Они сходились еще дважды, и каждый раз первым в атаку бросался коренастый Чака, но доберман уже старался избегать плотного контакта грудь в грудь. Чаке же инстинкт подсказывал, что именно так он и должен действовать. Однако он успел получить еще две глубокие, до самой кости, раны, так что очередная его атака закончилась тем, что он врезался в стенку. Оставив на ней большое ярко-красное пятно, он тут же развернулся и снова бросился на врага.
Из-за раны в животе доберман сгорбился, выгнул спину от боли, но тем не менее еще оставался проворным и быстрым. После своего глупого захвата зубами за холку он больше не пытался вцепиться в противника, ограничиваясь мощными и глубокими укусами, и, как опытный боксер, старался держать дистанцию.
Чака уже истекал кровью; в очередной раз развернувшись, он впервые за время боя высунул язык, с которого капала окрашенная кровью пенистая слюна. Дирк, видя эти явные, грозящие неминуемым крахом признаки слабости, выругался.
Теперь в атаку снова бросился крупный Кайзер: он нацелился было в горло, но неожиданно взял пониже и нанес быстрый как молния удар сбоку, глубоко вонзив в противника зубы, чтобы обессилить его. Чака тут же резко развернулся, опять вознамерившись вцепиться в его тощий живот, но попал ниже, и ему повезло: он поймал зубами торчащие из вскрытого живота внутренности.
Передние лапы терьера тут же словно одеревенели, он выгнул шею, опустив подбородок до самой груди, стремясь удержать захват. По инерции добермана пронесло дальше, и захват противника полностью выволок наружу его внутренности, которые в свете ламп выглядели длинной блестящей лентой. Не в силах сдержать восторга, женщины оглушительно завизжали, а мужчины взревели.
А Чака, продолжая сжимать в зубах внутренности врага, бросился на него сзади. Задние лапы добермана запутались в скользких и упругих розовых кишках, вылезших из брюшной полости, и он потерял равновесие. Терьер, сделал выпад, мощно ударил его грудью и подбросил в воздух; Кайзер, с визгом дрыгая лапами, упал на спину.
Дальнейшие действия Чаки были интуитивно естественны для его породы и быстры, как бросок гадюки. Хватка его оказалась смертельна: мощными челюстями он крепко вцепился противнику в горло, сопя и мотая головой на короткой выгнутой шее, а затем рванул вниз, и его длинные клыки сомкнулись на трахее добермана.
Дирк Кортни легко спрыгнул с парапета в яму и захохотал заливистым, ненатурально громким смехом; кровь бросилась ему в лицо, которое сразу приобрело багровый цвет. Хлыстом отогнав своего кобеля, он перевернул носком сапога труп добермана.
– Ну что скажешь? Чистая победа? – крикнул он, глядя на Чарльза и продолжая хохотать.
Тот кинул на него пасмурный взгляд, а затем, словно признавая поражение, пожал плечами и отвернулся.
Дики Лэнком сидел за столом, а перед ним лежал микрофон телефонного аппарата; к уху плечом прижимая наушник, он чистил ногти позолоченным перочинным ножичком.
– Ну что я могу сказать, голубушка. Мне и самому грустно, но тетушка Хортенс была богата, как тот парень, который все превращал в золото, да-да, Мидас, или как его… Крёз, что ли… В общем, я никак не могу пропустить ее похороны, понимаешь? Нет, не понимаешь?
Он театрально вздохнул и, отправив перочинный ножик обратно в карман жилетки, принялся листать адресную книгу, выискивая номер очередной девицы.
– Нет, милая, нет, как у тебя язык поворачивается говорить такое? Ты уверена? Да это моя сестра…
Стояло позднее субботнее утро, близкое к полудню; все помещения компании «Наталь моторс» находились в полном его распоряжении. Пока не закончился рабочий день и пока под рукой оставался служебный телефон, за звонки с которого заплатит фирма, Дики пытался придумать что-то насчет выходных и в который раз убеждался в справедливости слов о том, что лошадей на переправе не меняют.
От размышлений его отвлек стук шагов по мраморному полу торгового зала; развернув кресло, он бросил взгляд через раскрытую дверь кабинки.
Нет, он не ошибся: через дверь, ведущую на улицу, действительно зашел человек высокого роста, широкоплечий и бородатый, с ярким блеском в темных орлиных глазах.
– Храни нас Господь, – прошептал Дики. Сердце его сжалось, будто от какой-то неведомой вины. – Генерал Кортни…
Уронив наушник телефонного аппарата, который повис, болтаясь на проводе, он бесшумно скользнул под стол. И там затаился, прижавшись подбородком к коленкам.
Дики прекрасно понимал, с какой целью явился сюда генерал Кортни. Он пришел, чтобы лично поговорить об оскорблении, которое здесь нанесли его дочери. Дики Лэнком, достаточно наслышанный о характере генерала, испытывал жгучее желание избежать дискуссии на эту тему.
Теперь он сидел и прислушивался к приближающимся шагам, как ночное животное чутко ловит звуки тихой поступи леопарда, и старался не дышать, чтобы не выдать своего убежища.
Наушник все еще покачивался на проводе, и теперь в нем звучал тоненький, искаженный расстоянием, возмущенный женский голосок. Не покидая потайного места, Дики протянул руку, чтобы как-нибудь заглушить наушник, но не дотянулся, и тот продолжал дразнить его, издевательски покачиваясь всего в каких-нибудь нескольких дюймах от его пальцев.
– Дики Лэнком, я знаю, что ты меня слышишь, – пронзительно пропищал дребезжащий голосок в наушнике, и Дик чуточку, всего лишь на дюйм, с вытянутой рукой подвинулся вперед.
Вдруг в поле зрения Дики появилась мужская рука размерами не меньше лапы самца гориллы, взяла наушник и вложила в его протянутую ладонь.
– Прошу вас, позвольте помочь вам, – раздался откуда-то сверху низкий рокочущий голос.
– Благодарю вас, сэр, – прошептал Дики.
Даже на этой стадии развития событий он старался не слишком привлекать к себе внимания. А чтобы хоть чем-нибудь занять себя, он тактично стал слушать, что ему вещает наушник.
– Не притворяйся, что ты меня не слышишь, ничего у тебя не выйдет, – пропищал женский голос. – Я все про тебя знаю и про эту твою потаскуху-блондинку…
– Мне кажется, вам понадобится еще и вот это, – прогудел голос сверху, и та же рука протянула ему в убежище микрофон телефонного аппарата.
– Благодарю вас, сэр, – снова прошептал Дики.
Он еще не вполне понимал, что сейчас ощущает сильнее: унижение или смятение. Дики откашлялся и заговорил в микрофон.
– Прости, дорогая, мне надо срочно работать, – прохрипел он. – Ко мне пришел очень важный клиент.
Он надеялся, что эта грубая лесть сможет хоть немного подсахарить грядущий разговор с генералом. Дал отбой и с крайней неохотой на четвереньках выполз из-под стола, затем отряхнулся и пригладил волосы.
– Генерал Кортни! – с широкой улыбкой воскликнул Дики, вновь обретая достоинство человека, который продает автомобили. – Какая честь для всех нас!
– Надеюсь, я не оторвал вас от важного дела? – озабоченно спросил генерал. Лишь сапфировая искорка в его глазах выдавала, что он веселится от всей души.
– Ни в коем случае! – заверил его Дики. – Я просто… – Он дико завертел головой в поисках вдохновляющей идеи. – Я просто в тишине обдумывал одну мысль.
– Ах вот оно что! – с пониманием кивнул Шон. – Тогда понятно.
– Чем могу служить, генерал? – торопливо спросил Дики.
– Я хотел расспросить вас о молодом человеке, который у вас тут работает, я имею в виду Марка Андерса.
Сердце Дики снова болезненно сжалось.
– Не беспокойтесь, генерал, я лично распорядился уволить его! – выпалил он. – И дал ему хорошенький нагоняй, так что не сомневайтесь.
Кустистые темные брови генерала сдвинулись, лоб прорезала глубокая складка, и он стал похож на песчаный пейзаж пустыни. Дики совсем перепугался.
– И в этом городе он работы не найдет, уверяю вас, генерал. Я везде о нем пустил слух… считайте, это черная метка… от него здесь все шарахаются как от прокаженного, да-да…
– О чем вы тут мне толкуете, черт бы меня подрал? – пророкотал генерал, словно готовый вот-вот взорваться вулкан.
– Хватило одного вашего слова, сэр…
Ладони Дики похолодели и стали скользкими от пота.
– Моего слова? – рокот вулкана грозил превратиться в рев; Дики смотрел на него с ужасом: наверное, так некогда чувствовал себя римский селянин, когда, задрав голову, со страхом глядел на вершину Везувия. – А я-то здесь при чем?
– Ну, это касается вашей дочери, – задыхаясь, пролепетал Дики. – После того как он поступил с вашей дочерью…
– Моей дочерью? – теперь рев понизился почти до шепота, но в шепоте этом слышался такой лютый холод, что это выглядело, пожалуй, пострашнее давешнего Везувия. – Он что, приставал к моей дочери?
– О боже, нет, конечно, генерал, – слабеньким голоском простонал Дики. – Ни один наш работник не посмеет даже взглянуть так на мисс Сторму.
– Так что же случилось? Говорите яснее.
– Он вел себя дерзко по отношению к вашей дочери… я думал, вы знаете…
– Дерзко? Что значит «дерзко»? Что он сказал ей?
– Сказал, что ваша дочь ведет себя не как настоящая леди. Разве она вам не сообщила?
Дики судорожно сглотнул.
А зловещее выражение лица генерала сразу смягчилось. Казалось, он сам ошеломлен и озадачен.
– Черт побери! Он сказал это Сторме? А что еще он сказал?
– Попросил, чтобы она говорила «пожалуйста», когда требует что-то исполнить, – ответил Дики и, страшась встретиться с генералом взглядом, опустил голову. – Простите, сэр.
Генерал вдруг сдавленно зарычал, и Дики на всякий случай сделал шаг назад, готовый защищаться. Далеко не сразу до него дошло, что генерал пытается подавить веселый смех, уже клокочущий у него в горле и сотрясающий грудь. Но смех оказался сильнее, и Шон Кортни наконец расхохотался, запрокинув голову и широко раскрывая рот.
Ослабевший сначала от страха, а потом от резкой перемены в настроении генерала, Дики попытался подыграть ему и осторожно, сдержанно хихикнул.
– А ты-то чего смеешься, дурак? – взревел Шон Кортни, и лицо Дики мгновенно приняло хмурое выражение. – Виноват-то ты, очень виноват. Как ты мог осудить человека, повинуясь капризу взбалмошной девчонки?