К этому времени Кассий наконец обнаружил, что все флоты у него под рукой. Кассий Пармский прибыл с флотилией квинквирем, разорвал цепь, перегораживающую вход в гавань Лаодикеи, вошел туда и утопил все стоявшие там на якоре корабли. Теперь блокада была полной. Снабжение Лаодикеи прекратилось.
Наступил голод, пришли болезни, но город держался до начала июля, потом дневная стража открыла ворота и впустила войско Кассия внутрь. Когда захватчики добрались до самой Лаодикеи, Публий Корнелий Долабелла уже покончил с собой.
Теперь Сирия принадлежала Кассию от границы Египта до реки Евфрат, за которой прятались парфяне, не понимавшие, что происходит, но знавшие, что везде вокруг войска Кассия, и потому не желавшие впутываться в его дела.
Поражаясь своей удаче, но уверенный, что она вполне заслужена им, Кассий написал обо всем в Рим и Бруту. Настроение у него было отличное, он чувствовал себя непобедимым. Он – лучше Цезаря. Да.
Теперь, однако, следовало найти деньги для продолжения предприятия, а это было нелегко сделать в провинции, обобранной сначала Метеллом Сципионом для Помпея Великого, а потом Цезарем – уже в наказание. Кассий использовал метод Цезаря, требуя от городов или округов те же суммы, что они платили Помпею, хотя отлично знал, что им не по силам столь непомерная дань. Убавив позже размеры поборов, он тут же прослыл милосердным, умеренным человеком.
Будучи верными Цезарю, евреи пострадали больше всех. Кассий потребовал от них семьсот талантов золота, каковых не было во всей Иудее. Красс украл золото Большого храма Иерусалима, и с тех пор ни один римлянин не дал евреям шанса хоть что-то накопить. Антипатр сделал все, что мог, разделив задачу поиска золота между своими сыновьями Фазаелем и Иродом и неким Малихом, тайным сторонником фракции, ставящей своей целью избавить Иудею от царя Гиркана и его идумейского приспешника Антипатра.
Из троих сборщиков Ирод поработал лучше всех. Он добыл сто талантов золота Кассию в Дамаске, показавшись наместнику покорным, приятным человеком. Кассий хорошо помнил его по дням своего прежнего наместничества в Сирии. Будучи совсем юным, Ирод производил впечатление и тогда, но теперь Кассий вторично был поражен, глядя, каким оборотистым и разумным стал некрасивый некогда паренек. Ему понравился этот хитрец-идумей, которому не было суждено стать еврейским царем, ибо мать его не являлась еврейкой. Жаль, подумал Кассий. Ирод выглядит ярым сторонником римского присутствия на Востоке. В роли царя он привил бы свою лояльность евреям. А почему бы и нет? Римская власть для Иудеи предпочтительнее перспективы рабства под пятой парфян.
Два других сборщика золота не были так удачливы. Антипатр, правда, постарался, чтобы вклад Фазаеля выглядел повесомее, но Малих собрал очень мало, потому что решил ничего не давать римлянам. Желая показать, насколько он строг с нерадивыми данниками, Кассий вызвал Малиха в Дамаск и приговорил его к смерти. Антипатр поторопился принести еще сто талантов, умоляя Кассия отменить приговор. Смягчившийся Кассий помиловал Малиха, которого Антипатр увез обратно в Иерусалим, не зная, что удел мученика был тому милее.
Некоторые общины, такие как Гомфы, Лаодикея, Эммаус и Фамна, были разграблены, их сровняли с землей, а людей послали на рынки рабов в Антиохию и Сидон.
Все это означало, что пришло время вплотную задуматься о вторжении в Египет. Не только затем, чтобы наказать его царицу, но еще и потому, что о Египте говорили как о самой богатой стране в мире, кроме, может быть, Парфянского царства. В Египте, решил Кассий, он найдет достаточно денег, чтобы править Римом. Брут? Брут не помеха, он может возглавить его бюрократию. Кассий больше не верил в дело республиканцев, он считал, что теперь оно мертвее, чем Цезарь. Риму нужен царь, и им станет он, Гай Кассий Лонгин.
Потом пришло письмо от Брута.
Ужасные новости, Кассий. Я велел курьеру скакать галопом, в надежде, что ты получишь это письмо прежде, чем отбудешь в Египет. Ибо теперь это не на руку нам.
Октавиан и Квинт Педий – консулы. Октавиан пошел на Рим, и город сдался ему без единого слова. Очень похоже, что между ними и Антонием, который заключил договор с наместниками западных провинций, начнется война. Антоний и Лепид поставлены вне закона. Суды Октавиана объявили освободителей nefas. Вся наша собственность конфискована, но Аттик уверяет меня, что он присматривает за Сервилией, Тертуллой и Юниллой. Ватия Исаврийский и Юния не общаются с ними. Децим Брут потерпел поражение в Италийской Галлии и бежал, никто не знает куда.
Это наш лучший шанс завоевать Рим. Ибо если Антоний и Октавиан уладят свои разногласия миром (вероятность чего, на мой взгляд, ничтожно мала), тогда мы проведем остаток жизни в изгнании. Поэтому я говорю: если ты еще не затеял похода в Египет, то и не затевай. Мы должны объединиться и пойти на Рим, чтобы и Рим, и Италия нам покорились. С Антонием еще можно договориться, но с Октавианом нет, нет и нет! Никогда! Наследник Цезаря очень упрям. Он декларирует, что все освободители должны умереть, лишенные имущества и гражданства.
Оставь для охраны Сирии несколько легионов, остальные веди поскорее ко мне. Я победил бессов, у меня много зерна и других продуктов, так что наша объединенная армия будет сыта. В Вифинии и Понте тоже есть зерно, которое будет принадлежать нам, а не Октавиану, чтобы Рим наконец понял, что к чему. Я слышал, что в Италии и на западе такая же засуха, как в Греции, Африке и Македонии. Мы должны действовать именно сейчас, Кассий, пока можем кормить наших людей. И пока у нас имеются средства на то, чтобы воевать.
Порция умерла. Моя мать утверждает, что это самоубийство. Я остался один.
Кассий немедленно ответил. Да, он пойдет в провинцию Азия. Вероятно, по суше, через Каппадокию и Галатию. Может быть, Брут намерен воевать с Октавианом, в надежде заключить сделку с Антонием?
Ответ пришел быстро: да, Брут надеется именно на это. «Выступай сразу, не мешкая, чтобы в декабре мы встретились в Смирне. Пошли как можно больше кораблей».
Кассий выбрал два лучших легиона, один оставил в Антиохии, другой в Дамаске, потом назначил своего самого преданного сторонника, бывшего центуриона по имени Фабий, временным наместником Сирии. Оставить править аристократов значило нажить в будущем неприятности. Кассий знал это по опыту. Такого же мнения придерживался и Цезарь.
Прежде чем покинуть окрестности Антиохии и отправиться на север, он узнал от Ирода, что неблагодарный Малих отравил своего благодетеля Антипатра в Иерусалиме и очень гордится этим поступком.
«Я посадил его в тюрьму, – писал Ирод. – Что мне делать?»
«Отомсти», – ответил Кассий.
Ирод так и сделал. Он привез фанатичного иудея Малиха в Тир – город, производивший пурпурную краску из особых моллюсков, город ненавистного бога Ваала, проклятый по представлениям верующих иудеев. Два солдата Кассия ткнули голого, босого Малиха в самую гущу вонючей массы гниющих моллюсков и стали очень медленно убивать его на глазах у Ирода. Тело оставили разлагаться среди раковин и отбросов.
Узнав, как Ирод отомстил Малиху, Кассий тихо засмеялся: «О Ирод, ты очень интересный человек!»
На перевале через Аманский хребет, считавшемся «воротами в Сирию», его поджидал Тиллий Цимбр, тоже освободитель, наместник Вифинии и Понта. Он присоединил к десяти легионам Кассия свой легион. Итак, одиннадцать легионов плюс три тысячи конников с тем количеством лошадей, какое, по подсчетам практичного Кассия, могла прокормить эта часть богатой пастбищами Галатии.
Цимбр и Кассий договорились идти очень медленно, чтобы выжать как можно больше денег из стран, которые они будут пересекать.
Тарс они обложили фантастическим штрафом в тысячу пятьсот талантов золота и настояли, чтобы его уплатили до их ухода. Пришедшие в ужас члены городского совета расплавили всю храмовую утварь и продали бедняков Тарса в рабство. Но даже это не приблизило их к означенной сумме, поэтому продажа в рабство продолжилась, затрагивая сословия побогаче. Когда им удалось собрать пятьсот талантов золота, Кассий и Цимбр сказали, что они удовлетворены, и через Киликийские ворота отправились в Каппадокию.
Кавалерию послали вперед – стребовать дань с Ариобарзана, который резко заявил, что у него ничего нет, кроме… тут он указал на позолоченные шляпки гвоздей в дверях и оконных ставнях. Старого царя убили на месте, а его дворец и храмы Евсевии Мазаки разграбили с минимальным эффектом. Дейотар, внесший в поход Кассия свою долю пехотой и конниками, стал свидетелем этого бессмысленного мародерства. Воистину, печально думал он, Кассия с Брутом интересуют лишь деньги. Ничего святого, один чистоган.
В начале декабря Кассий, Цимбр и римская армия вошли в провинцию Азия, перевалив через цепь диких и живописных Фригийских гор, и двинулись вдоль реки Герм к Эгейскому морю, на воссоединение с Брутом, которое должно было состояться после короткого марша по хорошей римской дороге. Все встречные путники выглядели нищими и затравленными, все окрестные храмы и строения казались заброшенными и нежилыми. На подобные мелочи не обращали внимания, чтобы ненароком не прийти к заключению, что даже Митридат Великий не сумел ввергнуть провинцию Азия в такой хаос, в какой вверг ее современный цивилизованный Рим.
3
Клеопатра прибыла в Александрию в июне, через три месяца после смерти Цезаря. Она нашла Цезариона живым и здоровым под охраной Митридата Пергамского. Поплакала на груди своего родича, искренне поблагодарила его за заботу о ее царстве и отослала домой, в Пергам, с тысячью талантов золота. Это золото очень пригодилось Митридату, когда Брут потребовал дань. Он заплатил нужную сумму, ничего не сказав о больших запасах золотых слитков, запертых в его секретных хранилищах.
В свои три года сын Клеопатры был высоким, золотоволосым, голубоглазым ребенком, с каждым днем все больше и больше походившим на Цезаря. Он умел читать и писать, пробовал обсуждать государственные дела, и вообще его влекли занятия, уготованные ему по праву рождения. Прекрасный повод сказать «прощай» Птолемею Четырнадцатому Филадельфу, сводному брату Клеопатры и мужу. Четырнадцатилетнего мальчика передали Аполлодору, тот приказал задушить его, а гражданам Александрии сказали, что их царь умер в результате семейной ссоры. Достаточно правдиво. Цезариона посадили на трон как Птолемея Пятнадцатого Цезаря Филопатора Филоматора. Последние два имени означали «любящий отца» и «любящий мать». Каэм, верховный жрец Птаха, короновал его, объявил фараоном, Воплощением Двух Владычиц, Сопричастным Осоке и Пчеле. Хапд-эфане стал его личным врачом.