– Друппон, – насторожился кравчий. – А что?
– Дело вот в чем, дорогой Друппон, – доверительно начал следователь и обернулся, но зал был по-прежнему пуст. – Я коммерсант и хотел бы завязать деловые отношения с Азианой, ведь все мы могли бы иметь гораздо больше за те же деньги. Вы понимаете? Я слышал, что азианцы иногда приходят в ваш ресторан и даже посещают девочек.
Друппон находился в явном смущении, не совсем понимая, чего от него хотят. Магистр сомневался в том, что и сам смог бы внятно развить свое высказывание относительно торговли с Азианой, если бы кто-нибудь потребовал от него комментариев к его маловразумительной сентенции. Не дожидаясь лишних вопросов, Валлент выложил на стойку монетку в три дуката и попросил назвать ему имена иностранных гостей «Эвраны».
– Конечно, господин Валлент! – с готовностью воскликнул Друппон. – Я не всех знаю, но несколько раз слышал, как они обращались друг к другу. Самого важного из них зовут Даяндан, он почти всегда молчит и ничего не пьет, еще одного – Фееруз, а третьего, кажется, Баурон. Бывают и другие, но редко, и я не знаю их имен.
– Вы не помните, когда Даяндан появился здесь впервые?
– Да уж года два как ходит, не меньше.
– Ясно, – протянул Валлент. – Постоянный посетитель, значит. Они поднимаются на второй этаж?
– Да, почти каждый раз, причем сразу все. Однако не в наших правилах ограничивать фантазию клиентов, ведь платят они полную стоимость. Мы даже не заставляем их сдавать оружие – двое из них всегда со своими кривыми саблями, прячут их под плащами. Даяндан приходит без оружия, поэтому мне кажется, что он у них главный.
– Это замечательно, – восхитился магистр. – И что, они всей толпой вваливаются в будуар? Как на это смотрит «официантка»?
– Да никак! Ее ли это дело? Я вам так скажу, господин Валлент: клиентов у нас и так не густо, если мы введем какие-нибудь ограничения, их станет еще меньше. Нам это нужно?
– И кого же они предпочитают?
– Когда как, но чаще всего Мунну, – ухмыльнулся Друппон, – ведь у нее глаза уже, чем у остальных. Я так думаю, она напоминает им женщин родной страны. То есть провинции, конечно.
– Часто они здесь появляются?
– Почти всегда по субботам, но иногда бывают и в другие дни. Хотя наверняка сказать не могу, я ведь не все время в вечерней смене. Но приходят только по вечерам, это точно.
Валлент поблагодарил словоохотливого Друппона и двинулся к выходу из ресторана. В самом деле, посетители не баловали заведение – за час с лишним, что магистр провел в нем, сюда никто не зашел. Возможно, ближе к вечеру «Эврана» выглядит не такой безлюдной, но его это уже не интересовало.
Глава 9. Призраки прошлого
Юный конюший вывел ему Скути и вручил поводья, приняв как должное самую мелкую медную монетку. Стоило бы поехать в Орден, но Валленту отчаянно не хотелось погружаться в затхлую атмосферу лабораторных экспериментов, и пшеничным зернам сегодня, видимо, предстояло проболтаться в кармане его плаща. Вместо того, чтобы направиться к Ордену, он свернул направо и прогарцевал мимо Консульства Азианы. Серый двухэтажный особняк возвышался между полуразрушенной торговой миссией и парком, огороженным азианской же чугунной решеткой. Вместо того, чтобы пересечь Хеттику по горбатому каменному мосту, магистр предпочел свернуть в относительно узкую калитку, служившую южным входом в парк, и это было правильно – путь по левой набережной занял бы намного больше времени. По аллеям парка не возбранялось разъезжать на лошадях, нужно было лишь следить за тем, чтобы не покалечить какого-нибудь престарелого пешехода, и не скакать во весь опор.
Дорожка, посыпанная гравием пополам с крупнозернистым песком, изгибалась вместе с берегом Хеттики, от которого шел отчетливый запах тины и разложения. Летом урез отступил и местами обнажилось серое дно с навеки впечатавшимися в сохлый ил обломками цивилизации – какими-то ржавыми обломками, бутылками и прочей дрянью. На полпути лошадь Валлента стала объектом охоты бездомных псов, и магистру пришлось пустить в дело магию, накрутив наглецам хвосты. Солдаты Императора нещадно истребляли одичавших зверей, но те плодились почти так же быстро, как погибали.
Вскоре следователь выехал к северной калитке, миновал ее и очутился прямо напротив Камерного театра. На его конической крыше гордо встал на дыбы каменный конь с крыльями, несмело согнутыми в суставах, как будто он не знал, в состоянии ли воспарить над толпой. Центральная дверь была, конечно, заперта – труппа находилась на гастролях, как обычно в летние месяцы. Магистр обнаружил за углом обшарпанную дверь, спрыгнул с лошади и дернул медную ручку. Не рискуя бросить Скути на улице, магистр ввел ее под своды культурного учреждения и, нащупав в полумраке какую-то перекладину, привязал к ней свою лошадь. За плотной шторой, верхняя часть которой терялась где-то в необозримой вышине, обнаружился длинный коридор с расположенными по левую руку дверями. Справа начинался выход на сцену, но туда Валлент не пошел, а вместо этого стал толкать двери, снабженные табличками вроде: «Директор», «Режиссер», «Бутафор», «Интендант», «Гример», «Спецэффекты» и так далее. На двух-трех были пришпилены самодельные картонки с незнакомыми Валленту именами. Магистр уже начал подозревать, что проник в совершенно пустое здание, как неожиданно последняя дверь легко подалась под его напором и приветливо распахнулась, открыв его взору вытянутую комнату с единственным окошком. Ее обильно захламлял театральный реквизит, одежда – не исключено, что также бутафорская, – сухие хлебные корки и пустые бутылки из-под дешевого вина. На простой деревянной кровати, застеленной рваным матрасом, лежал седой и грязноватый старик. Пробудился он лишь тогда, когда Валлент споткнулся о ножку вешалки и едва не свалился на клочок грязного пола между кроватью и трехногим покосившимся столом.
– Эй, вы кто такой? – просипел старик, пытаясь встать со своего ложа.
– Не волнуйтесь! – воскликнул Валлент. Полагая, что не встретит активного сопротивления хозяина, он подцепил пальцами створку окна. Она не поддавалась, и тогда он ударил по раме снаружи тугим потоком воздуха.
– Вот спасибо, дорогой господин, – пробурчал старик, когда теплый ветер зашевелил тряпье. – А я сколько ни старался, ничего у меня не получалось. У вас случайно бутылочки с собой не найдется?
– Увы, – сокрушенно пробормотал Валлент. – Старина Бузз давно сюда заглядывал?
– Неделю назад, наверное, если не больше. А вам он зачем понадобился? Если что расписать или какие другие дела с красками, то я тоже вполне гожусь. Он ведь, можно сказать, мой ученик. Возьму недорого.
Пожилой художник – Валлент припомнил, что в дневнике Мегаллина упоминалось его имя, Наггульн – приободрился и принял-таки сидячее положение, забрав себе в голову, что посетитель намерен сделать заказ. Магистр поразмыслил и пришел к выводу, что это неплохой повод для знакомства с Буззом. Уже за одну идею с заказом старик заслуживал стакана вина, и Валлент, пошарив в кармане, отыскал среди зерен монету.
– А вообще-то он должен здесь находиться? – поинтересовался магистр, вертя медяшку пальцами. Этот вопрос почему-то насторожил старика, и он оторвал горящий взгляд от монеты.
– А почему вы интересуетесь? Вы хотите заказать нам работу или нет?
– Хочу, конечно, мне нужна новая вывеска на мой магазин, – заверил собеседника Валлент и выложил монету на стол. – Это вам для подкрепления сил, но вы ведь понимаете, что я должен знать об исполнителях как можно больше. Как я понимаю, господин Бузз не поехал вместе с труппой на гастроли?
– Да кому мы там нужны? В этакую дыру, в Энтолан отправились! Ладно хоть, дармовых фруктов навалом… Все декорации давно нарисованы, выглядят как новенькие, не зря же мы свой хлеб едим… Господин, вы не пожалеете, что наняли нас. Бузз-то вряд ли станет вашей вывеской заниматься, но я получше него ремесло знаю, это точно. Считай, уже лет сорок как только этим и живу!
Валлент подумал, что нужно увести ход мыслей старого художника от пресловутого заказа, и спросил:
– Почему же господин Буззон не сможет этим заняться? Он так занят или ему не нужны деньги?
– Деньги-то? Он ведь неплохо на своих картинах зарабатывает, зачем ему еще какие-то вывески рисовать? Как перед войной Мастера написал, так и зажил по-человечески, в музее стал выставляться. А вот я возьмусь. Уверяю вас, лучше меня…
– И где же находится его студия?
– Да здесь, в соседней комнате, где же еще? Хотите взглянуть? Он не будет возражать, если я продам что-нибудь из его работ.
Старик кое-как поднялся и доковылял до двери. Рядом с ней на гвоздике висел ключ, который он и снял. Магистр последовал за хозяином, без особого интереса ожидая встречи с искусством Бузза – театральные декорации всегда казались ему тупиковой ветвью в живописи. Порядка в соседнем помещении было едва ли больше, чем в жилище старца, но там по крайней мере все предметы имели свое назначение и отсутствовал пищевой мусор. Большая часть полотен, свернутых в рулоны, лежала где придется, в основном на широком стеллаже. Штук тридцать картин висели на дощатой стене, пришпиленные мебельными гвоздями, а одна, едва начатая, красовалась на мольберте. Магистр не считал себя знатоком живописи и не держал дома картин, но сразу понял, что работы Бузза не похожи на театральные декорации. Линии на его картинах, в большинстве своем написанных пастелью, изредка красками или обычным графитовым карандашом, не имели выраженной четкости и словно теряли свои концы в цветных разводах. Большая часть полотен изображала городские постройки или сценки с участием обыкновенных граждан. Например, торг возле рыночного лотка, заваленного тканями, выезд скаковых лошадей из загона перед заездом, расчистка снега возле парадного входа в театр и так далее. На некоторых красовались различные части одного и того же пейзажа, увиденного художником откуда-то с высоты – разноцветные аккуратные дома в окружении садов, или императорский дворец при разном освещении, с видом поверх одних и тех же крыш.