Валлент медленно протянул к клетке мертвую руку и прижал ладонь к прутьям. Он не знал никаких заклятий, которыми наверняка располагал Мегаллин, когда ставил свои опыты с зернами, поэтому рассчитывал только на кольцо и свои новые способности, позволившие ему увидеть ауру. Из кольца, надетого на омертвевшем пальце, к летучей мыши протянулась невидимая игла, мягко погрузившись в шерстистое тельце зверька. Животные и птицы, лишь изредка сопевшие, вдруг забеспокоились и завозились в своих темницах.
– Заткнитесь! – сквозь зубы прошипел Валлент, мощно посылая в пространство магический импульс, призванный оглушить нервничающее зверье. Но он почти не помог: только какой-то попугай хрипло каркнул и упал со своего насеста, видимо, подавившись собственным языком. Остальные же заметались по загонам, испуская резкие испуганные крики. Магистр выругался и сосредоточил внимание на объекте атаки, обволакивая сознание мыши успокаивающими волнами. Та несколько раз дернулась и затихла, и Валлент с восторгом и удивлением увидел, как тонкое волокно зеленой субстанции потекло по магическому каналу по направлению к его серой руке, заканчиваясь на лягушке. Само кольцо мягко засветилось зеленым, затем его словно прорвало, и в палец хлынул поток чужой ауры, теплыми искорками обжигая мертвую плоть. Грязно-серая, бесформенная конечность вздрогнула, словно сопротивляясь притоку жизни. Твари в клетках зашлись от крика, некоторые всем телом кидались на прутья, и Валленту показалось, что в их горящих глазах мелькает почти человеческая ненависть. Одна из ворон сорвала клювом крючок с дверцы и черной молнией метнулась к магистру, сосредоточенному на процессе и потому упустившему момент нападения. Свирепый удар клюва обрушился на его шею, и его спасло только то, что вороне некогда было устраиваться на его плече, и она сделала это на лету. Дико взревев, магистр выкинул левую, незанятую руку за спину и успел схватить злобную птицу за крыло. Резко дернув его вниз, он ударил тварь об пол и обрушил на нее каблук сапога. Оперенное тело хрустнуло под его ногой, в стороны брызнули внутренности, словно ворона представляла собой надутый шарик плоти, готовый взорваться при нажатии, капли крови и остатки птичьей еды оросили голенища.
– Проклятье! – бросил Валлент, брезгливо отбрасывая труп носком сапога и ощупывая раненую шею. Из неглубокой рваной дырки сочилась кровь, теплой струйкой сбегая между лопаток и скапливаясь в районе кожаного пояса. Но заниматься этим сейчас не было времени, и он вновь сосредоточился на жертве, безвольным серым комком висящей на перекладине. Ее аура заметно побледнела, истончилась и нервно пульсировала, перетекая в безжизненную руку магистра. Но сколько он ни всматривался своим новым зрением в поврежденную конечность, каких-либо ощутимых изменений в ней не наблюдалось: жизненная энергия исчезала в серой массе, будто вода в песке. Через несколько минут мышь превратилась в сгусток мертвой плоти, неподвижно цепляющийся за насест скрюченными в предсмертной судороге коготками. Прокушенная же рука, на взгляд Валлента, нисколько не изменилась – то ли аура зверька почему-либо не подходила ему, то ли ее было слишком мало.
Он огляделся, присматриваясь к прочим обитателям блоттеровского вивария, но все они вели себя слишком агрессивно и не вызывали желания позаимствовать у них толику жизни. Кроме того, он заметно устал. Странное оцепенение овладело магистром, и несмотря на гам, ему захотелось лечь прямо на пол и смежить веки. Может быть, он почувствовал себя так потому, что мышь спала, когда он выкачивал из нее жизнь? «Чушь», – подумал Валлент и с усилием стряхнул с себя слабость. На всякий случай он решил уничтожить явные следы своего пребывания в привратницкой и двумя пальцами поднял ворону за клюв. За ней волочилась вереница тонких кишок, оставляя на каменном полу темно-красный след. Холл также был пуст, и магистр беспрепятственно вынес птичий труп за пределы Ордена и закинул в ближайшую сточную канаву, вызвав лишь мимолетное удивление случайного прохожего. Со стороны «Эвраны» показалась знакомая фигура Блоттера, нагруженного громоздким мешком. Вероятно, он ходил в ресторан за пропитанием для своего зверинца. Магистр развернулся в противоположную от привратника сторону, накрыл голову капюшоном и скрылся за углом здания, направляясь в конюшню. В первой же луже он сполоснул сапог, избавляясь от потеков вороньей крови.
Теперь, прежде всего, следовало встретиться с загадочной Таннигой, на чье имя Мегаллин незадолго до смерти отправил письмо. «Опять я предполагаю, не зная всех фактов», – одернул себя Валлент. Не исключено, что письмо было направлено вовсе не ей, а кому-то еще, проживающему по данному адресу. Но в таком случае этот «кто-то» появился там совсем недавно, иначе бы Шуггер, педантично блюдущий условия договора, успел бы указать на изменение состава семьи справкой в Канцелярию. Скорее всего, письмо было адресовано именно Танниге, и навестить супругу мага было необходимо. Внезапно в сознании Валлента сформировался обобщенный женский образ, расцвеченный зелеными искрами, теплыми и манящими, в паху неожиданно потеплело, и он подумал о том, что его теперешняя мощь дает ему неограниченную власть над любым человеком – за исключением магов, конечно. Кстати, неизвестно еще, справился бы с ним Шуггер без своего скальпеля или нет, доведись ему противоборствовать Валленту. Следователь некоторое время развлекал себя тем, что рисовал мысленные картинки с окровавленным вивисектором на переднем плане, затем сам же ужаснулся им и переключился на привлекательный и абстрактный женский образ. «Вот где жизнь, – мечтательно подумал он, мимоходом с содроганием взглянув на бесформенную руку, – вот где ее источник. Если что и способно вытравить яд проклятого крокодила, то это аура женщины, изначально созданной для поглощения жизненной энергии пространства. Иначе как бы она могла пестовать свой зародыш, лелея и взращивая его?»
В тучах образовался просвет, сквозь который на землю вылилось несколько хилых лучей. Магистр развернул лошадь мордой к Хеттике и взглянул на часы. Приближалось время ужина, а за ним его ожидали душевный покой и четвертая тетрадь Мегаллина. С этой проклятой рукой он еще успеет разобраться, в крайнем случае можно будет просто пойти в Академию и отхватить ее по плечо, и дело с концом. Яд, пожирающий его ауру, пока не успел проникнуть выше локтя. Но Валлент был уверен, что справится с отравой – сегодняшний опыт с летучей мышью, хоть и не дал ощутимого результата, наполнил его сердце надеждой.
Глава 22. Дипломант
«803. 2 февраля. Не знаю, что на меня нашло – захотелось написать несколько нормальных слов, и все тут! Чтобы без всяких сокращений и умолчаний. Хотя излагать, в общем, и нечего. Живу я по-прежнему дома, с родителями – так и не решился пока снять себе квартиру. Посоветовался по этому поводу с Гебботом, он мне сказал: «До семнадцатилетия я бы тебе не советовал связываться с отдельным жильем. Нужно будет заключать договор найма, а ты пока не имеешь права его подписывать, и тут возможны – хотя и маловероятны, Орден опасаются, – всякие злоупотребления. Со стороны хозяина квартиры, конечно. В общем, рекомендую тебе подождать». Конечно, я внял его совету! Геббот – отличный учитель, хотя это скорее правило, чем исключение, потому что все орденские стажеры открыто восхищаются своими наставниками. Я уже несколько раз участвовал в семинарах и привык к тому, что на них постоянно возникают свары, и даже сам принимаю в них участие (очень незначительное, я же еще только стажер). И на этих семинарах я выучил имена всех магов Ордена. И некоторых стажеров, но не всех, потому что они, как и я, в основном молчат, только Деррек и этот самоуверенный тип, Веннтин, часто встревают в спор как заправские маги. Этот Веннтин – настоящий универсал! Кажется, в свое время целый совет не смог как следует определиться с классом магии, которая ему наиболее подвластна, и с ним поэтому работает сам Эннеллий. Уж не знаю, как Веннтину удается охватить все на свете, но тем не менее его высказывания, надо признать, встречают с уважением даже маги второй ступени. Про стажеров и говорить нечего. Кажется, ему в следующем году нужно будет защищать завершающий диплом. А еще в этом году у нас очень хорошие результаты тестирования кандидатов на стажерство в Ордене. Эннеллий ходит радостный и чуть ли не потирает руки! Да, что-то необычное – целых восемь человек из Ханнтендилля и его окрестностей прошли первый этап, и есть значительный шанс, что хотя бы двое пройдут и второй.
17 февраля. Проводили сегодня выпускника в горнское отделение Ордена. Месяца не прошло, как он представил свою дипломную работу (что-то связанное с морскими приливами), а уже нынче ему выдали коня, снабдили дорожными деньгами и припасами, подарили мешок с простыми магическими ингредиентами и мелкими бесполезными артефактами, сунули туда же пару малоценных трактатов по его специальности. Парень чуть не рыдал, ей-богу – так привязался к Ханнтендиллю и Ордену за десять лет, что провел здесь. А на смену ему в сентябре придут двое молодых стажеров (прогноз сбылся!). Он вообще-то горнец, а тамошний наместник давно уже запросил себе мага-водника (старый одряхлел и скоро должен был отойти в мир иной, он уже плохо справлялся с поливом и морскими тайфунами). И тут наконец подоспел свежий маг второй ступени! Мы все (и я тоже) гордились новым выпускником. Он им там задаст жару (то есть воды)!
11 марта. Встретил возле театра Бузза, он все так же рисует декорации, и директор им доволен. Но Бузз все равно хочет хлопотать о позволении на торговлю своими картинами, говорит, что декорации ему обрыдли. У него, мол, скопилась туча живописных произведений, некуда их складывать. «Подари мне несколько, – сказал я. – Или продай». Он позвал меня в свою мастерскую, но мне в тот день было некогда, мы с Динникой собирались на взрослый спектакль (в воскресенье, очередной шедевр про любовь), и я обещал ему зайти на днях. Мне его декорации понравились, хотя он и говорил с презрительной миной, что это все «декор», а не искусство. Какая разница, чем человек на жизнь зарабатывает? Лишь бы закон не нарушал, а так – что искусство, что «декор» (кстати, за последний на ярмарке намного больше дают). Динника заметно похорошела, стала какая-то округлая и томная (даже всякие неприятные хлыщи в театре оглядывались), но ее характер из нее часто выскакивает – все такая же острая на язык и упрямая. Я у нее спросил: «Что ты представишь н