. Между 22 и 29 числом сентября, я говорил с Писаренковым по поводу документов А. Н. Хвостова, они были те же и лежали в левом ящике стола на том же месте. Писаренков сказал мне, что подлинные документы у А. Н. Хвостова, что он ничего по этому делу не знает; помнится, сказал, что деньги получены Хвостовым на подготовку выборов в Государственную Думу. Сказал, что других документов по этому делу у него нет.
Документы я положил обратно в правый ящик стола, где они и лежали до тех пор, пока я не дал их гр. В. С. Татищеву. Ему я дал те же документы, которые получил от А. А. Хвостова и рассматривал с Писаренковым. Какие документы я от него получил, — я не рассматривал, никакого подозрения у меня не было. Помнится, я дал ему документы утром. Он мне их возвратил, либо в тот же день вечером, либо на следующий день утром. На мой вопрос «куда бы их положить», Татищев мне сказал: «Отдай их жене на хранение, я всегда так делаю». При этом разговоре, помнится, были Носович и Б. И. Григорьев, секретарь министра внутренних дел. Я подумал, что последую совету Татищева. Документы пока положил в левый ящик стола, запер ли я его — не помню. Отдавая документы жене, я вскользь заметил на первом листе подпись А. Н. Хвостова, чего на прежних документах не было, но тогда я не вдумался; теперь подозреваю, что гр. В. С. Татищев отдал мне не те документы, которые от меня получил. Говорил ли мне А. А. Хвостов, передавая документы по делу А. Н. Хвостова, что деньги взяты А. Н. Хвостовым для подготовки выборов в Государственную Думу — я не уверен, но, помнится, он это говорил.
В. С. Татищев был в Петрограде по случаю суда над И. Ф. Мануйловым. По окончании процесса В. С. Татищев уехал обратно в Москву, где жил постоянно. Незадолго до его отъезда я у него попросил взаймы 50 т. р. Говорил ли я Татищеву, что эти деньги мне нужны, чтобы дать их царице, согласно ее просьбе, в виду ее желания обеспечить семью Распутина, я не помню. Вскоре В. С. Татищев принес мне 50 т. р. и два векселя по 25 т. р. каждый; векселя я подписал. Я поблагодарил его за исполнение моей просьбы, он мне ответил, что я ему сделал великое одолжение, и что он неоплатный мой должник и что я ему могу уплатить эти 50 т. р. когда хочу — срока не назначает; векселя он передает на хранение своему сыну, который, в случае его графа В. С. Татищева, смерти, либо мне их вернет, либо сожжет. Я ответил, что этого не надо, что я, конечно, оплачу эти векселя, хотя, может быть, и не сразу; что я ничего особого для него не сделал; на это он сказал: «Ну, уж это я знаю, а может быть, и ты знаешь». Я тогда думал, что он благодарит меня за мои переговоры, по его просьбе, с Белецким о деле Мануйлова; теперь я думаю, что он благодарил меня за то, что я давал документы по делу А. Н. Хвостова. Я сказал В. С. Татищеву, что из 50 тысяч руб. «часть дам в Царское», а часть «истрачу на покупку хлеба для рабочих». (Я думал дать взаймы министерству на покупку муки для лавок т-ва Беляевой.) В. С. Татищев мне ответил: «Девай, куда хочешь; деньги твои». При этом он упомянул, что он дал первые 15 тысяч руб. на устройство Серафимовского лазарета (или «убежища» — не помню), «когда дело только начиналось, только еще строилось». Я слышал от гр. Татищева, что в Царском у него доверенным состоит Николай Иванович Решетников, что граф Я. С. Ростовцов[*] — его родственник.
Подозревая теперь, что Распутин возил бывшей царице и Вырубовой фальшивые деньги и что на фальшивые деньги содержался Серафимовский лазарет, мне приходит мысль, что 15 тысяч руб., о которых упомянул гр. Татищев, могли быть тоже даны фальшивыми деньгами; и не фальшивыми ли деньгами он дал мне те 50 тысяч руб., которые принес, получив их, как он мне сказал, со своего специального счета, под залог процентных бумаг. Кроме подозрений, у меня нет основания говорить о прикосновенности гр. Татищева к фальшивым деньгам.
По кулуарным слухам, А. Н. Хвостов говорил членам Государственной Думы, в бытность свою министром внутренних дел, что у него есть письмо А. А. Вырубовой, передавшей ему высочайшее повеление (какое, не знаю); что существует письмо царицы к принцу Генриху Прусскому; что Хвостов показывал фотографии Распутина в разных видах. Я говорил про эти слухи в присутствии М. М. Горелова и врача Евгении Ильинишны Дембо. На вопрос Дембо, что же я думаю делать, по поводу слухов о письме царицы к Генриху, я ответил: «Царица, может быть, и написала ему, неудивительно, — ведь он ей родственник». Про эти слухи я говорил А. А. Вырубовой и Б. В. Штюрмеру.
Введено между строк: «я», «всего», «и 29 числом», «Серафимовский», «даны», «правым».
XII.
[Сообщение о 50.000 руб., сделанное Протопоповым А. Ф. Керенскому при аресте. Письмо Мануйлова к Штюрмеру с проектом устройства особой разведки. Разговоры с Распутиным о политических событиях. Подготовка назначения Щегловитова председателем государственного совета. Просьба Маркова 2 об увеличении субсидии. Разговор с ним о равноправии евреев. Поездка С. Г. Лунц в Копенгаген. Уплата ей жалованья. Просьбы евреев о разрешении им права жительства в столице. Дело о продаже С. Г. Лианозову прав на каменноугольные земли. Шифлер. (16 августа)]
1) 27 февраля с. г. я пришел в Государственную Думу, где был арестован А. Ф. Керенским. Я передал ему ключ от ящика от рабочего письменного стола в кабинете министерского дома и сказал, что в ящике лежит ключ от несгораемого шкафа, в котором находится военный шифр и 50.000 руб., принадлежащие В. С. Татищеву. Тогда я не подозревал, что Татищев, может быть, дал мне фальшивые деньги; при этом я оговорился, — следовало сказать: «которые я занял у Татищева», теперь, когда это подозрение у меня явилось, я считаю себя обязанным на свою оговорку обратить внимание г.г. членов Следственной Комиссии. Деньги, которые передал мне Татищев, были завернуты в газетную бумагу и перевязаны веревочкой, я их не развертывал и не считал. Судя по величине пакета, он мне принес 50 тысяч руб. не крупными ассигнациями.
2) Разбирая бумаги, оставшиеся после А. А. Хвостова, я нашел в правом ящике рабочего письменного стола, в кабинете, письмо Мануйлова к Б. В. Штюрмеру и проект Мануйлова об устройстве особой разведки. В своем письме Мануйлов говорит, что Штюрмеру, как председателю совета министров, необходимо быть широко осведомленным во всем происходящем. Предлагает ему для этого устроить при председателе совета министров особую постоянную разведку, состоящую всецело в его распоряжении. Проект устройства таковой он предлагает на усмотрение Штюрмера; говорит о своей ему преданности, указывая, что представленный проект является следствием таковой. Самого проекта я не читал, письмо же прочел без особого внимания. И. Я. Гурлянд мне говорил, что Мануйлов представил Б. В. Штюрмеру проект особой при нем разведки, надеясь сам ею заведовать. Подробностей я не расспрашивал. Гурлянд бранил Мануйлова, называл его взяточником и мошенником, осуждал Штюрмера за его близость к Мануйлову. Проект Мануйлова и его письмо к Штюрмеру я оставил в правом ящике стола, где они находились все время, пока я был в министерстве. Я получил от Мануйлова письмо, в котором он просил меня во время следствия по его делу запретить печати бранить его. Письмо я оставил без ответа. Просьбу его не исполнил. Письмо положил в правый ящик стола.
3) Е. В. Сухомлинова обратилась ко мне по телефону с аналогичною просьбою. Я обратил внимание сенатора Н. В. Плеве, ведавшего вопросами цензуры, на нежелательность бранных газетных заметок про В. А. Сухомлинова.
4) Я часто высказывал Распутину свое мнение по поводу происходящих политических событий. Я желал, чтобы через него мои слова доходили до царя и царицы. От Распутина я знал об их настроении, предстоящих переменах в составе правительства, получал и другие сведения, которые меня интересовали. В начале декабря я говорил ему про оппозиционное настроение в государственном совете. Около 10 декабря 1916 г. я слышал от Распутина, что И. Г. Щегловитов будет назначен председателем совета министров вместо А. Ф. Трепова, которого уволят. Я поехал к Щегловитову и сказал ему, что он скоро получит предложение быть либо председателем совета министров, либо председателем государственного совета. Спросил его, какое из двух назначений он бы предпочел? Поступил я так, чтобы знать, какой доклад сделать царю о Щегловитове и чтобы сблизиться с ним заранее, до его назначения. Щегловитов мне сказал, что в председатели совета министров он не пошел бы, но что быть председателем государственного совета — его мечта; что это будет его последняя служба царю и родине; указал на трудность предстоящей работы в виду охватившего совет либерального настроения, что для создания вновь правого большинства надо, по крайней мере, 15 голосов; я высказал ему надежду, что он получит желаемое им назначение. Дня через три Распутин говорил со Щегловитовым по телефону. Разговор, как мне сказал Щегловитов, касался его назначения. При докладе царю я сказал, что необходимо восстановить правое большинство в государственном совете, для чего правым надо прибавить 15 голосов; что блок большинства Государственной Думы и государственного совета фактически создаст однопалатную систему, что Куломзин болен и не умеет остановить резких выступлений некоторых членов в совете, что в переживаемое время нужны такие люди, как И. Г. Щегловитов. Царь ответил, что он уже думал о Щегловитове, который стал в последнее время мягче, чем был. Я сказал, что я тоже это заметил. Царице, которой я часто вкратце рассказывал свои доклады царю и полученные указания, я тоже сказал о Щегловитове. К январю 1917 г. он был назначен председателем государственного совета. Я советовал ему представиться царице и получить ее доверие, говорил, что он оценит ее ум и характер и ее влияние на царя, говорил, что о