– Верни все на место, – повторил Брут через какое-то время.
– Не могу, мы уже получили уведомление.
– Я куплю дом, поэтому расставь все по местам, – настаивал он.
Прелестные серые глаза посуровели. Внезапно в ней проглянул Катон.
– Нет, мой отец этого не одобрит.
– Да, любимая, в обычной ситуации так бы и было, – очень серьезно сказал Брут. – Успокойся, Порция, ты же знаешь Катона! Он сочтет это победой республиканцев. Наши семьи должны помогать друг другу. Чтобы дочь Катона оставалась без дома? Я осуждаю Цезаря за этот шаг. Луций Бибул слишком юн, чтобы причислять его к республиканцам.
– Зато отец его был самым ярым из них.
Порция отвернулась, демонстрируя профиль, очень похожий на профиль Катона. Огромный горбатый нос, благородный с точки зрения Брута. Рот… о, рот вообще безумно красив!
– Да, ты прав, – сказала она, повернулась к нему и со страхом спросила: – Но ведь на торги придет много народу. Что, если кто-то другой приобретет этот дом?
Он засмеялся:
– Порция! Кто может предложить более высокую цену, чем Марк Юний Брут? Кроме того, это хороший дом, но он вряд ли сравнится с дворцами Помпея Магна или Метелла Сципиона. Покупатели с большими деньгами будут сражаться за них. Сам я не стану покупать дом, а прибегну к услугам агентов. Так что сплетен в Риме не будет. А я скуплю и поместья твоего отца в Лукании. Больше ничего, только их. Я хочу, чтобы у тебя от него что-нибудь сохранилось.
Она заплакала:
– Ты говоришь так, словно он уже мертв, Брут.
– Многие могут быть прощены, Порция, однако мы с тобой знаем, что Цезарь никогда не достигнет согласия ни с кем из тех, кто уехал в провинцию Африка. Но Цезарь не вечен. Он старше Катона, который, возможно, однажды вернется домой.
– А почему ты попросил у него прощения? – вдруг спросила она.
Он помрачнел.
– Потому что я не Катон, дорогая. Хотел бы я быть таким, как Катон! О, как хотел бы! Но если ты действительно собираешься связать со мной свою жизнь, ты должна знать, каков я. Мать моя говорит, что я трус. Права ли она, я не знаю. Я… я не могу объяснить, что со мной происходит, когда дело доходит до битвы или до противоборства с такими людьми, как Цезарь. Я теряюсь.
– Мой отец скажет, что я не имею права любить того, кто сдался Цезарю.
– Да, он тебя не одобрит, – согласился Брут и улыбнулся. – Значит ли это, что у нас с тобой нет будущего? Я не поверю.
Она крепко обняла его:
– Я женщина, а женщины слабы, как говорит мой отец. Он не одобрит, но я не могу жить без тебя – и не стану!
– Тогда ты будешь ждать меня? – спросил он.
– Ждать?
– Цезарь облек меня полномочиями проконсула. Я должен немедленно ехать в Италийскую Галлию как новый ее наместник.
Руки упали. Порция отодвинулась.
– Цезарь, – прошипела она. – Все вертится вокруг Цезаря, даже твоя ужасная мать!
Брут сгорбился.
– Я понял это еще ребенком, когда он вернулся после своего квесторства в Дальней Испании. Он стоял среди женщин как бог. Такой ослепительный! Излучая величие! Моя мать влюбилась в него, и он буквально поработил ее. Это ее-то! Со всеми амбициями! Патрицианку Сервилию Цепиону! Она ради него отринула всю гордость, смирила свой нрав. А после смерти моего отчима Силана решила, что он на ней женится. Но Цезарь отказался на том основании, что она изменяла своему мужу. «С тобой, только с тобой!» – кричала она. Но он сказал, что это не имеет значения. Факт есть факт. Измена всегда остается изменой.
– Как ты узнал об этом? – спросила Порция с интересом.
– Придя домой, она орала и визжала, как мормолика. Все домашние слышали, – просто сказал Брут и поежился. – Но в этом весь Цезарь. Чтобы противостоять ему, нужен такой человек, как Катон, а я, любовь моя, не Катон и никогда им не стану. – Его глаза наполнились слезами, он взял ее руки в свои. – Прости мне мои слабости, Порция! Полномочия проконсула – несказанная щедрость, а я ведь даже претором еще не был! Италийская Галлия! Как я могу отказать ему? Я не смею.
– Да, я понимаю, – угрюмо сказала она. – Поезжай и управляй своей провинцией, Брут. Я буду ждать.
– Ты не против, если я пока ничего не скажу о нас моей матери?
Она засмеялась своим странным смехом, но отнюдь не радостно, а печально.
– Нет, дорогой Брут, я не против. Если она на тебя наводит ужас, то на меня и подавно. Давай не будем будить чудовище до поры. Оставайся пока мужем Клавдии.
– Ты слышала что-нибудь о Катоне? – спросил он.
– Ни слова. И Марция тоже. Она очень страдает. Ведь ей придется вернуться к отцу. Филипп пытался заступиться за Марцию, но Цезарь был неумолим. Все, что принадлежало моему отцу, конфисковано, а она отдала ему все свое приданое на восстановление Порциевой базилики после сожжения Клодия. Филипп недоволен. Она так плачет, Брут!
– А что с твоим приданым?
– Оно тоже пошло на восстановление Порциевой базилики.
– Тогда я положу кое-что на твое имя к банкирам Бибула.
– Катон не одобрил бы.
– Если Катон забрал твое приданое, любовь моя, он утратил право обсуждать этот вопрос. Пойдем, – сказал он, поднимая ее с кресла, – я хочу еще раз поцеловать тебя где-нибудь без свидетелей.
У двери ее комнаты он серьезно посмотрел ей в глаза:
– Мы ведь двоюродные брат и сестра, Порция. Может быть, нам не стоит заводить детей?
– Мы только сводные брат и сестра, – резонно заметила она. – Твоя мать и мой отец, кстати, тоже.
Очень много денег было вынуто из кубышек, когда собственность непрощенных республиканцев пошла с молотка. Через Скаптия Брут легко приобрел дом Бибула, его большую виллу в Кайете, его латифундию в Этрурии и фермы в Кампании, а также все виноградники. Брут решил, что лучший способ обеспечить Порцию и молодого Луция – это скупить все, чем владел Бибул. Но с поместьями Катона в Лукании ему не повезло.
Агент Цезаря, Гай Юлий Арверн, дал за поместья Катона значительно больше, чем они стоили, и, когда сумма стала чрезмерной, Скаптий перестал набавлять. У Цезаря были две причины купить эти виллы. Во-первых, его грело то, что ими владел сам Катон. А во-вторых, он хотел отдать их троим экс-центурионам, чтобы упрочить их положение среди сенаторов. Ведь Децим Карфулен и двое других храбрецов были увенчаны corona civica и по закону Суллы имели право войти в сенат.
– Странно, но мне кажется, что отец это одобрил бы, – сказала Порция Бруту, когда тот пришел попрощаться.
– Я совершенно уверен, что Цезарь вовсе не стремится получить его одобрение, – сказал Брут.
– Значит, он не понимает отца. Отец ценит храбрость столь же высоко, как и Цезарь.
– При той ужасной вражде между ними, Порция, им друг друга никогда не понять.
Особняк Помпея в Каринах достался Марку Антонию за тридцать миллионов сестерциев; но когда он небрежно сказал аукционистам, что задержит выплату до тех пор, пока у него не наберется достаточно денег, старший аукционист отвел его в сторону:
– Боюсь, Марк Антоний, ты должен заплатить всю сумму немедленно. Приказ Цезаря.
– Но я же останусь без сестерция! – возмутился Антоний.
– Плати сейчас или лишишься права на эту собственность и заплатишь штраф.
Антоний, ругаясь, заплатил.
А приобретения Сервилии, новой владелицы латифундии Лентула Круса и нескольких доходных виноградников в фалернской Кампании, обошлись ей даже дешевле, чем она предполагала.
– Мы получили инструкции взять с тебя сумму на треть меньше той, которую ты предложила, – сказал старший аукционист, когда она пришла рассчитаться.
Сервилия не стала обращаться к агентам, ей, как женщине, было намного выгоднее участвовать в торгах самой. Ведь на нее не смотрели как на серьезного покупателя, давая шанс ударить исподтишка.
– Инструкции от кого? – спросила она.
– От Цезаря, domina. Он сказал, что ты поймешь.
Понял весь Рим, включая Цицерона, который чуть не упал с кресла от смеха.
– Ай да Цезарь! – крикнул он Аттику, другому удачливому покупателю, пришедшему к нему, чтобы сообщить новость. – Треть срезал! Треть! Что бы там ни было, но, согласись, он человек остроумный!
Соль анекдота крылась, конечно, в том, что третья дочь Сервилии, Тертулла, была дочерью Цезаря.
Сервилии анекдот, разумеется, не понравился, но не настолько, чтобы отказаться от скидки. В конце концов, десять миллионов есть десять миллионов.
Гай Кассий, который не покупал ничего, тоже был не в восторге.
– Как он смеет прохаживаться на счет моей жены! – брюзжал он сердито. – Кого ни встретишь, все потешаются, все каламбурят!
Но кое-что большее, чем родство его жены с Цезарем, беспокоило Кассия. Брут, одного с ним возраста и на таком же уровне cursus honorum, будет править Италийской Галлией как проконсул, а ему, Гаю Кассию, всучили должность легата-пропретора в провинции Азия. Хотя Ватия, наместник провинции Азия, был его шурином, Кассий его не любил.
VГоречь победыЯнварь – квинтилий (июль) 46 г. до Р. Х
1
Публий Ситтий относился к сословию римских всадников. Родом он был из Нуцерии, располагавшейся в Южной Кампании. Очень богат, образован. В своих друзьях числил и Суллу, и Цицерона. Несколько неудачных инвестиций после первого консульства Помпея Великого и Марка Красса заставили его присоединиться к заговору Катилины, имевшему своей целью свергнуть законное правительство Рима. Его привлекло обещание Катилины добиться всеобщего списания долгов. К счастью для Ситтия, финансовые трудности заставили его покинуть Италию, не дожидаясь того дня, когда Катилина возьмет власть. Он убежал в Дальнюю Испанию в начале консульства Цицерона и Гибриды, а когда этого оказалось недостаточно, перебрался в Тингис, столицу Западной Мавретании.
Эта серия печальных событий выявила в нем качества, о существовании которых он совершенно не подозревал. Незадачливый предприниматель превратился во внушающего доверие и ловкого авантюриста, который взялся реорганизовать армию правителя Западной Мавретании Бокха и даже обеспечить его небольшим приличным флотом. Хотя царство Бокха было дальше от Нумидии, чем царство его брата Богуда, владеющего Восточной Мавретанией, Бокх приходил в ужас от захватнических настроений царя Нумидии Юбы. Тот возомнил себя еще одним Масиниссой, но, поскольку римская провинция Африка граничила с Нумидией на востоке, расширять свои владения он мог только в западном направлении.