римским войском; таким образом было возобновлено то ополчение федератов, которое некогда было учреждено при императоре Константине, и эти самые [готы] стали называться федератами. Это из них-то император, понимая, что они ему верны и дружественны, повёл более двадцати тысяч воинов против тирана Евгения, который убил Грациана и занял Галлию: одержав над вышесказанным тираном победу, император совершил отмщение.
После того как Феодосий, поклонник мира и друг рода готов, ушёл от дел человеческих, сыновья его, проводя жизнь в роскоши, принялись губить оба государства, а вспомогательным войскам (т.е. готам) отменять обычные дары; вскоре у готов появилось к ним презрение, и они, опасаясь, как бы от длительного мира не ослабела их сила, избрали себе королём Алариха; он отличался чудесным происхождением из рода Балтов, второго по благородству после Амалов; род этот некогда благодаря отваге и доблести получил среди своих имя Балты, т.е. отважного.
Вскоре, когда вышеназванный Аларих поставлен был королём, он, держа совет со своими, убедил их, что лучше собственным трудом добыть себе царство, чем сидя в бездействии подчиняться [царствам] чужим. И, подняв войско, через Панионию — в консульство Стилихона и Аврелиана — и через Сирмий, правой стороной вошёл он в Италии», которая казалась опустошённой от мужей: никто ему не сопротивлялся, и он подошёл к мосту Кандидиана, который отстоял на три милиария от столицы Равенны.
Этот город открыт всего только одному подступу, находясь между болотами, морем и течением реки Пада; некогда землевладельцы [в окрестностях] города, как передают старшие писатели, назывались aivetoi, что значит хвалы достойные. Равенна лежит в ложе римского государства над Ионийским морем и наподобие острова заключена в разливе текущих вод. На восток от неё — море; если плыть по нему прямым путём из Коркиры и Эллады, то по правую сторону будут сначала Эпиры, затем Далмация, Либурния и Истрия, и так весло донесёт, касаясь [всё время берега], до Венетий. На запад [от Равенны] лежат болота, на которых ворота, остаётся единственный крайне узкий вход. С северной стороны находится тот рукав реки Пада, который именуется Рвом Аскона. С юга же — сам Пад, величаемый царём рек италийской земли, по прозванию Эридан, он был отведён императором Августом посредством широчайшего рва, так что седьмая часть потока проходила через середину города, образуя у своего устья удобнейший порт, способный, как некогда полагали, при пять для безопаснейшей стоянки флот из двухсот пятидесяти кораблей, по сообщению Диона. Теперь же, как говорит Фавий, то, что когда-то было портом, представляется обширнейшим садом, полным деревьев, на которых, правда, висят не паруса, а плоды. Город этот славится тремя именами и наслаждается трояким расположением, а именно: первое из имён — Равенна, последнее — Классис, среднее — Цезарея между городом и морем; эта часть изобилует мягким [грунтом] и мелким песком, пригодным для конских