ересчитала его содержимое, потом не без душевной борьбы приняла решение и выложила на прилавок блестящую золотую монету – полсоверена.
– Теперь остается только фунт.
Марион поколебалась, опять покраснела.
– А как вы думаете, можно забрать пару простыней прямо сейчас? – выпалила она. – Мне так хочется поскорей начать вышивание.
– Конечно, дитя мое, – сразу же согласилась мисс Люси. – Ты ведь уже за три заплатила. Сейчас я тебе положу их в пакет.
Марион и ее сестра Линетта сидели рядышком на диване. Каждая начала со своей стороны, они усердно склонили над простыней головы, иголки так и мелькали в руках, а языки трудились не переставая.
– Марка больше всего заинтересовали статьи про мистера Дирка Кортни, которые я ему послала, и он говорит, что, похоже, мистер Кортни займет видное место в книге…
В другом конце комнаты сидел муж Линетты; низко склонив голову, он работал над какими-то юридическими документами, разложенными перед ним на столе. Он только что раскурил трубочку из корня сливы, и она теперь при каждой затяжке тихонько клокотала. Волосы его, напомаженные бриллиантином, были зачесаны на прямой, как линейка, пробор, разделяющий прическу посередине.
– О, Питер! – вдруг воскликнула Марион; ее руки замерли, а лицо просветлело. – Послушай, мне пришла в голову чудесная мысль.
Оторвавшись от бумаг, Питер Боутс поднял голову и нахмурился с легкой досадой; на лбу у него появились морщины, как у человека, которого глупая женская болтовня отвлекает от важной и серьезной работы.
– Ты ведь так много работаешь в банке мистера Кортни. Ты даже бывал в его большом доме, правда? Он даже здоровается с тобой на улице, я сама видела.
Попыхивая трубочкой, Питер важно кивнул:
– Да, мистер Картер частенько говорит, что, мол, я, похоже, понравился мистеру Кортни. Думаю, скоро я буду справляться с отчетностью еще лучше.
– Ах, дорогой, ты не мог бы поговорить с мистером Кортни? Сказать ему, что Марк собирает материал для своей книги о Ледибурге и очень интересуется делами мистера Кортни и его семейства…
– Да полно тебе, Марион, – небрежно махнул трубкой Питер. – Не станет же такой человек, как мистер Кортни…
– А вдруг ему станет лестно, если и его имя появится в книге Марка… ну прошу тебя, дорогой. Я уверена, мистер Кортни тебя выслушает. А вдруг ему понравится такая идея! Это сделает тебе честь.
Питер глубокомысленно помолчал, тщательно взвешивая ситуацию: на одной чаше весов – возможность произвести на женский пол впечатление важностью собственной фигуры, а на другой – пугающая перспектива накоротке говорить с самим мистером Дирком Кортни. Одна мысль об этом приводила его в ужас. Дирка Кортни Питер боялся до жути, в его присутствии чуть не вилял хвостом, лебезил до самоуничтожения и понимал, что именно поэтому Дирку Кортни нравилось работать с ним; разумеется, Питер – старательный и дотошный юрист, но основная причина крылась в его благоговейной почтительности к хозяину. Мистер Кортни ценил это качество у своих подчиненных.
– Прошу тебя, Питер. У Марка так много хлопот с этой книгой! Мы должны помогать ему. Я только что говорила Линетте, что Марк взял на работе месячный отпуск и отправился на Чакас-Гейт, чтобы собрать для книги кое-какие факты.
– На Чакас-Гейт? – озадаченно спросил Питер и даже вынул изо рта трубку. – Зачем ему это? Там же нет ничего, дикое место.
– Не знаю, – призналась Марион. Но тут же быстро добавила: – Это очень важно для книги. И мы должны хоть как-то помочь ему.
– Что же именно, по-твоему, я должен попросить у мистера Кортни?
– Ты мог бы попросить мистера Кортни, чтобы он познакомился с Марком, рассказал ему о своей жизни, ну… своими словами. Представь, как это будет выглядеть в печатном виде.
Питер сглотнул слюну.
– Послушай, Марион, мистер Кортни занятой человек, не может же он…
– О, пожалуйста! – взмолилась Марион. Вскочив с места, она подбежала к нему и опустилась на колени рядом с его стулом. – Очень прошу тебя, ради меня!
– Ну ладно, – промямлил Питер. – Так и быть, я поговорю с ним.
Питер Боутс стоял навытяжку рядом с креслом в торце длинного, отделанного золоченой бронзой стола, сгибаясь в талии, только когда нужно было перевернуть страницу.
– …И здесь, пожалуйста, мистер Кортни.
Сидящий в кресле большой человек небрежно, почти не глядя, ставил закорючку в нижней части документа, не прерывая разговора с модно одетым человеком, который сидел за столом поодаль.
Вокруг Дирка Кортни стоял крепкий запах духов; этими духами он щеголял, как кавалерийский офицер своим плащом. Питер тщетно пытался определить этот запах. Вероятно, страшно дорогие духи, но ведь именно так должен пахнуть успех… он твердо решил приобрести флакончик, чего бы это ему ни стоило.
– …И здесь тоже, пожалуйста, сэр.
Теперь, стоя совсем близко, он заметил, что волосы Дирка Кортни блестят, а на висках, где они переходят в курчавые бакенбарды, их длина несколько больше и бриллиантином они не тронуты. «Сегодня же вечером, – решил Питер, – отмою волосы от бриллиантина и тоже отпущу подлиннее».
– Это все, мистер Кортни. Я распоряжусь, чтобы завтра вам доставили копии.
Не глядя на него, Дирк Кортни кивнул, затем отодвинул кресло и встал.
– Итак, джентльмены, – обратился он к остальным за столом, – не будем заставлять наших дам скучать без нас.
Все рассмеялись сладострастным смехом, предвкушая удовольствие; глаза их горели, как у львов в клетке, когда наступает время кормления.
Питер уже слышал о некоторых подробностях сборищ, которые Дирк Кортни устраивал в своем большом доме Грейт-Лонгвуд. Развлечения включали в себя азартные игры, причем играли всегда по крупным ставкам; порой собачьи бои – два специально подобранных животных в яме рвали друг друга так, что кожа и мясо свисали клочьями, – или бои петушиные… И женщины, конечно; их привозили в закрытых автомобилях из Дурбана или Йоханнесбурга. Женщины большого города… Питер дрожал при одной мысли о них. Приглашали на сборища только людей значимых, влиятельных в обществе или богатых, и в выходные дни, когда устраивались эти пирушки, гостей охраняли громилы Дирка Кортни.
Питер грезил о том, что когда-нибудь и его пригласят на такое сборище и он будет сидеть за столом, крытым зеленым сукном, напротив Дирка Кортни и, не вынимая изо рта дорогой сигары, небрежно подвигать к нему фишки из слоновой кости или развлекаться с женщинами в шелестящих шелках, с обнаженными до плеч белыми и гладкими руками. Слыхивал он и о прекрасных танцовщицах, исполняющих танец семи покрывал[12], – во время танца они медленно раздеваются, в конце концов оставаясь в чем мать родила в окружении ревущих и лапающих их мужчин.
Питер встрепенулся, едва не упустив момент. Дирк Кортни шел через комнату к двери, ведя перед собой гостей, смеющийся и обаятельный, сверкая белыми зубами на красивом загорелом лице. Слуга держал наготове его пальто, а внизу, на улице, рядом с лимузинами поджидали шоферы. Хозяин с гостями собирались отбыть в тот мир, о котором Питер мог только мечтать, перебирая в мыслях шокирующие эротические подробности.
И Питер поспешил вслед за Дирком.
– Мистер Кортни, у меня есть к вам одна личная просьба, – заикаясь, проговорил он.
– Пойдем, Чарльз. – Дирк Кортни, не глядя на Питера, дружески обнял за плечи одного из гостей. – Надеюсь, сейчас тебе больше повезет, чем в прошлый раз. Ты же знаешь, я терпеть не могу отбирать деньги у своих друзей.
– У сестры моей жены есть жених, сэр, – в отчаянии продолжал Питер. – Он пишет книгу о Ледибурге… и он хотел бы включить в нее несколько слов о вашем личном опыте…
– Альфред, поедешь с Чарльзом на первой машине, хорошо?
Дирк Кортни застегнул пальто, поправил шляпу и, слегка морщась, повернулся к двери – назойливость Питера его раздражала.
– Он родом из наших мест, – торопясь, бубнил Питер, чуть не плача от смущения. И упрямо продолжал: – Он воевал, имеет награды; может, вы помните его дедушку, Джона Андерса…
Лицо Дирка Кортни вдруг изменилось, он медленно повернулся к Питеру и в первый раз посмотрел ему прямо в лицо. У Питера душа в пятки ушла от страха. Он никогда еще не видел на лице человека такой жгучей злобы, такой беспощадной жестокости. Это длилось всего мгновение, потом большой человек улыбнулся. Да, улыбнулся такой очаровательной, дружеской улыбкой, что у Питера голова закружилась; у него словно камень с души свалился.
– Говоришь, книгу обо мне пишет? – спросил он, дружески подхватывая Питера под руку. – Ну-ка, ну-ка, расскажи мне про этого юношу. Ведь он, полагаю, молод?
– Да, сэр, совсем молодой.
– Джентльмены… – обратился Дирк Кортни к гостям с виноватой улыбкой. – Прошу вас, идите пока без меня. Я скоро вас догоню. Комнаты для вас готовы, и, прошу, не ждите меня, если я задержусь, развлекайтесь как можете.
Все еще держа Питера под руку, Дирк учтиво провел его обратно в огромный зал заседаний и усадил в кожаное кресло возле камина.
– Итак, мой юный друг, мастер Боутс, как насчет бокала бренди?
Ошеломленный Питер смотрел, как Дирк собственными руками, большими, сильными, покрытыми с тыльной стороны тонкими черными волосками, с бриллиантом величиной с большую горошину на мизинце, наливает ему напиток.
С каждым шагом Марка на север огромные бастионы Чакас-Гейт постепенно меняли вид: сначала это были смутные, подернутые синеватой дымкой очертания вдали, а теперь уже отчетливо виднелись особенности и подробности скальной породы.
Два утеса, как близнецы-братья, смотрели друг на друга, словно на свое отражение в зеркале. Высота каждого составляла добрых тысячу футов. Их разделяло глубокое ущелье, через которое река Бубези изливала свои воды на прибрежную равнину Зулуленда и потом, извиваясь, текла дальше, а через сто двадцать миль, образовав запутанный лабиринт болот, лагун и мангровых лесов, наконец узким приливным устьем прорывалась к морю. Через это устье река то всасывала в себя с приливом морскую воду, то выпускала ее обратно в море, и отлив нес с собой грязную, поменявшую цвет воду далеко в синий Мозамбикский пролив. Эта вода образовывала коричневое пятно, которое резко контрастировало с ярко-белыми песчаными пляжами, на тысячи миль простирающимися от него на юг и на север.