Новость потрясла Антония. Кто теперь защитит его, когда его коллега ведет себя как дикарь? Когда Панса созвал сенат на срочное заседание, у Фуфия Калена не осталось выбора, и он проголосовал вместе со всеми. Долабеллу лишили полномочий и объявили hostis. Все его имущество было конфисковано, но от продажи не выручили почти ничего. Долабелле никогда не удавалось вылезти из долгов.
И тут разразился новый спор. Сирия теперь осталась без наместника. Луций Цезарь предложил поручить Ватии Исаврийскому повести армию на восток и разобраться с Долабеллой. Это вызвало раздражение у старшего консула Пансы.
– Авл Гирций и я уже получили восточные назначения, – сказал он сенату. – Гирций в будущем году поедет править провинцией Азия и Киликией, я – Сирией. А в этом году нашим армиям предстоит сразиться с Марком Антонием. Одновременно воевать и в Италийской Галлии, и в Сирии мы не можем. Поэтому я рекомендую этот год посвятить кампании в Италийской Галлии, а будущий – войне с Долабеллой.
Сторонники Антония сочли это предложение подходящим. Пусть идут на Антония, ведь Антония побить нельзя. Предложение Пансы задержит войска Рима в Италии до конца года, а к тому времени Антоний побьет Гирция, Пансу, Октавиана и накинет на их легионы узду. Тогда он сам пойдет в Сирию.
У Цицерона было другое мнение. Отдайте Сирию Гаю Кассию! Незамедлительно, прямо сейчас! Но поскольку никто не знал, где находится Кассий, это предложение всех озадачило. Или Цицерон знает что-то, чего не знает сенат?
– Не отдавайте Сирию такому слизняку, как Ватия Исаврийский, не прячьте ее в чулан, чтобы сохранить для Пансы на будущий год! – вопил Цицерон, отбросив всякую сдержанность. – В Сирию надо ехать сейчас, и послать туда надо молодого, энергичного человека в расцвете сил. Того, кто хорошо знает Сирию и даже имел дело с парфянами. А это – Гай Кассий Лонгин! Лучший и единственный кандидат на пост наместника Сирии! И еще следует дать ему власть проводить реквизиции в Вифинии, Понте, провинции Азия и Киликии с неограниченными полномочиями на пять лет. Для наших консулов Пансы и Гирция и в Италийской Галлии довольно работы!
Конечно, он не мог оставить в покое Антония.
– Не забывайте и о Марке Антонии! – выкрикнул Цицерон. – Вот кто настоящий предатель. Предложив Цезарю диадему в день Луперкалий, он показал всему миру, что настоящий убийца Цезаря – он!
Взглянув на лица слушающих, он понял, что еще недостаточно убедил их насчет Кассия.
– Я считаю, что и Долабелла, и Антоний в равной степени жестокосердые люди! Отдайте Сирию Гаю Кассию!
Но Панса, будучи категорически против, не поставил его предложение на голосование. Он провел свое предложение, в результате которого ему и Гирцию поручили командование в войне против Долабеллы, как только закончится война в Италийской Галлии. Правда, его обязали как можно скорее закончить войну, чтобы уже в этом, а не в следующем году он мог отправиться отвоевывать Сирию. Поэтому Панса передал управление Римом преторам и, взяв с собой еще несколько легионов, скорым маршем двинулся в Италийскую Галлию.
Через день после отъезда Пансы в сенат пришли письма от наместника Дальней Галлии Луция Мунация Планка и от наместника Ближней Испании и Нарбонской Галлии Марка Эмилия Лепида. Эти люди намекали, что было бы весьма желательно склонить сенат к соглашению с Марком Антонием, таким же лояльным римлянином, как и они. Мысль была ясна: сенат должен помнить о двух больших армиях по ту сторону Альп, равно как и о том, что этими армиями командуют сторонники Марка Антония.
«Шантаж!» – мысленно вскричал Цицерон и сам написал Планку и Лепиду, хотя у него не было на то полномочий. Но после одиннадцати обличающих Марка Антония выступлений он находился в состоянии экзальтации и не мог снизить планку, поэтому тон письма был опрометчиво высокомерным: «Не суйтесь в дела, о которых вы понятия не имеете, находясь слишком далеко от Рима! Занимайтесь своими провинциями!» Не будучи отпрыском знатного рода, Планк воспринял отповедь Цицерона с невозмутимым спокойствием, но Лепид отреагировал так, словно его ткнули в зад стрекалом. Как смеет этот выскочка, этот никто делать выговор аристократу!
2
С наступлением марта погода в Италийской Галлии немного улучшилась. Гирций и Октавиан снялись с лагеря и передвинулись ближе к Мутине, заставив Антония, который сидел в Бононии, уйти из нее и укрепиться под Мутиной.
Когда пришло известие, что Панса идет к ним с тремя легионами рекрутов, Гирций и Октавиан решили его подождать, прежде чем навязать Антонию бой. Но Антоний также прознал о приближении Пансы и ударил по нему, прежде чем тот дошел до своих. Сражение произошло у Галльского Форума, в нескольких милях от Мутины. Антоний взял верх. Панса был тяжело ранен, но сумел послать сообщение Гирцию и Октавиану, что на него напали. Позднее в официальных донесениях в Рим говорилось, что Гирций приказал Октавиану защищать лагерь, а сам пошел на помощь Пансе. Но на деле Октавиана свалила с ног астма.
Каким командующим был Антоний, ясно продемонстрировал Галльский Форум. Побив Пансу, он не попытался собрать армию и где-то укрыться. Вместо этого он дал волю своим людям, они разграбили обоз Пансы и рассеялись во всех направлениях. Появившись неожиданно, Гирций застал его врасплох, и Антоний получил такую взбучку, что потерял бо́льшую часть своей армии и сам едва спасся. Вся честь досталась Авлу Гирцию, любимому сподвижнику и командиру Цезаря.
Несколько дней спустя, в двадцать первый день апреля, Гирций и Октавиан подманили Антония и навязали ему второе сражение. После сокрушительного поражения ему оставалось только свернуть окружавшие Мутину осадные лагеря и бежать на восток по Эмилиевой дороге. Командовал Гирций. Октавиан в сражении следовал его плану, но все-таки разделил свою часть армии пополам. Во главе одной половины он поставил Сальвидиена, во главе другой – Агриппу. Не забывая об отсутствии у себя полководческого таланта, он все же не желал ставить во главе своих легионов более опытных легатов, которые по рождению и по старшинству могли бы претендовать на все победные лавры.
Они победили, и еще один заговорщик – Луций Понтий Аквила, сражавшийся на стороне Марка Антония, – был убит, но Фортуна не была полностью на стороне победителей. Наблюдая за сражением с возвышения, Авл Гирций получил удар копьем и умер на месте. На следующий день умер от ран Панса. Октавиан остался единственным командующим.
Впрочем, оставался еще Децим Брут, сидевший в освобожденной от осады Мутине и очень недовольный тем, что ему не удалось сразиться с Антонием самому.
– Единственный легион, который Антонию удалось сохранить без потерь, – это «Жаворонок», – сказал Октавиан Дециму Бруту при встрече. – Но к нему примкнули еще несколько разрозненных когорт из остатков его разбитой армии, и он очень быстро идет на запад.
Неприятная встреча для Октавиана. Он стоял лицом к лицу с убийцей Цезаря, но, как официальный, назначенный сенатом командующий, был обязан сотрудничать с ним. Что ж, тогда строгость, сдержанность, холод.
– Ты будешь преследовать Антония? – спросил он.
– Только после того, как пойму обстановку, – ответил Децим, испытывая столь же сильную антипатию к Октавиану. – Ты многого добился с тех пор, как был у Цезаря контуберналом! Наследник Цезаря, сенатор, полномочия пропретора – вот это да!
– Почему ты его убил? – спросил Октавиан.
– Цезаря?
– А чья еще смерть может интересовать меня?
Децим прикрыл глаза, откинул назад светловолосую голову и мечтательно заговорил:
– Я убил его, потому что все, что имел я или любой другой римский аристократ, давалось нам из милости по его воле. Он имел царскую власть, если не титул. И считал себя единственным человеком, способным править Римом.
– Он был прав, Децим.
– Он был не прав.
– Рим стал мировой империей. Это предполагает новую форму правления. Ежегодные выборы магистратов больше не эффективны. Мало даже пятилетних полномочий на управление провинциями, что было идеей Помпея Магна, да и Цезаря поначалу. Но Цезарь понял, что надо делать, задолго до того, как был убит.
– Хочешь стать следующим Цезарем? – насмешливо спросил Децим.
– А я и есть следующий Цезарь.
– Только по имени. Отделаться от Антония не так-то легко.
– Я знаю. Но рано или поздно я от него отделаюсь, – ответил Октавиан.
– Всегда найдется какой-нибудь другой Антоний.
– Ну нет. В отличие от Цезаря я не буду милостив с теми, кто против меня, Децим. Я имею в виду тебя и других убийц.
– Ты самоуверенный юнец, который напрашивается на порку, Октавиан.
– Нет. Я – Цезарь. И сын бога.
– О да, как же, stella crinita. Но Цезарь теперь, когда он бог, менее опасен, чем когда был живым человеком.
– Правильно. Но его божественность дает мне огромные преимущества. И я ими воспользуюсь.
Децим рассмеялся:
– Надеюсь прожить достаточно, чтобы увидеть, как Антоний задаст тебе порку!
– Ты этого не увидишь, – ответил Октавиан.
Хотя Децим Брут приглашал вполне искренне, Октавиан отказался переехать в его наместническую резиденцию. Он остался в своем лагере, чтобы провести похороны Пансы и Гирция и послать их прах в Рим.
Через два дня Децим пришел к нему, озабоченный.
– Я слышал, что Публий Вентидий ведет три легиона к Антонию. Их набрали в Пицене, – сообщил он.
– Это интересно, – спокойно заметил Октавиан. – Ну и что, по-твоему, мне следует предпринять?
– Конечно, остановить Вентидия, – решительно ответил Децим.
– Это дело не мое, а твое. У тебя полномочия проконсула. Ты – наместник, назначенный сенатом.
– Ты забыл, Октавиан, что мой империй не позволяет мне входить в Италию? А это необходимо, ибо Вентидий идет через Этрурию к Тусканскому побережью. Кроме того, – откровенно продолжил Децим, – мои легионы еще сырые и не устоят против пиценцев. Это все ветераны Помпея Магна, которых тот поселил на своих землях. А твои люди тоже сплошь ветераны, к тому же у тебя есть еще рекруты Гирция и Пансы. Поэтому остановить Вентидия должен именно ты.