– Кентавры никому не служат, – отрезал Максим. – Я ухожу.
– Под «тебе больше здесь не место» имеется в виду «ты проведешь остаток жизни в подземельях», – сказал другой мальчик, с татуировкой «Римпи». – Выбирай.
Больше ничего Райан не услышал – он и его сообщники увели украденных лошадей в лес.
– И они знают, что мы приедем? – спросил Капитан Пиратов. Они ехали прямо через поле, солнце медленно клонилось к закату.
– Волколак из комнаты Страха сказал, что уже давно ходят слухи, что между Директорами не все ладно, – сказал Райан. – Возможно, король Мейденвейла даже знает, что мой брат встал на сторону захватчика против меня.
– Я думал, мы собираемся призвать на свою сторону весь Совет Королевств, а не единственного короля, – заметил Гефест.
Райан нахмурился:
– Мы начнем с одного короля… и будем надеяться, что другие последуют за ним.
Товарищи по путешествию смотрели на него так, словно не до конца доверяли, хотя из них троих добрым был именно Райан, а сопровождали его ученик-перебежчик и пират, не признававший никаких законов.
– Если кто-то из нас и должен быть настороже, то я. Это ты сбежал из моей школы, – обвинил Райан Гефеста. – Ты же с Раньонских мельниц, правильно? Из тамошних горных деревушек вышло много отличных всегдашников. Искренние, прилежные. Уверен, они очень удивятся, узнав, что один из их соплеменников предал Школу Добра.
Мальчик-всегдашник слегка вздрогнул и крепче ухватил поводья.
– Ты сжульничал, чтобы помочь нам выиграть Вечер Талантов, а мы все равно проиграли. Это нисколько не похоже на Добро. Возникло чувство, что это мы стали злыми. Вот почему я ушел из школы. Чтобы узнать, что такое настоящее Добро.
– Тем не менее ты вернулся ко мне и сейчас помогаешь отвоевать школу у Зла, – сказал Райан.
Гефест посмотрел на него.
– Признаюсь, я неправильно поступил, попытавшись смошенничать, – сказал Райан. – Я не только проиграл Вечер Талантов, но и потерял лучших учеников. Я лишь надеюсь, что, вернув себе заслуженное звание Директора, смогу снова завоевать твое доверие и убедить тебя вернуться.
– Ну да, надейся, – ввернул Капитан Пиратов. – Этот парень лучше, чем любой из ребят в Блэкпуле. И я не отдам своего лучшего пирата без боя.
– Ни один всегдашник, которого я взял в свою школу, никогда не станет пиратом, – резко ответил Райан.
– Это ему самому решать, – возразил Капитан.
Гефест покраснел, поняв, что за него вполне реально могут начать драться. Он спросил у Райана:
– А как же твой брат? Без равновесия не будет и Школы Добра и Зла. Вот почему вы правите вдвоем.
– Если пророчество о Единственном истинно, то один Директор сможет управлять сразу обеими школами, – сказал Райан.
– И если это ты, то получается, что твой брат умрет, – заметил Капитан Пиратов. – И что-то не похоже, что ты его собираешься оплакивать.
Лицо Райана вдруг посуровело, стало практически каменным.
– Мой брат не доверяет мне, а я – ему. Так что нам придется сделать выбор. Всем нам. – Он пристально посмотрел на Капитана. – Добро или Зло?
Капитан, застигнутый врасплох, лишь безмолвно таращился на него. Но затем все же пришел в себя.
– Самое лучшее в пиратах – то, что мы не на стороне Добра или Зла. Мы на своей стороне. А директоров Блэкпула не одаривают бессмертием или правом вечно оставаться на должности – и поэтому за наш пост никто не воюет.
– И поэтому никого из директоров Блэкпула не помнят, – ответил Райан.
Они ехали дальше. Мимо священных фруктовых садов Стеклянной горы, где собирались толпы молящихся, мимо прибрежных деревенек Бахима, где повсюду стояли шатры из бараньей кожи, а на кострах готовили ужин. Постепенно наступали сумерки. Райан чувствовал, как успокаивает его уют мирных королевств Добра, которые даже и не представляют, что в дом Сториана, благодаря которому их мир существует, вторгся узурпатор.
– А сколько работают директора Блэкпула? – спросил Гефест у Капитана, когда они поднимались на очередной холм.
– Всем нам в Блэкпуле дают срок в три года. Мы вступаем в должность в семнадцать лет и уходим в двадцать; на это время мы отказываемся от прежнего имени и берем себе титул Капитана Пиратов. Лучшие годы нашей юности мы проводим, обучая тех, кто хочет последовать за нами. На следующий год я возьму себе новое пиратское имя и отправлюсь бороздить Свирепое море. В общем-то, это мало отличается от Школы Добра и Зла: всегдашники и никогдашники после трех лет обучения уходят искать славы. Только вот пират ищет не только славы: он хочет оставить наследие столь устрашающее, так печально знаменитое, чтобы люди и много лет спустя вздрагивали, слыша его имя.
– А какое ты возьмешь имя? – спросил Гефест.
Его собеседник фыркнул:
– Думаешь, я расскажу это мальчишке, который может в любой момент бросить меня и вернуться в Школу Надменности и Нудности?
Гефест лишь улыбнулся.
Они оба повернулись к Райану…
Но Добрый Директор смотрел только вперед. Он остановил коня на гребне холма, с которого открывался вид на долину.
– Мейденвейл, – сказал Гефест.
Они смотрели на знаменитые пересекающиеся реки, которых было целых десять. По берегам, где потоки сливались между собой, располагались деревеньки. Освещенные луной реки, с такого расстояния похожие на ленты, текли в сторону серебряного дворца в форме трезубца, стоявшего на берегу моря.
Но внимание Райана привлек не дворец.
А десятки королевских лодок и кораблей, которые спешили к нему. Кораблей, украшенных яркими флагами или гербами разных королевств Добра и Зла.
Райан широко улыбнулся.
Есть лишь одна причина, по которой Совет Королевств мог собраться, не уведомив об этом Директоров.
Он повернулся к спутникам:
– Похоже, вести о моих злоключениях разошлись дальше, чем я думал.
10
Наступила ночь. Пятеро стражей из Гвардии Питера ждали в башне Директоров, одетые в оранжевые саронги и оранжевые рубашки, покрытые узором из желтых колец. Больше всего они напоминали солнцепоклонников.
Другие ученики в первый день учебы смотрели на них завистливыми, восхищенными взглядами. На уроке ЕДЫ ПИТЕРА их учили готовить любимые блюда Пэна. На уроке ЛОГОВА ПИТЕРА они переоборудовали два этажа замка Школы Добра в личные покои Пэна. Наконец, на уроке ВЕСЕЛЬЯ ПИТЕРА они сочиняли гимны в честь Пэна – и все это под наблюдением учителей, которые когда-то были верны Директорам, а сейчас решили работать на Пэна. Ловкий ход, подумал Фала: Пэн приблизил к себе учеников школы, которую только что захватил. Конкуренция за высокий статус отвлечет всегдашников и никогдашников от борьбы с незваными гостями из Нетландии и сделает их верными новому лидеру – в надежде, что их тоже когда-нибудь возвысят.
Фала подавил кривую ухмылку. Раньше, когда он еще считал себя злым, он, возможно, даже сам воспользовался бы подобной схемой.
Но действительно ли он добрый? Сториан выбрал его и брата-близнеца, потому что у них были чистые души, противоположные друг другу. Если Райан на самом деле злой близнец, то он сам, получается, добрый. Тем не менее он не чувствовал себя добрым, словно все эти годы, что он верил, что родился злым, по-настоящему испортили его. Он действовал, руководствуясь своими представлениями о себе, и из-за этих действий его истинная природа необратимо изменилась. Сейчас он уже злой до мозга костей. Такой же порочный, каким родился его брат. Лишнее доказательство того, что важно не то, какой ты есть, а то, что ты делаешь. Сила, которую он когда-то вдохнул в Крюка, была силой разлагающейся души.
Неподалеку стояли остальные пять охотников на фей и безмолвно наблюдали за Потерянным мальчишкой с татуировкой Авель, который сидел на освещенном луной подоконнике, подогнув коленки к груди, и жевал камышинку.
Он почувствовал на себе взгляды.
– Питер идет, – пробурчал Авель. – Он расследовал происшествие в подземе…
Чьи-то руки спихнули его с окна, и внутрь влетел Питер Пэн в облачке пыльцы фей. Переступив через Авеля, он сердито посмотрел на Гвардию Питера.
– Они сбежали. И Райан, и Рафаль. И это еще не все.
Вслед за ним в окно влетел громоздкий предмет и приземлился посреди комнаты. Пэн подсветил его зеленым сиянием, исходящим с кончика пальца.
– Мне сказали, что это декан Школы Зла. Или бывший декан. Теперь он сделан из золота.
Он направил луч из пальца на Мидаса, словно прожектор.
– И, раз уж ты, мой новый капитан, недавно превратил одну из моих фей в золото, я полагаю, что ты как-то связан и с этим?
Фала увидел, как его коллеги-гвардейцы – два парня, девочка и бесполезный пухлый олух – дружно повернулись к Мидасу.
– Я же тебя предупреждала насчет икры золотых рыбок… – пробормотала девочка.
– Это вышло случайно! – воскликнул Мидас.
Питер подошел к нему ближе:
– Если ты можешь превратить кого-то в золото, то, наверное, можешь превратить и обратно?
Мидас промолчал – похоже, об этом он раньше не задумывался. Сосредоточившись, он поднял руку и коснулся статуи Хамбурга.
Ничего не произошло.
А затем из угла послышался шорох – Сториан работал над новой сказкой.
Все собрались вокруг него. Перо следило за происходящим и нарисовало все в точности как на самом деле: Питер и его гвардия стоят полукругом, позади них – статуя Хамбурга.
Только на картине Хамбург был не статуей, а живым.
– Смотри, – сказал Авель, заметив еще одно отличие. – Твой палец.
Палец Питера Пэна на иллюстрации был направлен на декана Школы Зла, из него вылетел зеленый дымок заклинания.
Фала напрягся. Сториан, значит, подарил Пэну не только магию светящегося пальца. Теперь перо еще и говорит Пэну, что делать, словно оно направляет ход событий, а не просто позволяет им происходить. С прежними Директорами школы оно никогда так не поступало. А это значит, что перо полностью на стороне Пэна…