У него хватило ума оставить своих дружков в Геркулануме, на вилле Помпея. Не следует раздражать родича сверх меры. Такие люди, как Луций Геллий Попликола, Квинт Помпей Руф-младший и Луций Варий Котила, были, разумеется, известными лицами в Риме, но Гай почему-то их не любил.
Въехав в Рим, Антоний в первую очередь поспешил не к Государственному дому и даже не к огромному особняку Помпея в Каринах, в котором он теперь проживал, а к дому Куриона на Палатине. Оставив своих германцев в саду возле дома Гортензия, он постучал в знакомую дверь и спросил госпожу Фульвию.
Она была внучкой Гая Семпрония Гракха. Ее мать, Семпрония, удачно вышла в свое время за Марка Фульвия Бамбалиона. Подходящий союз, учитывая, что Фульвии были самыми стойкими сторонниками Гая Гракха и потерпели вместе с ним крах. Семпрония унаследовала огромное состояние своей бабки, несмотря на то что согласно lex Voconia женщинам запрещалось быть главными наследницами. Но бабкой Семпронии была Корнелия, мать Гракхов, весьма влиятельная особа. Она добилась от сената освобождения от действия этого закона. Когда Фульвий и Семпрония умерли, другой сенатский декрет позволил Фульвии унаследовать состояния как матери, так и отца, что сделало ее самой богатой женщиной Рима. Но обычная судьба наследниц не для Фульвии! Она сама выбрала себе мужа – Публия Клодия, патриция-мятежника, основателя скандально известного клуба. Почему она выбрала Клодия? Потому что была влюблена в образ своего деда, блестящего демагога, и видела в Клодии большой политический потенциал. И она не ошиблась. Сама Фульвия была не похожа на обычную жену-римлянку, которая должна сидеть дома. Даже будучи на сносях, она исправно посещала Форум, где криками подбадривала своего муженька, не стесняясь, целовала его – в общем, вела себя как завзятая шлюха. А в частной жизни Фульвия сделалась полноправным членом клуба Клодия, хорошо знала Долабеллу, Попликолу, Антония и Куриона.
Когда Клодия убили, она была безутешна, но ее старый друг Аттик убедил ее жить ради детей: со временем, мол, ужасная рана затянется. Так это или нет, но через три года вдовства она вышла замуж за Куриона, еще одного способного демагога. От него у нее появился озорной рыжеволосый сын, однако их совместная жизнь трагически оборвалась, ибо Курион погиб в бою.
Сейчас, в свои тридцать семь, при пятерых детях (четверо от Клодия, пятый от Куриона) она выглядела от силы на двадцать пять, никак не больше.
Впрочем, у Антония, отменного ценителя женских прелестей, не было шанса ее как следует рассмотреть. Войдя в атрий, Фульвия вскрикнула и с такой радостью бросилась ему на грудь, что ударилась о кирасу и упала на пол, смеясь и плача одновременно. Антоний тоже сел на пол рядом с ней.
– Марк, Марк, Марк! Дай посмотреть на тебя! – повторяла она, держа его лицо в своих ладонях. – Похоже, ты ни на день не постарел.
– Ты тоже, – сказал он тоном знатока.
Да, как всегда, обворожительна. Соблазнительные пышные груди, упругие, будто ей восемнадцать, тонкая талия – она была не из тех, кто скрывает свою сексуальность! Морщины не портили ее симпатичного лица с чистой кожей, черными ресницами и бровями, огромными синими глазами. А ее волосы! Блестящие, все того же чудесного каштанового цвета. Какая красавица! Да еще при деньгах!
– Я люблю тебя. Выходи за меня.
– Я тоже тебя люблю, Антоний, но сейчас не время. – Глаза ее вновь наполнились слезами, уже не радостными, а горькими, при воспоминании о Курионе. – Повтори свое предложение через год.
– Как всегда, три года между замужествами?
– Да, кажется, так. Но не сделай меня вдовой в третий раз, Марк, заклинаю! Ты все время нарываешься на неприятности, поэтому я тебя и люблю. Но мне хотелось бы встретить старость с тем, кто дорог мне с юности, а кто еще остался, кроме тебя?
Он помог ей встать, но, обладая достаточным опытом, даже не попытался обнять.
– Децим Брут, Попликола?
– О, Попликола! Паразит, – презрительно фыркнула она. – Если мы поженимся, ты порвешь с ним – я его не приму.
– А Децим?
– Децим – великий человек, но он… не знаю… вокруг него аура несчастий, я явственно вижу это. Кроме того, он слишком холоден для меня. Думаю, это реакция на поведение его матери, Семпронии Тудитаны. Та сосала члены лучше всех в Риме, даже лучше профессиональных шлюх. – Фульвия привыкла называть вещи своими именами. – Признаюсь, я была рада, когда она наконец уморила себя диетой и умерла. Думаю, и Децим был рад. Он даже ни разу не написал ей из Галлии.
– Кстати, о мастерицах орального секса: я слышал, мать Попликолы тоже умерла.
Лицо Фульвии исказила гримаса.
– В прошлом месяце. Я держала ее руку, пока она не остыла… тьфу!
Они прошли в сад перистиля. Стоял отличный летний день. Фульвия села на край фонтана и опустила руку в воду. Антоний устроился на каменной скамейке напротив. «Клянусь Геркулесом, она красавица! И через год…»
– Цезарь тобой недоволен, – вдруг сказала она.
Антоний насмешливо фыркнул:
– Кто? Старый добрый Гай? Да я сделаю его одной левой! Я – его любимчик.
– Не будь таким самонадеянным, Марк. Я очень хорошо помню, как он манипулировал моим Клодием! Пока Цезарь сидел в Риме, он все вкладывал в голову Клодия, а тот лишь исполнял: отправил Катона аннексировать Кипр, проводил какие-то непонятные законы о религии, об управлении жреческими коллегиями. – Она вздохнула. – Только после отъезда Цезаря в Галлию мой Клодий обрел себя. И начал буйствовать. Цезарь контролировал его, пока мог. А теперь примется за тебя.
– Мы – семья, – возразил спокойно Антоний. – Он может меня отругать, но не больше.
– Советую тебе принести жертву Геркулесу, чтобы все вышло по-твоему, Марк.
От Фульвии он направился во дворец Помпея, к своей второй жене Антонии Гибриде. Она была неплохая, хотя лицо у бедняжки, как и у всех Антониев, не блистало красотой. К тому же то, что хорошо для мужчины, женщину определенно не украшает. От этой рослой девицы он очень быстро устал, хотя не так быстро, как потратил ее состояние. Она родила ему дочь, которой уже исполнилось пять лет. Но брак двоюродных брата и сестры – не самый удачный из вариантов. И маленькая Антония стала тому подтверждением: некрасивая, умственно отсталая да еще толстая. Вряд ли ее кто-то возьмет без умопомрачительного приданого… разве какой-нибудь плутократ-иноземец? Тот, пожалуй, отдаст и половину своего состояния за шанс породниться с Антониями. А что, это мысль!
– Ты угодил в кипяток, – сказала Антония Гибрида, ожидавшая мужа в гостиной.
– Я не обварюсь, Гибби.
– Но не на этот раз, Марк. Цезарь очень сердит.
– Cacat! – зло закричал Антоний, подняв кулак.
Она вздрогнула и отскочила.
– Нет, не надо, прошу тебя! Я ни в чем не виновна, ни в чем!
– Перестань хныкать, никто тут не собирается тебя бить! – фыркнул он.
– Цезарь прислал записку, – сказала Антония Гибрида, успокоившись.
– Какую?
– С приказом немедленно явиться к нему в Государственный дом. В тоге, а не в доспехах.
– Начальник конницы всюду ходит в доспехах.
– Я просто передала его слова.
Антония Гибрида внимательно смотрела на мужа, не решаясь заговорить. Могут пройти месяцы, прежде чем она опять его увидит, даже если он будет жить в этом же доме. Он регулярно бил ее после свадьбы, но не сломил ее духа. Разве что отучил пытать рабов.
– Марк, – наконец решилась она. – Я хочу еще ребенка.
– Ты можешь хотеть все, что угодно, но только не еще одного ребенка. Одной идиотки нам более чем достаточно.
– У нее просто родовая травма.
Он прошел к большому серебряному зеркалу, в которое когда-то вглядывался Помпей Великий, тщетно надеясь увидеть в нем тень умершей Юлии. Склонил голову набок, оглядел себя. Да, впечатляет! Но тога! Никто не знал лучше Антония, что мужчина его сложения в тоге теряет весь шик. Тоги хороши лишь для Цезарей. Тоге нужен не рост, а умение ее носить. «Но надо признать, что старику идут и доспехи. Он всегда выглядит величественно. Таким он родился. Семейный тиран. Так мы называли его между собой в детские годы – Гай, Юлия, я. Он помыкал нами, даже дядюшкой Луцием. Сущий диктатор. А теперь правит Римом».
– К обеду не жди, – бросил он и вышел, звеня доспехами.
– В этом нелепом наряде ты выглядишь как хвастливый воин Плавта, – сказал Цезарь вместо приветствия.
Он не поднялся из-за стола, не протянул руки.
– Солдатам нравится, когда их начальник выглядит лучше других.
– Как и у тебя, у них вкусы на уровне задницы, Антоний. Я просил тебя надеть тогу. Доспехи не носят в пределах померия.
– Как помощник диктатора, я имею право их носить.
– Как помощник диктатора, ты будешь делать то, что велит тебе диктатор.
– Могу я сесть или мне слушать стоя? – спросил он с вызовом.
– Садись.
– Я сел. Что теперь?
– Думаю, надо объяснить события на Форуме.
– Какие события?
– Не прикидывайся тупицей, Антоний.
– Просто я хочу поскорее покончить с нотациями.
– Значит, ты думаешь, тебя звали для этого? Как ты мягко выразился, для нотаций?
– А разве не так?
– Боюсь, я тебя разочарую, Антоний. Я подумываю о кастрации.
– Это несправедливо! Что я, собственно, сделал? Твой ставленник Ватия провел senatus consultum ultimumи поручил мне унять хулиганов. Именно так я и поступил! И по-моему, хорошо выполнил эту работу. Никто не решается даже пикнуть с тех пор.
– Ты привел на Римский форум профессиональных солдат, ты приказал им пустить в ход мечи, хотя у толпы были только дубинки. Но ты это проигнорировал, ты устроил резню! Ты убивал римских граждан там, где они собираются, чтобы выразить свое мнение! Такого не позволял себе даже Сулла! Неужели меч, обнаженный тобой против соотечественников на поле сражения, сподвиг тебя превратить в арену битвы и Римский форум? Римский форум, Антоний! Ты залил кровью камни, на которых стоял Ромул! Ромул, Курций, Гораций Коклес, Фабий Максим Кунктатор, Аппий Клавдий Цек, Сципион Африканский, Сципион Эмилиан – тысячи римлян, более знатных, более уважаемых и более знаменитых, чем ты! Ты надругался над всем, что было им дорого, ты совершил святотатство!