Беляев. — В первый раз слышу. Но я думаю, у него была такая точка зрения — ах, вот, когда он будет министром, мне будет легко обращаться к нему с различного рода просьбами. Я, в частности, могу такой пример привести. Я помню, он приезжал ко мне с какой-то просьбой. Я эту просьбу положил в письменный стол. У меня было решение его просьбы ни в коем случае не исполнять. Через несколько времени меня просит один из моих помощников о прикомандировании одного офицера к главному управлению генерального штаба. Раз просит помощник, — это его дело выбирать. В это время я вспоминаю фамилию — оказывается, тот самый, о котором просил Андроников. Это мне было неприятно. Второй случай — это когда мы командировали первую особую бригаду во Францию, и начальник бригады просил о назначении одного офицера адъютантом. Бригада была пехотная, он просил за кавалерийского офицера, назвал фамилию. О нем же стал просить и Андроников. Этого для меня было достаточно, чтобы я отказал. Между прочим, я имел законное право, потому что бригада была пехотная, и мы должны были посылать пехотного офицера, а не кавалерийского, и мне было достаточно не то что придраться, а именно не выполнить этого. Я приведу, как характерный факт, как я относился к просьбам этого господина. Для меня кошмар был этот господин.
Иванов. — Вы знали о кружке доктора Бадмаева?
Беляев. — О докторе Бадмаеве я слышал, но что кружок был, первый раз слышу. Знаю, что это тибетский доктор. Позвольте мне поставить еще два вопроса: один вопрос заключается вот в чем: конечно, вы можете представить, в каком нервном состоянии я нахожусь в эти дни. Я вам в прошлый раз говорил, я даю вам честное слово, я не преступник. Но вот, например, выбрали отдельные факты и, так сказать, ставили их в минус, в упрек, как характерную черту моей деятельности. Вы, господин председатель, меня совершенно не знаете, но я вас уверяю, кого вы ни спросите, тот знает, какую колоссальную работу я выполнил во время войны.
Председатель. — В должности военного министра?
Беляев. — Нет. В должности военного министра я никакой работы не сделал. Я только полтора месяца был военным министром, но как начальник генерального штаба. Я не хочу хвастать, но я скажу, что это — свойство моего характера. И вот относительно вырванных отдельных фактов я вижу, как я ошельмован. Из тысячи берут один отдельный факт, и меня шельмуют. Например, просьба госпожи Вырубовой. Я вам так скажу: боже, какие просьбы ко мне поступали! Например, председатель государственной думы обращался. Спросите, есть ли члены государственной думы, которые не обращались ко мне со всякого рода просьбами, а имейте в виду, что всегда обращаются с такой просьбой, которая требует того или другого подхода к законному решению, потому что, когда этого нет, тогда не надо. Я — честнейший человек, и я являюсь ошельмованным. Конечно, я желал бы одного, чтобы мне дали скорее возможность обратиться в частного обывателя, я никогда в жизни ни во что не вмешивался бы. Я надеюсь, что я подлежу увольнению от службы с пенсией, и, следовательно, спокойно могу прожить то, что мне осталось.
Председатель. — Это — первый вопрос; а второй?
Беляев (плачет). — Извините, я так взволнован, я так взволнован, послушайте, меня нужно освободить из крепости, я вас покорнейше прошу. Я даю вам честное слово, хотите я подписку дам, что я ни с кем не буду разговаривать по телефону.
Председатель. — Генерал, будем относиться к этому серьезно.
Беляев. — Разве я не серьезно? Извините, что я так…
Председатель. — Мы совершенно понимаем ваше положение, но разрешите поставить вас на формальную точку зрения. Мы рассмотрим в ближайшие дни ваши объяснения и установим, насколько они разъясняют положение, на котором мы остановились. Потом мы сделаем из этого те или иные выводы, и только после них может быть поставлен вопрос относительно вашего освобождения и превращения вас в частного человека. Генерал, я позволю себе обратить ваше внимание на то, что в очень серьезное время, в исторические дни нашей родины, вы оказались на посту военного министра. Вы понимаете, это многое объясняет в вашей судьбе.
Беляев. — Теперь позвольте, я одно приведу. 10-го августа я был назначен членом военного совета. Это для меня, при моем возрасте, быть членом военного совета — прекрасный пост, прекрасное содержание, мечта каждого военного, так сказать. Я не счел себя в праве оставаться членом военного совета. Мне было тогда 52 года. Война была, и казалось нечестным оставаться здесь. Я просил любое назначение, я принимал дивизию, это половинное содержание, не соответствующее моему служебному положению, необеспеченное, потому что члены военного совета навсегда, а, когда дивизия расформировывается, — тогда ничего. Но я на это шел. Все-таки меня командировали в Румынию, с оставлением членом военного совета. Когда эта должность была упразднена, я все-таки просил меня назначить начальником дивизии.
Председатель. — Генерал, вы это рассказывали.
Беляев. — Но вы видите, как я смотрел на свое служение.
Председатель. — Я вам обещаю самое внимательное отношение к обстоятельствам вашего дела и скорое рассмотрение теперешних ваших объяснений.
Беляев. — И доброжелательное, я вас уверяю…
Председатель. — Беспристрастное оно будет совершенно.
Беляев. — Пожалуйста, но вы только не знаете меня — вы будете строить на основании тех фактов, которые вырваны из тысячи один.
Иванов. — Все данные будут приняты во внимание.
Председатель. — Мы выслушаем доклад генерала, члена нашей Комиссии, и, поверьте, примем во внимание все.
Беляев. — Извините, что я разнервничался, вы можете понять мое положение.
Председатель. — Нам это понятно, но мы во власти фактов, точно так же поступков, которые должны рассмотреть.
Беляев. — Вы должны разбирать деяния преступных лиц, совершивших преступления. Преступления я не совершил. Я даю честное, благородное слово, вы не можете назвать ни одной вещи, которая подходит под категорию преступления.
XXIII.Допрос кн. Н. Д. Голицына.21 апреля 1917 г.
Содержание: Арест Голицына. Обстоятельства назначения Голицына председателем совета министров. Вызов его в Царское Село к императрице. Беседа с б. государем. Отношения Голицына с Протопоповым и роль Протопопова в совете министров. Об отсрочке созыва государственной думы с 12 января на 14 февраля. Намерение Голицына обновить за это время состав совета министров. Указание императрице и государю на необходимость замены Протопопова другим министром. Назначение Добровольского заместителем председателя совета министров. Свидания Голицына со Щегловитовым в первые дни после назначения Голицына. Признание Голицына об отсутствии у него политической программы и неподготовленности его к государственной деятельности. Малый совет министров. Заседание по вопросу о созыве государственной думы 12-го января или 14-го. Мысль Протопопова, чтобы жить без думы. Вопросы государственного значения в течение февраля — продовольствие и транспорт. Ежедневные собрания министров в порядке частных совещаний. Отсутствие Протопопова на этих совещаниях. Закулисная линия Протопопова. О речи Керенского в думе 15 февраля. Отношение Голицына к политической атмосфере и фактам конца февраля. Действия совета министров за это время. Имевшиеся в распоряжении Голицына готовые неиспользованные бланки за подписью царя на случай перерыва или роспуска думы. Частное совещание совета министров 25 февраля на квартире Голицына. Доклад Хабалова о положении столицы. Заседание совета министров в Мариинском дворце в воскресенье 26 февраля. Приезд в. кн. Михаила Александровича и Родзянко. Телеграмма от министров б. государю. Сознанная необходимость ухода Протопопова и просьба к нему о том, чтобы он официально заявил себя больным. Предложение в. кн. Михаила Александровича б. государю принять на себя регентство. Роспуск думы. О пагубном влиянии Вырубовой на б. императрицу. О желательности ухода Добровольского.
Отчет комитета помощи военнопленным. О контракте комитета, заключенном с фирмою Блигкен и Робинзон на изготовление галет. Содействие предоставлению вагонов для отправки галет в лагери через шведский Красный Комитет в Стокгольме. Об удовлетворении просьбы Голицына о разрешении ему уехать.
Председатель. — Вы князь Н. Д. Голицын? Вы проживаете пока в городе Петрограде?
Голицын. — Да, Конногвардейский бульвар, 13.
Председатель. — Вы занимали пост председателя совета министров с 27 декабря?
Голицын. — С 27 декабря по 27 февраля.
Председатель. — Вы были арестованы?
Голицын. — Я скрывался. Затем пришел к себе на квартиру, которую оставил за собой на Конногвардейском бульваре, и написал М. В. Родзянко, что нахожусь у себя и предоставляю себя в его распоряжение, причем просил его, если он признает нужным, меня арестовать, применить ко мне домашний арест; это письмо было 1-го марта отправлено. Никакого ответа я не получил. Два дня, 1 и 2 марта, или 3 и 4-го, я спокойно жил у себя на квартире.
Председатель. — Так что вы были арестованы после отречения бывшего императора?
Голицын. — Я об отречении ничего не знал.
Председатель. — Значит вы были арестованы до 2-го марта?
Голицын. — Это было в пятницу, я помню. Приехали ко мне из думы с тем, чтобы меня арестовать. Кажется, это было в пятницу.
Председатель. — Позвольте внешние объяснения признать законченными. Нас интересуют некоторые другие вопросы. Вы были назначены 27 декабря. При каких обстоятельствах и собственно по чьему настоянию состоялось ваше назначение?
Голицын. — Для меня это совершеннейшая загадка до настоящего времени. Я должен сказать, что мое назначение, как мне было известно, состоялось по ходатайству лиц, которые не пользовались ни уважением, ни доверием. Я должен сказать, что Распутина я не видел в глаза и очень рад, что нигде с ним не встречался. Других тоже не знал. В 1915 году императрица Александра Федоровна поручила мне оказывать помощь русским военнопленным. И вот, по делам этого комитета, председателем которого я был назначен, я имел довольно частые доклады у императрицы. До того времени я три-четыре р