– Я справился бы лучше, – пробормотал Агриппа.
– Как? – нетерпеливо спросил Октавиан.
– Может быть, легче судить обо всем с бережка, но, Цезарь, я вижу, в чем Сальвидиен просчитался. Эскадра его либурнийцев застряла в задних рядах, а она должна быть впереди, потому что либурнийские корабли быстрее и поворотливее, чем корабли Секста Помпея, – пояснил Агриппа.
– Значит, в другой раз флот поведешь ты. Какая неудача! Квинт Сальвидиен, ну найди же решение! Нам нужен флот в Брундизии, а не на дне моря! – крикнул Октавиан, сжав кулаки.
«Он хочет, чтобы Сальвидиен не дрался, а улизнул», – подумал Агриппа.
Вдруг подул северо-западный ветер и погнал более тяжелые корабли Сальвидиена сквозь ряды кораблей Секста Помпея, позволив более легким кораблям следовать в их кильватере. Флот триумвиров ушел на юг с двумя продырявленными триремами и доплыл до Регия только с небольшими повреждениями у нескольких галер.
– Статилий, – крикнул Октавиан Статилию Тавру, – возьми шлюпку и плыви к Сальвидиену. Скажи ему, чтобы он как можно скорее взял курс на Брундизий, потом вернись. Легионерам придется поторопиться. Гелен! Где Гелен?
Это был его любимый вольноотпущенник, Гай Юлий Гелен.
– Я здесь, Цезарь.
– Садись и пиши: «Я – божественный сын Цезаря, Гай Юлий Цезарь, командую армией, которая, как тебе, конечно же, сообщили твои моряки, идет по Попиллиевой дороге в сопровождении флота, также подчиненного мне. Я с удовольствием окажу тебе честь, дав морское сражение, но, может быть, мы найдем возможность встретиться и поговорить? Только мы двое, ты и я? Предпочтительнее не на море. И не в месте, до которого мне пришлось бы добираться по морю. С этой запиской я посылаю тебе четырех заложников, в надежде, что ты согласишься повидаться со мной через один рыночный интервал в Кавлоне».
Заложниками назначили Гая Корнелия Галла, братьев Кокцеев и Гая Сосия. Корнелий Галл (не из патрициев Корнелиев, а из лигурийской Галлии), как хорошо всем было известно, входил в ближайшее окружение Октавиана, и Секст Помпей должен был по достоинству оценить это. Взяв записку, Галл и остальные сели во вторую шлюпку. Маленькое суденышко полетело по обманчиво спокойным водам, словно не подозревая о том, что где-то рядом прячутся Сцилла и Харибда, два беспощадных чудовища.
Теперь армия должна была за восемь дней дойти до Кавлона, расположенного на «подошве» италийского «сапога». Всего восемьдесят миль, но кто знает, какой будет дорога? Легионы обычно по ней не ходят. Цепь Апеннинских гор спускается тут в Сицилийское море, местность изрезанная, гористая, а потому все повозки с волами и всю артиллерию решено было отправить в Анкону для последующей морской переброски в Брундизий. Дальше пошли только люди и мулы.
Но марш оказался на удивление легким. Дорога была в хорошем состоянии, кроме одного небольшого оползня, и армия дошла до Кавлона за три дня. Октавиан послал ее дальше под командованием другого Галла, Луция Каниния. Сначала он думал доверить это Агриппе, но тот наотрез отказался оставить его под присмотром, как он выразился, «подхалимов и дураков».
– Кто знает, может быть, этот сын Помпея Магна и человек слова. Но я останусь с тобой. А кроме меня – Тавр и когорта Марсова легиона.
В условленный день Секст Помпей оказался в Кавлоне, едва забрезжил рассвет, так что организаторы этой встречи предположили, что он всю ночь стоял на якоре где-то поблизости. Его единственный корабль, аккуратная бирема, была быстроходнее любого из судов, разбросанных по акватории, служившей гаванью. На берег его доставила небольшая команда гребцов, которые вытащили лодку на гальку, а потом пошли искать, где можно перекусить.
Октавиан встретил его с улыбкой.
– Теперь я вижу, что слухи верны, – сказал Секст, пожимая протянутую ему руку.
– Слухи? – переспросил Октавиан, провожая гостя в дом дуумвира вместе с Агриппой.
– О том, что ты очень молод и очень хорош собой.
– Годы это исправят.
– Верно.
– А ты похож на статуи твоего отца, только более смуглый.
– Ты никогда с ним не виделся, Цезарь?
Признал! Октавиан, склонный симпатизировать Сексту, укрепился в своем решении еще больше.
– Я видел его лишь издали, когда был ребенком. Он не водил компанию с Филиппом и остальными эпикурейцами.
– Точно.
Они вошли в дом, где трясущийся от волнения дуумвир проводил их в приемную и удалился.
– Между нами не очень большая разница в возрасте, Цезарь, – сказал Секст, усаживаясь. – Мне двадцать пять. А тебе?
– В сентябре будет двадцать один.
Гелен прислуживал им, а бдительный Марк Агриппа стоял у порога. Меч в ножнах, лицо сосредоточенное.
– Должен ли Агриппа присутствовать? – спросил Секст, сразу отламывая кусок свежего хлеба.
– Нет, но он считает, что должен, – спокойно ответил Октавиан. – Он не болтлив. То, о чем мы договоримся, дальше этих стен не уйдет.
– Ах, нет ничего лучше свежего хлеба после четырех дней на море! – воскликнул Секст, с удовольствием хрустя корочкой. – Не любишь море, да?
– Ненавижу, – честно признался Октавиан, вздрогнув.
– Я знаю, многие чувствуют то же. А мне вот привольнее всего на воде.
– Немного подогретого вина?
– Да, но только немного, – осторожно сказал Секст.
– О, оно легкое и не затуманит твой ум, Секст Помпей. Что до меня, я люблю глотнуть натощак чего-нибудь согревающего, а подогретое вино намного приятнее уксуса, разведенного в кипятке, какой пил мой отец.
Так они беседовали, пока ели, без напряжения, без уловок. Закончив есть, Секст Помпей сунул руки между колен и посмотрел исподлобья на Октавиана:
– Так почему ты захотел встретиться со мной, Цезарь?
– Как видишь, я здесь, и могут пройти годы, прежде чем у меня появится другая возможность поговорить с тобой наедине, – спокойно ответил Октавиан. – Я со своей армией и флотом иду по этому маршруту, чтобы удержать тебя в Тусканском море. Естественно, мы хотим перебросить через Адриатику наши войска, чтобы успеть остановить освободителей раньше, чем они войдут в Македонию, а Марк Антоний считает, что ты скорее на стороне освободителей, чем на нашей. Таким образом, он не хочет, чтобы ты принюхивался к заднице Брундизия и к флоту наших врагов.
– Ты говоришь так, – усмехнулся Секст, – словно сам не уверен, что я поддерживаю освободителей.
– Я говорю откровенно, Секст Помпей, и надеюсь, что ты сделаешь то же. Да, я не склонен думать, что ты их человек. Мне кажется, ты сам по себе. Поэтому я решил, что два вполне независимых молодых человека должны потолковать сами, без патронажа старших, ужасно опытных ветеранов прошлых битв, как на Форуме, так и на поле боя. Надо ли нам, чтобы кто-то постоянно одергивал нас, напоминая о наших нежных годах и нашей наивности? – Октавиан широко улыбнулся. – Ведь у нас одна провинция. Только я курирую ее умозрительно, а ты – на деле.
– Хорошо сказано! Продолжай.
– Фракция освободителей огромна и состоит из влиятельнейших людей, – сказал Октавиан, глядя в глаза Сексту. – Столь знатных и столь известных, что даже такого человека, как Секст Помпей, можно и не разглядеть за множеством Юниев, Кассиев, патрициев Клавдиев и Корнелиев, Кальпурниев, Эмилиев, Домициев… продолжать?
– Нет, – сквозь зубы ответил Секст Помпей.
– Общеизвестно, что у тебя есть большой и опытный флот, который ты можешь предложить освободителям. И зерно. Но, по словам моих агентов, зерна у освободителей сейчас хватает. Они ограбили Фракию и всю Анатолию, но сохранили хорошие отношения с киммерийским царем Асандром. Поэтому, мне кажется, тебе лучше не примыкать к ним, в надежде, что они завладеют Римом. Им ты не нужен так, как нужен мне.
– Тебе, Цезарь. А как насчет Марка Антония и Марка Лепида?
– О, они старые, умудренные опытом ветераны войн и битв на Форуме. Пока Рим и Италия сыты, пока поступает зерно, им все равно, что я делаю. Или с кем я торгуюсь, Секст Помпей. Можно задать тебе вопрос?
– Давай.
– Чего ты хочешь?
– Сицилию, – ответил Секст. – Я хочу получить Сицилию. Мирным путем.
Октавиан медленно кивнул:
– Хорошая цель для моряка, контролирующего зерновые пути. И вполне достижимая.
– Я на полпути к ней, – сказал Секст. – Я контролирую побережья и заставил Помпея Вифинского… э-э-э… признать меня своим соправителем.
– Конечно, он ведь тоже Помпей, – спокойно заметил Октавиан.
Оливковая кожа покраснела.
– Но не из моего рода! – резко возразил Секст.
– Не из твоего. Его отец был квестором у Юния Юнка, когда сам Юнк был наместником провинции Азия, а мой отец присоединил Вифинию к Риму. Они заключили сделку. Юнк взял трофеи, Помпей взял когномен. Первый Помпей Вифинский тоже ничем не блистал.
– Цезарь, я правильно понял, что, если я приму командование сицилийским гарнизоном и прогоню второго Помпея Вифинского, ты сделаешь меня наместником Сицилии?
– Правильно, – ласково подтвердил Октавиан. – То есть при условии, что ты согласишься продавать зерно Риму триумвиров по десять сестерциев за модий. В конце концов, ты ведь устранишь посредников, когда станешь хозяином латифундий и транспорта. Мне кажется, что ты нацелен на это?
– О да. Урожай и зерновой флот будут принадлежать только мне.
– Ну тогда… твои расходы уменьшатся так, что ты выиграешь намного больше, продавая зерно по десять сестерциев за модий, чем выигрываешь сейчас, продавая его всем и каждому по пятнадцать.
– Это правда.
– Другой, очень важный вопрос. Ожидается ли в этом году урожай на Сицилии? – спросил Октавиан.
– Да. Не самый большой, но все-таки урожай.
– Теперь проблема Африки. Довольно болезненная. Если Секстию в Новой провинции удастся одержать верх над Корнифицием в Старой и африканское зерно снова потечет в Италию, ты, естественно, перехватишь его. В этом случае не согласишься ли ты продавать мне все, что окажется в твоих руках, по десять сестерциев за модий?
– Да, при условии, что я на Сицилии останусь один, а колонии ветеранов вокруг Вибона и Регия в Бруттии будут ликвидированы, – ответил Секст Помпей. – Вибону и Регию нужны свои земли.