На следующее утро, как только стало светать, Марк повел поисковую группу к обрывистым берегам реки. Правая рука его висела на перевязи, грудь под рубашкой была туго обмотана бинтами, он шагал нетвердо из-за множества болезненных ран.
Шона Кортни нашли в полумиле последнего порога ниже по течению, там, где Бабуинов ручей изливался в долину.
Он лежал на спине без единого пятнышка крови, вода смыла все до капли, и даже посиневшие раны его были чисты. Кроме вмятины на виске, на голове и на лице почти не осталось никаких отметин, густая белая борода успела высохнуть на раннем утреннем солнышке, и ее завитки величественно кудрявились на его груди. Он походил на вырезанную из камня статую средневекового рыцаря, лежащего в саркофаге вместе с доспехами и мечом в тусклых глубинах древнего собора.
Если же моя жена скончается раньше меня, или одновременно со мной, или же нашу с ней смерть будут разделять не более шести месяцев…
Река оказалась милостива к супругам и принесла тело Руфи на ту же самую отмель. Она лежала лицом вниз, наполовину занесенная мягким белым песком. Одна ее тонкая и обнаженная рука была откинута в сторону, и на среднем пальце ярко сверкало простое золотое колечко. Пальцы ее почти касались руки мужа.
Их похоронили вместе, бок о бок, в глубокой могиле на склоне нагорья, позади большого дома их имения.
…Что же касается остального моего имущества, я предписываю поступить следующим образом.
Далее на пятидесяти страницах следовало чуть ли не пятьсот отдельных завещательных пунктов, и общая сумма завещанного по этим пунктам составляла почти пять миллионов фунтов стерлингов. Шон Кортни не забыл никого, начиная с обыкновенных конюхов и домашних слуг. Им он оставил достаточно, чтобы каждый мог купить клочок земли или небольшое стадо, чтобы жить, не зная забот, до конца дней своих.
Тем, кто служил ему верой и правдой всю свою жизнь, он оставил, соответственно, больше.
Тот, кто вложил свой труд в создание процветающих предприятий или компаний Шона, получил долю в этих компаниях, и довольно значительную.
Ни одного друга или родственника не забыл Шон, каждому что-то оставил.
Я признаю, что у меня есть один рожденный в браке ребенок мужского пола, но я не решаюсь употребить по отношению к нему слово «сын» – это некий ДИРК КОРТНИ, в настоящее время проживающий в имении Грейт-Лонгвуд Ледибургского округа. Как бы то ни было, но Господь Бог или сам дьявол обеспечил его более чем достаточно, и все, что бы я ни добавил к этому, стало бы излишне. Поэтому я не оставляю ему ничего, даже своего благословения.
Дирка Кортни похоронили в сосновой роще, за ареной для собачьих боев. Священник в похоронах не участвовал – не нашлось такого, кто захотел бы отслужить по нему заупокойную литургию, и могильщик просто закопал гроб под любопытными взглядами нескольких представителей прессы и сборища праздных зевак. Народу присутствовало довольно много, но ни один человек не плакал.
Моей дочери СТОРМЕ ХАНТ (урожденной КОРТНИ), которая легкомысленно относилась к своим дочерним обязанностям, я, в свою очередь, выполняя свой отцовский долг, завещаю одну гинею.
– Он не хотел этого, – прошептал ей Марк. – Он говорил о тебе в ту ночь… когда это случилось, он о тебе вспоминал.
– Его любовь всегда была со мной, – тихо сказала она. – Пускай даже в конце он пытался отрицать ее, эта любовь останется со мной навсегда. Это уже достаточное богатство. И деньги его мне не нужны.
МАРКУ АНДЕРСУ, к которому я отношусь с той любовью, которую мужчина испытывает только к собственным детям, денег я не оставляю, поскольку прекрасно знаю, что он их презирает. Вместо наличных денег я завещаю ему все свои книги, картины, ружья, пистолеты и винтовки, личные драгоценности и всех своих домашних животных, включая собак, лошадей и рогатый скот.
Картины сами по себе представляли собой значительное богатство, да и книги тоже – многие являлись раритетами и сохранились в отличном состоянии.
Марк продал только скот и лошадей, поскольку их оказалось очень много, а в кишащей мухами цеце долине реки Бубези им не нашлось бы места.
Прочее мое состояние я завещаю вышеупомянутому МАРКУ АНДЕРСУ, как члену правления Общества защиты дикой природы, с целью использовать оное на благо исполнения задач общества, в частности для сохранения и развития земель, в настоящее время известных под названием Чакас-Гейт, и превращения их в государственный заповедник.
– Ни один член правительства не захочет поддержать законопроект, который разработал и пробивал бывший заместитель министра земельных ресурсов, – сообщил Марку генерал Джанни Сматс, когда они тихо разговаривали после похорон. – Все, чего касался этот человек, все, что связано с его именем, приобрело очень нехороший душок. Политическая репутация – вещь хрупкая, никто не хочет подвергать ее опасности… я склонен предвидеть, что члены нового правительства панически этого боятся и захотят отмежеваться даже от воспоминаний о нем. Мы с полной уверенностью ожидаем, что будет внесен новый законопроект, который подтверждает и расширяет статус Чакас-Гейт как заповедных земель, и я могу уверить тебя, мой мальчик, что этот законопроект получит полную поддержку моей партии.
Как и предполагал генерал Сматс, на очередной сессии парламента законопроект был принят и 31 мая 1926 года стал законом, или парламентским актом Южно-Африканского союза № 56 от 1926 года. Через пять дней из министерства земельных ресурсов в Ледибург пришла телеграмма, подтверждающая назначение Марка первым смотрителем Национального парка Чакас-Гейт.
Суд, на котором Хобдей мог бы назвать сообщников, стать свидетелем обвинения и снять с себя обвинение в убийстве, так и не состоялся. Судили самого Хобдея, и государственный обвинитель потребовал для него смертной казни. В своем заключительном слове главный судья не забыл упомянуть о показаниях, данных свидетелем Ситоле Замой по прозвищу Пунгуш:
– Он произвел на суд прекрасное впечатление. Его ответы на вопросы были ясны и точны. Защита ни разу не смогла пошатнуть уверенность суда в его искренности и честности, в его способности помнить все до мельчайших подробностей.
В канун Рождества в чисто выбеленном помещении центральной тюрьмы Претории, связанный по рукам и ногам и с надетым на голову черным хлопчатобумажным мешком, Хобдей провалился сквозь откидывающийся деревянный люк в вечность.
Благодаря показаниям Марка Андерса с Питера Боутса все обвинения в убийствах были сняты, и перед судом он не предстал.
– В основе его проступков лежат слабость и жадность, – пытался объяснить Марк свою позицию Сторме. – Если за это наказывать, для каждого из нас нужно ставить виселицу. Не будем ему мстить, и так хватит с нас смертей.
Когда закончились судебные слушания, Питер Боутс уехал из Ледибурга, и Марк больше никогда и ничего о нем не слышал.
Проехав по низкому железобетонному мосту через реку Бубези, построенному в том месте, где могли бы стоять плотина и гидроэлектростанция Дирка Кортни, на противоположном берегу вы увидите шлагбаум.
На входе вас встретит и отдаст вам честь егерь-зулус в красивой форменной одежде и широкополой шляпе, с улыбкой, сверкающей ярче, чем даже кокарда сотрудника парка на шляпе.
Когда, покинув машину, вы войдете в административное здание из тесаного камня с аккуратной тростниковой крышей, чтобы оставить свою подпись в журнале и получить пропуск, обратите внимание на левую стену за стойкой администратора. Здесь в стеклянной витрине размещается постоянная выставка фотографий и памятных предметов, рассказывающих о первых днях существования этого парка. В самом центре коллекции – большая фотография немолодого, но молодцеватого джентльмена, сухощавого, стройного и загорелого, крепкого, как сыромятная кожа, с густой шевелюрой седых волос и замечательными усами, торчащими в стороны, как острые пики.
Его парусиновый пиджак слегка помят и сидит на нем несколько мешковато, будто был сшит на его старшего брата; галстучный узел на целый дюйм сполз вниз, а угол воротничка слегка сбит в сторону. Подбородок у него твердый, решительный, однако улыбка веселая и озорная. Но больше всего привлекают внимание его глаза, чистые и ясные, какие бывают у мечтателей, ясновидцев и пророков.
Под фотографией лежит табличка: «Полковник Марк Андерс, первый смотритель Национального парка Чакас-Гейт». А ниже – маленькими буковками текст: «Благодаря энергии и замечательной прозорливости этого человека Национальный парк Чакас-Гейт был сохранен для будущих поколений. Полковник Андерс служил в правлении фонда Национального парка со дня его основания в 1926 году. В 1935 году он был избран его председателем. Он доблестно воевал в двух мировых войнах, в одной из них был тяжело ранен, во второй командовал батальоном, принимая участие в боях в Северной Африке и Италии. Написал много книг о дикой природе, в том числе „Заповедник“ и „Исчезающая Африка“. Много ездил по всему миру с лекциями, а также добиваясь поддержки своей деятельности, связанной с охраной природы. Удостоен наград от монархов, правительств и университетов многих стран мира».
Рядом с полковником на фотографии стоит высокая, стройная женщина. Строго зачесанные назад волосы тронуты сединой, в уголках глаз видны морщинки, вокруг рта – глубокие складки, но это оттого, что она смеется, – черты лица говорят о том, что некогда она была настоящей красавицей. Покровительственно, а отчасти ревниво она прильнула к правой руке полковника.
Далее в пояснительном тексте написано: «Его жена и на протяжении всей совместной жизни сподвижник в его работе – всемирно признанная художница, известная под девичьим именем Сторма Кортни, автор незабываемых африканских пейзажей и рисунков, посвященных дикой природе.
В 1973 году полковник Андерс, оставив должность председателя правления парка, ушел в отставку и вместе с супругой поселился на Натальском побережье, в местечке Умхланга-Рокс, в небольшом доме на берегу моря».