ерем и искали блиндажи времен Второй мировой. Поднимали останки солдат Красной армии, устанавливали личность каждого, сообщали родственникам, которые знать не знали, где и как их деды погибли. Да, пацаны?
– Это вы, конечно, молодцы, дело благое. Только полевые условия и поисковые операции – это одно, а Зона – совершенно другое. Да и о родителях вам следовало подумать. Ох и переживают они сейчас наверняка! – укоризненно покачал головой Колба.
– Родители всю жизнь будут переживать за своих детей, – философски изрек тот парень, которого Виталик называл Домкратом. – Даже если сын не в Зоне жить остался, а, например, к девчонке на соседнюю улицу переехал.
Я с интересом окинул его широкие плечи и простоватое с виду лицо. Забавно: он всерьез считает, что для родителей Зона и жилплощадь девушки – одинаково гиблые места?
– Ума не приложу, как вы выжили здесь, – сказал Колба. – Мы как-то колонной продвигались, и один из бэтээров прямо под выброс аномальной энергии угодил. Снизу весь корпус выжгло…
– Так вы военный, что ли? – обрадовавшись, не дослушал вихрастый парень, один из тех, кого я в торговом зале придушил.
– Мародер я, но в душе навсегда остался сталкером, – совершенно не тушуясь, прямо ответил Колба. – Нас собралась большая группа с военной и гражданской техникой. Собираем материальные ценности и перебазируем их за Периметр, возвращаем, так сказать, бывшим хозяевам их добро. Имеем с этого неплохой навар. Я уже на домик на берегу Черного моря накопил, да все никак вырваться отсюда не могу. Да и товарищи отличные попались, грех с такими расставаться.
– Нехило! – восхищенно сказал вихрастый парень и неожиданно представился: – Я Дима. – Затем просительно взглянул на своих друзей. – Может, к ним примкнем? Не всю же жизнь в одиночку по Зоне шустрить. Так хоть при деле будем, денег заработаем, не стыдно будет к предкам вернуться.
– Да я, в общем-то, не против, – пожал плечами Виталик. Он обвел глазами своих товарищей. – А вы что скажете?
– Я как все, – присоединился еще один парень и протянул нам руку: – Игорь.
– Блин, – с сожалением чертыхнулся Домкрат, – а может, чуток попозже? А то только-только здесь обосновались… Такую точку терять неохота.
– Обсудим, – мотнул головой Виталик, явно не желая препираться при посторонних. Похоже, ребята попросту робели перед такими заматерелыми сталкерами, какими казались им мы с Колбой.
– Сейчас чайку попьем, – сказал Виталик, наблюдая, как вихрастый паренек стал разливать кипяток по кружкам с чайными пакетиками из двух электрочайников. Другой, самый юный с виду, натаскал к чаю всяческой снеди.
– До чего хозяйственные пацаны попались, – похвалил их старания Колба. – Если все-таки к нам надумаете влиться, будете под моим личным покровительством. Никто на вас даже косого взгляда не посмеет бросить, не говоря уж о чем-то посерьезнее.
– А что, у вас разве такое бывает? – встревожился вихрастый паренек. – В смысле – конфликтуете между собой? Или это только к новичкам придирки? Типа, дедовщина?
– Да нет, какие конфликты, когда каждый при огнестреле… – сказал Колба. – Просто ребята у нас – все, как на подбор, острые на язык. Ты ему слово, а он тебе в ответ два. Если постоянно укорот не давать, то прицепятся репьями, заклюют. Весело в нашей компании, не соскучишься. Но так, чтобы всерьез конфликтовать, – нет, не те обстоятельства, не то место. Все-таки один бизнес ведем, одни и те же интересы имеем, на одной базе живем. Захотелось пар выпустить, морду кому-нибудь набить, а то и пострелять – так иди за пределы базы, там и придурков достаточно, которые многажды хуже твоих корешей, и мутантов полно – отстреливай на здоровье.
На прощание Колба пообещал ребятам при случае заглянуть на огонек, и если они к тому моменту созреют, то он заберет их с собой. Парни выразили полнейшее согласие.
– А родителей все-таки пожалейте, – посоветовал я. – Приключения – это прекрасно, но иногда и в обыденность неплохо бы вынырнуть: соскучились же, небось, и по домашнему уюту, и по мамкиной стряпне, и по прочим реалиям «гражданки».
– Может, и соскучились, – нахмурился Виталик, – только вы забываете, что родной уютный дом остался в прошлом, и он вообще-то здесь, на соседней улице, холодный и пустой, разграбленный мародерами или облюбованный мутантами, а там, куда вы нас направляете, – временный лагерь для эвакуированных. Может, моих родителей уже переправили в приличное место, дали жилье и подыскали работу, а может, они все еще в статусе беженцев и готовят в котелке отнюдь не фирменную мамкину лазанью, а прогорклую перловку. Еще неизвестно, где лучше. Может, это не нам на Большую землю надо уходить, а родителям сюда возвращаться. Да, пацаны? Вот подготовим плацдарм – и перевезем свои семьи обратно в город! Вы нас детьми считаете, а пойдемте, мы вам кое-что покажем, – предложил Виталик.
Парни с гордым выражением лиц потянули нас в соседнюю комнату. Оказывается, они наладили работу видеокамер, установленных с внешней стороны над входом в универмаг. Мы сгрудились вокруг пары мониторов и стали с любопытством просматривать ближайшие окрестности. Изображение было очень четким.
– Теперь понятно, как вы нас засекли, – восхитился Колба.
– Действительно, молодцы, – похвалил я, оценив старания ребят.
– Это вон они все настроили, – кивнул Виталик на Домкрата и самого юного парнишку.
Настроить – мало. Что толку, если, даже увидев нас с Колбой на камерах, они ничего не смогли предпринять? Мы-то ладно, люди мирные… ну, почти. А зашла бы в универмаг шайка полновесных бандюганов – что сейчас было бы с этими малолетками?
Впрочем, кто я такой, чтобы учить жизни других? Раз считают, что справятся, значит, пусть учатся.
– А скажите-ка, парни, – начал я, ощущая себя Данилой Багровым, персонажем культового в 90-х годах фильма, который в любом музыкальном магазине, на любом развале, у каждого лоточника, торгующего магнитофонными кассетами, спрашивал: «“Наутилус” есть?» – В эти ваши камеры случайно не попадала молодая женщина, темноволосая, спортивная, с ожогом на лице?
Пацаны переглянулись и синхронно помотали головами.
И тут умница Виталик безмолвно ткнул пальцем в верхний угол монитора. В доме напротив, в окнах третьего этажа, застыла большая группа лысых тварей. Пока я размышлял, пришли они по нашу душу или нет, существа заволновались, заверещали и пришли в движение.
Домкрат, будто пародируя их, вдруг засуетился, замахал руками и завопил:
– Эй, эй, глядите! Надо что-то делать! Застава, в ружье! Полундра!
– Постой, о стремительный Домкрат! – прервал я поток его восклицаний. – Я не поспеваю за ходом твоих мыслей. Ферштейн? Ты о чем сейчас?
Парень подправил изображение на мониторе. Теперь все стало понятно. Лысые из охотников превратились в жертвы: к ним, совершая грандиозные прыжки, приближалась по стене та опасная многоножка, что мы с Колбой уже видели ранее. Лысые, вместо того чтобы уже сорваться с места и чесать как можно дальше, завороженно застыли, не спуская с нее глаз. Ну, вылитые бандерлоги из советского мультика про Маугли, которых загипнотизировал удав Каа!
Многоножка, поражая своими размерами, грациозно скользнула с вертикальной стены на открытую лоджию, неторопливо обследовала ее, свесилась с перил и, такое ощущение, огляделась по сторонам. Застывшие в напряжении человекообразные мутанты, находившиеся в окнах на два этажа ниже, тупо пялились на нее, выворачивая шеи. А потом эта гусеница-переросток целиком перевалилась через перила и в мгновение ока преодолела нешуточное расстояние до своей добычи. Мутанты в панике сорвались с места, но многоножка, нырнув в оконный проем, неуловимым движением мощного тела отсекла часть из них от спасительного выхода. Рывок – и она уже придавила своим весом сразу несколько лысых. Многочисленные тонкие лапки этого мутировавшего членистоногого пронзили лоснящуюся кожу лысых, брызнула кровь…
– Все, хватит, насмотрелись, – сказал Колба, отклонив в сторону монитор. – Теперь вам понятно, что вчетвером долго в живых не продержаться, тем более в помещении, где стеклянные двери?
Вопрос был риторическим.
И мы с Колбой продолжили путь в одиночестве.
Я призадумался. Городок небольшой, а больших и совсем мелких группировок тут, получается, навалом. Как обойти их все, чтобы определить, к которой принадлежит Вера?
Мои размышления прервал мощный гул, рвущийся из самых недр земли. Я в растерянности проводил взглядом огромную стаю ворон, с шумом взметнувшуюся к небу. Закрутившись воронкой, стая зависла в серо-молочной хмари на грани видимости, а истошное карканье слилось в монотонный звук, который лишь подчеркивал инфернальный подземный гул. Я в полном смятении попятился, не зная, куда бежать.
Колба схватил меня за шкирку:
– Куда попер?! Бегом к арке!
Мы прижались спинами к стене внутри арки, служащей въездом во двор. Через узкую улочку, на которой мы находились минуту назад, ломая асфальт, протянулась трещина. Фургон, с незапамятных времен стоящий у тротуара, вдруг потерял опору под левыми колесами и накренился. Разлом продолжал расширяться; железобетонный столб, натягивая провисшие провода, рухнул поперек провала и со скрежетом переломился. Провода зазвенели, словно лопнувшие струны, взвились в воздух и опали к земле. Старый трехэтажный дом, под фасад которого уже прокралась трещина, вздрогнул, а потом стал оседать прямо на глазах, проваливаясь сам в себя; через пару минут на его месте осталось только грандиозное облако пыли, клубящееся над бездной. С полукруглых сводов арки на наши головы посыпалась штукатурка, а кирпичи начали лопаться, словно их сдавило гидравлическим прессом.
Колба затравленным взглядом обвел протянувшийся вдоль улицы овраг и просипел:
– Теперь только молиться.
В глубине двора, не выдержав тряски, рухнула стена одноэтажного строения – то ли бойлерной, то ли чего-то наподобие. Обернувшись на шум, я вздрогнул. В образовавшемся проломе сквозь густую завесу пыли я обнаружил собачью свору. Похоже, аномальная стихия только что конкретно попортила их постоянное убежище, и теперь псы наверняка начнут искать, кого бы наказать за это. А мы были у них на виду.