Обвиняемый держал в городе лавку. Сейчас он стоял перед обвинителем и быстро моргал бледными водянистыми глазками за очками в стальной оправе.
– Он попросил меня соединить со штаб-квартирой полиции на Маршалл-сквер… – проговорила дающая показания женщина.
– Минутку, – перебила ее Хелена. – Так вы, значит, работаете на местной телефонной станции?
– Да, верно. Я старший диспетчер коммутатора.
Эта женщина походила на школьную учительницу: гладкая прическа, опрятная одежда, неулыбчивое лицо.
– Продолжайте.
– Я и подумала, что лучше бы мне послушать, о чем разговор. Понимаете? Чтобы узнать, что он там замышляет.
Закусив нижнюю губу, лавочник нервно заламывал белые костлявые пальцы. На вид ему было не меньше шестидесяти, голову покрывал бледный седой пушок, смешно торчащий во все стороны на лысом розовом черепе.
– Так вот, а когда он стал подробно рассказывать, что здесь происходит, я отключила связь.
– Что именно он рассказывал? – строго спросил Фишер.
– Говорил, что здесь есть пулемет.
– Он это сказал? – громовым голосом переспросил Фишер. Он перевел грозный взгляд на лавочника, и тот задрожал от страха.
– Мой сын служит в полиции… мой единственный сын, – прошептал он и снова заморгал, из глаз его закапали слезы.
– Фактически это признание вины, – холодно сказала Хелена.
Фишер через плечо бросил на нее быстрый взгляд и кивнул.
– Увести и расстрелять, – велел он.
Легкий фургончик для доставки грузов трясся по заросшей дороге, пока не остановился возле ствола старой заброшенной шахты № 1, некогда принадлежавшей английской короне. Шахта не работала уже двадцать лет, железобетонные фундаменты и устье ствола густо заросли травой, которая лезла из всех трещин бетона и почти закрыла собой ржавые механизмы.
Два человека подтащили беднягу-лавочника к ветхой ограде из колючей проволоки, окружающей черную дыру шахты. Глубина ствола составляла полторы тысячи футов, но на пятьсот футов была затоплена водой. На ограде красовались предупреждающие надписи с черепом и скрещенными костями.
Хелена Макдональд осталась сидеть за рулем машины. Она закурила и равнодушно смотрела перед собой, без видимых эмоций ожидая выстрела палача.
Шли минуты, сигарета догорела. Один из вооруженных забастовщиков вернулся и подошел к боковому окошку машины.
– В чем дело? Что вы там тянете? – раздраженно спросила Хелена.
– Прошу прощения, миссус, но мы не можем.
– Что вы хотите этим сказать?
– Понимаете… – сказал он, опуская глаза, – я десять лет покупаю у старого Коэна продукты. Когда приходят детишки, он всегда угощает их конфетками…
Хелена злобно выругалась и, открыв дверь, вышла из машины.
– Дай-ка сюда револьвер, – сказала она.
Шагая туда, где второй забастовщик сторожил старого лавочника, Хелена крутанула барабан револьвера, чтобы проверить, все ли патроны на месте.
Еще издалека старик Коэн, увидев ее, близоруко сощурил глаза и заулыбался кроткой, заискивающей улыбкой; но когда она подошла ближе, он увидел ее лицо и револьвер в руке.
Он упал на колени, и от жуткого страха сквозь серые фланелевые штаны у него потекло.
Хелена остановила фургончик позади базарных строений и сразу поняла: что-то случилось.
– Вернулся ваш муж, миссус. Он сейчас там, в подвале, вместе с большим начальником! – сообщили ей люди, стоящие возле заложенных мешками с песком окон.
Фергюс поднял голову от крупномасштабной карты Ист-Рэнда, которую он внимательно изучал вместе с Гарри Фишером. Хелена едва узнала его.
На его закопченном, перепачканном сажей, как у трубочиста, лице обгорели ресницы, что придавало ему кроткий, даже несколько испуганный вид. В уголках красных, налитых кровью глаз сидели влажные бусинки грязной слизи.
– Здравствуй, милая, – устало улыбнулся он.
– Что ты здесь делаешь, товарищ? – гневно спросила она. – Ты должен сейчас находиться в Брикстоне.
– Фергюс уже захватил Брикстон, – вмешался Гарри Фишер. – Отличная работа, ей-богу, просто прекрасная. Но теперь судьба послала нам настоящую удачу.
– Какую еще удачу? – продолжала сердиться Хелена.
– Из Кейптауна к нам едет Хитрый Джанни Сматс.
– Это плохая новость, – холодно возразила Хелена.
– Он едет по дороге, совершенно без охраны, – пояснил Гарри Фишер.
– Прямо к нам в объятия, лапочка, – ощерился Фергюс и развел руки в стороны.
На его рукавах виднелись темные пятна засохшей крови.
На долгом заключительном отрезке гонки от Блумфонтейна на север за рулем «роллс-ройса» Марка сменил адъютант премьер-министра. Съежившись на переднем сиденье, Марк смог немного поспать, не обращая внимания на жуткую тряску на разбитых участках дороги, и, когда Шон остановил маленькую колонну на пустынной вершине холма в пятнадцати милях к югу от шахт и поселков Витватерсранда, проснулся свежим и отдохнувшим.
Приближался вечер. Опускающееся солнце окрасило ряды низких искусственных облаков на севере в безрадостный пурпурный цвет. На самом деле эти облака являлись выбросами сотен труб электростанций и заводов, паровозов, работающих на угле, а также дымом десятков тысяч открытых костров африканских рабочих в их поселениях, горящих печей в домах и автомобильных выхлопов.
Марк сморщил нос, почуяв едкий душок большого города, отравляющий чистый сухой воздух высокого вельда.
Вся компания воспользовалась возможностью размять застывшие от долгого сидения мышцы и удовлетворить другие физические потребности. Усмехнувшись, Марк заметил, что социальные различия сохраняются и здесь: одни члены компании в ранге, скажем, генерала или министра делали это, укрывшись за автомобилем, тогда как другие, рангом пониже, облегчались прямо на дороге.
Когда заговорили о том, что делать дальше, выявились различные точки зрения. Шон, например, являлся сторонником осторожного образа действий и предложил объездной путь через пригороды и окраинные районы Йоханнесбурга.
– Нам надо срезать путь через Стандертон и выехать на Натальскую дорогу – все южные пригороды в руках бунтовщиков.
– Они нас совсем не ждут, старина Шон. В общем, так: проскочим город на скорости и будем на Маршалл-сквер раньше, чем они поймут, что случилось, – решил Джанни Сматс. – Я не могу позволить себе терять два часа, пока мы будем колесить в окружную.
– Вечно ты горячишься, Джанни, – прорычал Шон. – Черт побери, это ведь ты ворвался в Кейптаун с полутора сотнями бойцов, чтобы выбить оттуда всю британскую армию.
– Дали мы им тогда прикурить, – усмехнулся премьер-министр, выходя из-за машины и на ходу застегивая штаны.
– Так-то оно так, но вот когда ты попробовал проделать то же самое с фон Леттов-Форбеком[31] в Германской Восточной Африке, прикурить дали тебе, – заметил Шон, следуя за ним, и прищурился от удовольствия. – Надрали тогда тебе задницу.
Марк поморщился – таких словечек прежде от Шона он не слышал. Подчиненные премьер-министра смотрели кто куда – кто в небо, кто просто вдаль, – только не на своего начальника, с лица которого вдруг исчезла улыбка.
– Значит, так, – холодно сказал Джанни Сматс, – едем через Йоханнесбург по Буйсенсской дороге.
– Если тебя убьют, какой от тебя будет толк? – продолжал ворчать Шон.
– Все, хватит на этом, Шон. Сделаем, как я сказал.
– Ладно, – мрачно согласился Шон. – Но ты едешь во второй машине. Первым поедет «кадиллак» с твоим флажком.
Он обратился к водителю премьер-министра:
– Гони напрямик и ни за что не останавливайся.
– Слушаюсь, сэр.
– Джентльмены, музыка у вас при себе? – спросил он остальных.
Все показали ему личное оружие.
– Марк, – сказал Шон, – сними-ка с крыши «манлихер».
Марк расстегнул кожаный футляр, лежащий на верхнем багажнике, и достал штуцер калибра 9,3 миллиметра, единственное эффективное оружие, которое они смогли отыскать за короткое время перед отъездом в Кейптауне. Он зарядил магазин и отдал винтовку Шону, а еще две пачки патронов рассовал по своим карманам.
– Молодец, – проворчал Шон и внимательно посмотрел на своего помощника. – Как себя чувствуешь? Успел выспаться?
– Нормально, сэр.
– Садись за руль.
Быстро сгущалась темнота, размазывая в пределах видимости путников силуэты эвкалиптов, растущих по низким гребням открытой холмистой местности.
Между холмов виднелись мерцающие точки костров возле хижин местных жителей – единственные признаки жизни. Дорога была пуста, и даже когда мимо понеслись первые кирпичные строения, огней в окнах не наблюдалось; вокруг стояла неестественная и тревожная тишина.
– Главная электростанция не работает. Углекопы сократили поставки угля до пятидесяти тонн в день, только на самые необходимые нужды, но сейчас и эти поставки прекращены, – задумчиво проговорил премьер-министр.
Никто не отозвался. Марк вел машину, не спуская глаз с красных габаритных фонарей «кадиллака»; темнота становилась все гуще. Он включил фары дальнего света и неожиданно увидел, что они мчатся по узеньким улочкам Буйсенса, южного пригорода Йоханнесбурга.
Теперь с обеих сторон дороги, словно зловещие призраки, их обступили домишки шахтеров. Слева на бледном фоне догорающего неба Марк различил скелетообразные очертания надшахтного копра шахты «Краун дип», а впереди – очертания низких шахтных отвалов, отозвавшихся у него в груди ностальгическим чувством.
Ему вдруг вспомнились Фергюс Макдональд и Хелена, и он снова бросил взгляд влево, на мгновение оторвав глаза от дороги.
Прямо за копром шахты «Краун дип», на расстоянии не больше мили, на улице Лаверс-уолк стоял домик, в котором Хелена сделала из него мужчину.
Это воспоминание оказалось слишком болезненным и окрашенным чувством вины; он попытался отбросить его и все внимание обратить на дорогу, но как раз в эту секунду впереди из темных окон с правой стороны дороги раздались первые винтовочные выстрелы.