и. А у нее волосы светло-каштановые, закрученные жгутами от лба к затылку, как полосы на арбузе, и свернутые в тугой небольшой узел. Кожа приятная, темно-оливковая, такая прозрачная, что сквозь нее видны голубые вены. Белая лента-диадема охватывает лоб. Единственное свидетельство ее царского звания. В остальном – никаких украшений. Платье простое, желто-коричневое, в греческом стиле.
Клеопатра тоже пристально разглядывала его, явно удивленная.
– И что же ты видишь? – спокойно спросил он.
– Красоту, Цезарь, хотя я думала, что ты смуглый.
– Есть светлые римляне, есть совсем белокожие, есть смуглые, есть рыжеволосые и веснушчатые.
– Так вот откуда ваши прозвища – Альбин, Флавий, Руф, Нигер?
А голос замечательный! Низкий и мелодичный. Словно она не говорит, а поет.
– Ты знаешь латынь? – спросил он, удивившись в свою очередь.
– Нет, у меня не было случая выучить ее. Я говорю на восьми языках, но все они восточные. Я знаю греческий, древнеегипетский, демотический египетский, иврит, арамейский, арабский, мидийский и персидский. – Ее кошачьи глаза блеснули. – Может быть, ты научишь меня латыни? Я очень способная ученица.
– Сомневаюсь, что у меня будет время, дитя, но, если ты хочешь, я пришлю тебе учителя из Рима. Сколько тебе лет?
– Двадцать один. Я на троне уже четыре года.
– Пятую часть твоей жизни. Да ты ветеран. Сядь, пожалуйста.
– Нет, тогда я не смогу хорошо тебя видеть. Ты очень высокий, – сказала она, глядя на него сверху вниз.
– Да, как галлы и германцы. При необходимости я мог бы, как в свое время Сулла, сойти за кого-то из них. А что с твоим ростом? Ведь твои родичи высокие.
– Отчасти я унаследовала свой маленький рост. Мать моего отца – набатейская царевна, но она не была чистокровной арабкой. Ее бабушкой была парфянская царевна Родогуна – это другая кровная линия рода царя Митридата. Говорят, что парфяне низкорослые. Но моя мать винила в этом болезнь, которой я переболела еще ребенком. Поэтому я всегда думала, что Гиппопотам и Крокодил вобрали мой рост в себя через ноздри, как они делают это с рекой.
Губы Цезаря дрогнули.
– С рекой?
– Ну да, во время гибельного разлива. Таверет-Гиппопотам и Собек-Крокодил вбирают в себя воду Нила ноздрями, не давая ему разливаться. Они делают это, когда сердятся на фараона, – объяснила она совершенно серьезно.
– Поскольку ты фараон, скажи, почему они сердятся на тебя? Нил не выходит из берегов уже два года, как я понимаю.
Клеопатра застыла в нерешительности. Потом отвернулась, немного походила по комнате и вдруг возвратилась на место и встала прямо перед Цезарем, покусывая нижнюю губу.
– Дело очень важное, – сказала она, – поэтому я не вижу смысла прибегать к женским хитростям. Я надеялась, что ты внешне непривлекателен – в конце концов, ты уже стар – и потому не отвергнешь меня, хотя я и некрасива. Но я вижу, что слухи верны и что ты можешь получить любую красавицу, несмотря на преклонный возраст.
Цезарь склонил голову набок, его серые непроницаемые глаза потеплели. Нет, их согрело вовсе не вожделение, он просто наслаждался общением с ней. Она выходила с честью из очень сложных ситуаций: убийство сыновей Бибула, восстание в Александрии; несомненно, были и другие кризисы. И при этом она говорила как невинное дитя. Да она и была невинна. Ясно, что ее брат-муж еще не выполнил своего супружеского долга, а поскольку она была богом на земле, то не имела права сойтись со смертным. Бедняжку окружали евнухи, ей было запрещено оставаться наедине с некастрированным мужчиной. «Видимо, ее положение и впрямь очень серьезное, иначе она не была бы одна здесь со мной, некастрированным смертным мужчиной».
– Продолжай, – сказал Цезарь.
– Я не выполнила своего долга как фараон.
– Какого долга?
– Быть плодовитой, рожать детей. Первый разлив после того, как я села на трон, дошел до отметки изобилия, потому что Нил дал мне время доказать, что я не бесплодна. Теперь, спустя два разлива, у меня все еще нет детей. В Египте голод, и через пять дней жрецы Исиды с острова Филы будут проверять показания ниломера на острове Элефантина. Скоро время разлива, дуют пассаты. Но если я не забеременею, летние дожди не пройдут в Эфиопии и Нил не разольется.
– Летние дожди, а не таяние зимних снегов, – задумчиво произнес Цезарь. – Ты знаешь, где истоки Нила?
«Пусть говорит, мне нужно время, чтобы понять, о чем она толкует. Вот уж действительно, преклонный возраст!»
– Ученые, такие как глава александрийской библиотеки Эратосфен, посылали специальные экспедиции, чтобы найти истоки реки, но, кроме летних дождей в Эфиопии, других причин разлива не обнаружили. Все это записано, Цезарь.
– Что ж, я надеюсь, у меня будет время прочитать некоторые книги из вашей библиотеки, прежде чем я уеду. Продолжай, фараон.
– Все очень просто, – пожала плечами Клеопатра. – Мне нужно сойтись с богом, но мой брат не хочет меня. Он хочет развлекаться с Теодатом и жениться на Арсиное.
– Почему на ней?
– Ее кровь чище моей, ведь она его родная сестра. Их мать была из рода Птолемеев, а моя – из рода Митридата.
– Не вижу, чем тебе можно помочь, по крайней мере до грядущего разлива. Ты мне симпатична, бедная девочка, но что я могу сделать для тебя? Я не бог.
Лицо Клеопатры просияло.
– Но ты – бог! – вскричала она.
Цезарь прищурился:
– В Эфесе есть моя статуя, под которой написано что-то подобное, но это обычная лесть, как сказал один мой друг. Я действительно потомок двух богов, однако в лучшем случае мне достались лишь две-три капли божественного ихора. В остальном я смертный.
– Ты – бог с Запада.
– Бог с Запада?
– Ты – Осирис, возвратившийся из царства мертвых, чтобы оплодотворить Исиду-Хатхор-Мут и зачать сына, Гора.
– И ты веришь в это?
– Что значит «верю»? Это факт, Цезарь!
– То есть, если я правильно понял, ты хочешь разделить со мной ложе?
– Да, да! Зачем бы еще мне быть здесь? Стань моим мужем, дай мне сына! Тогда Нил разольется.
Вот ситуация! Хм. Но… забавно. Как же далеко надо было заехать Цезарю, чтобы узнать, что его семя способно вызвать дожди, разлив реки и процветание всей страны!
– Отказать тебе было бы нелюбезно, – серьезно сказал он. – Но не слишком ли поздно ты сюда пробралась? До промера осталось пять дней, а я не могу гарантировать, что ты непременно забеременеешь. И даже если мне это удастся, пройдет пять-шесть рыночных интервалов, прежде чем ты узнаешь точно.
– Амон-Ра поймет, и я, его дочь, буду знать. Я – Нил, Цезарь! Я – живое воплощение Нила. Я – божество на земле, и у меня одна цель – обеспечить процветание моего народа, чтобы Египет оставался великим. Если Нил не выйдет из берегов еще год, к голоду добавятся чума с саранчой. И Египет исчезнет.
– Я потребую услуги в ответ.
– Оплодотвори меня, и ты все получишь.
– Ты говоришь как банкир! Я потребую твоего полного сотрудничества во всем, что бы мне ни пришлось сделать с Александрией.
Она нахмурила лоб:
– Сделать с Александрией? Странный способ выражаться!
– О, ну и ум! – одобрительно воскликнул он. – Я начинаю надеяться, что и сын твой будет неглупым.
– Говорят, что у тебя нет сына.
«Нет, у меня есть сын, – подумал он. – Красивый паренек, галл, которого Литавик украл у меня, убив его мать. Но я не знаю, что с ним теперь, и никогда не узнаю».
– Это правда, – холодно сказал он. – Но отсутствие кровного сына для меня не имеет значения. Мы, римляне, можем усыновлять своих родичей, племянников или двоюродных братьев. Или при жизни, или по завещанию. Тот ребенок, который может появиться у нас с тобой, никогда римлянином не станет, ибо ты не римлянка. Поэтому он не сможет наследовать ни мое имя, ни мое состояние. – Цезарь был очень серьезен. – Не надейся иметь сына-римлянина, царица. Наши законы этого не допускают. Я могу заключить с тобой брак, если хочешь, но в Риме его не признают. У меня там есть жена.
– Но у нее нет детей, хотя ты давно женат.
– Меня никогда не бывает дома. – Он усмехнулся, расслабился и посмотрел на нее, подняв брови. – Думаю, мне пора переехать. Здесь поселится старший из твоих братьев, дорогая моя. А мы с тобой переберемся в большой дворец и поглядим, что нам предпринять, чтобы ты непременно забеременела.
Он встал и пошел к двери:
– Фаберий! Требатий!
Те вошли и остановились, раскрыв от изумления рты.
– Позвольте представить вам Клеопатру, царицу Египта. Теперь, когда она с нами, пора за дело. Быстро найдите мне Руфрия и начинайте паковать вещи.
И он ушел, а за ним и его люди. Клеопатра осталась одна. Будучи сильной и страстной натурой, она мгновенно влюбилась в него. С первого взгляда, безоговорочно, сразу. Она уже примирилась с тем, что ей придется сделаться супругой старика, дряхлого и, скорее всего, безобразного, а увидела настоящего мужа. Сильного, умного, уверенного, наполнившего радостью ее сердце. Таха бросила лепестки лотоса в воду и сказала ей, что сегодняшняя и завтрашняя ночи – самые подходящие для зачатия в ее цикле, если она посмотрит на Цезаря и сочтет его достойным любви. Что ж, она посмотрела и увидела бога с Запада. Столь же высокого и величественного, как Осирис. Даже глубокие морщины не портили его лица, ибо они говорили, что он много страдал, как страдал и Осирис.
Губы ее задрожали, и она моргнула, чтобы стряхнуть непрошеную слезу. Она уже любит, но Цезарь ее не любит. И вряд ли полюбит в дальнейшем. Не потому, что она некрасива, о нет! Возраст, опыт, культура – вот пропасть, которая их разделяет!
К ночи они уже находились в большом царском дворце со множеством залов, галерей, коридоров и комнат. С внутренними дворами и системой прудов, в которых можно плавать.
Весь вечер город гудел, и Царский квартал тоже. Пятьсот римских легионеров собрали всю царскую стражу и отправили ее во временный лагерь Ахиллы западнее ворот Луны с самыми наилучшими пожеланиями, а потом приступили к укреплению защитной стены, построив на ней боевую платформу, брустверы и множество наблюдательных вышек.