Дом простоял все три века, хоть за это время четырежды случались наводнения, да столь сильные, что вода доходила до второго этажа. Однако, качество сыграло свою роль. Повреждения были минимальны и лишь штукатурка осыпалась с ровных и прямых стен.
Ныне жилище выглядело обшарпанным и обветшавшим, но это лишь иллюзия, фон. Если немного поправить его, то всё удастся привести в порядок за минимальные затраты времени и сил.
Взгляд в прошлое был отринут, теперь взгляд в будущее.
Дом обвалится, простояв ещё двенадцать лет. Причиной тому — новое наводнение и сырость, которая поросла плесенью и попортила фундамент и раствор, скрепляющий стены. Никто не заметил этого до последнего и однажды здание попросту сложилось внутрь себя, насмерть завалив всех своих обитателей. Дикий грохот и какофония криков наполнили улицу. Пыль, камни, доски — зацепило даже стоящие рядом дома. Прохожие останавливались и смотрели, прибежавшая стража суетливо принялась изучать завал, гадая, найдут ли выживших.
Не нашли.
Девушка и ребёнок за спиной давно остались позади и пропали, а он всё шёл, не думая о прежней жизни. Она осталась там, где-то далеко, забытой и брошенной.
Перед ним простёрся Ростос. Узкие улицы и множество людей, как смуглокожих, так и полностью белых. Изредка попадались и чернокожие, но такие были здесь редкостью, хоть и не вызывали заинтересованных взглядов. Все были привычны.
Переулки. Новые дома, ограды, рынки и навесы. Торгаши, бродяги, нищие, стражники, редкие маги и всадники на верблюдах. Праздно отдыхающие или замученные работой.
Храм Хореса. Когда-то он был церковью Триединства. А ещё раньше — Аммы. Но последняя не забыта. Не забыта…
Стайка птиц уселась на карниз, поглядывая вниз и следя за многочисленными кошками, которые обожали поймать кого-то из них, при этом спрятавшись от более крупных хищников.
Где-то схватили вора, отчего теперь люди яростно кричали и избивали его. Стража не успеет, тщедушный подросток умрёт, а потом его тело закинут на трупную телегу, вывозя за город.
Чуть дальше толстопузый торговец отвесил гневный подзатыльник помощнику, рассыпавшему муку и теперь пытавшегося исправить последствия своей неуклюжести. Через два года он вспорет глотку торговца в его же постели, а потом порежет свои руки, истекая кровью на ступеньках его богатого имения.
Жрец-проповедник вскидывал к небу руки, звучно голося в центре собравшихся людей. Трое старух тихо общались в кругу, прикрыв телеса и лица тёмной тканью. Хромая собака медленно двигалась вдоль грязного переулка, тихонько поскуливая и подволакивая лапу.
Город наполнен жизнью.
Его взгляд нашёл большегрудую светлокожую девушку, которая надменно смотрела на нескольких мужчин, которые очевидно пресмыкались пред ней. Красавица была уверенной и равнодушной. С таким же видом смотрят на нищих, которые сидят перед храмом с поднятыми ладонями, будто бы подставляя их под дождь.
Несколько жёстких слов и троицу уводят появившиеся за её спины люди с закрытыми тканью лицами.
Она была лишена сострадания и всегда даровала свою милость столь избирательно, как скряга-купец золото. На тех, кто сновал мимо неё, жалких теней, она не смотрела.
Мужчина, прошедший долгий путь, взглянул на неё и увидел, как за тысячу триста сорок шесть лет до сегодняшнего дня, варвар из Тразца изнасиловал женщину в Землях Великой Прерии. В дальнейшем ей не хватило мужества совершить самоубийство по местным законам, отчего она бежала из семьи и страны, опасаясь, что родичи «помогут» ей поддержать обычай. Добравшись до порта и кораблём доплыв до Кашмира, она родила сына возле деревень, которые позднее стали городом Лунсо.
И теперь мужчина видел его далёкого потомка. Изменённую женщину с бумажным взглядом старухи. Каждый её год был изучен новым взглядом. Мужчина уверенно пошёл навстречу двигаясь в пересечении линий, между взглядами её охраны, проходя так, что до последнего оставался незамеченным и встал перед ней, словно внезапно вырос из-под земли.
Глаза Фиры на миг обратились страхом, но прежде чем она что-то сказала, мужчина рухнул на колени, опустившись на землю. Сильные руки потянулись к её запястью, приблизили его к себе. Невидимые губы прижались к её горячей ладони. Он почуял запах меди и кожи.
Страх обратился удивлением, а потом пониманием. Поздно спохватившаяся охрана была остановлена движением плеч.
— Я знаю, кто ты, — едва слышно прошептала она слова, которые произносила сотни тысяч раз в памяти мужчины.
Её сердце билось стремительно и резко. Стучало, как кузнечный молот, но ускоренный в сотню раз. Пульсировала кровь, текла быстро, как горная река.
— Посланник, — ответил мужчина. — Я жив и хожу по земле. Дышу и вижу.
Фира по-старчески склонила голову. Её душа, несгибаемая, полная жестокости и отчаянных решений теперь трепетала, словно птица, попавшая в клетку.
— Одна кровь, — произнесла «Святая мать». — Посланник Аммы.
Рука женщины дёрнулась вперёд, но так и не дотронулись до его щеки, заскользила в считанных миллиметрах, как по стеклу. Из глаз мужчины потекли слёзы.
Плач по забытой жизни.
— Ты так красив… — сказала Фира. — Благословлён ею…
Богиней красоты.
Плач по тому, что пришло вместо старой жизни.
— Мне нужен «Обрыватель», — произнёс он. — А потом корабль в Таскол.
Милена Мирадель, взгляд со стороны
Императрица небрежным взмахом руки отпустила пятерых солдат, охраняющих коридор, а потом, дождавшись, пока они с поклоном покинут помещение, оглядела богато уставленный интерьер и остановила взгляд на выпотрошенном стражнике, кровавой кучей лежащего возле массивных дверей.
Милена не поленилась самолично прийти в отдельные гостевые апартаменты дворцового комплекса, которые были расположены внутри огромной, огороженной территории Ороз-Хора. Женщина даже помнила тот момент, когда это величественное крыло перестраивалось, чтобы была возможность своевременно принять и содержать всех важных посетителей, которые по той или иной причине приезжали к ней на встречу и вынуждены были тут остановиться.
Конечно же часть людей решала отправиться в город и поселиться в какой-нибудь таверне, но большинство почитало за честь пожить хоть не во дворце, но хотя бы на его территории. К тому же, эти помещения немногим уступали самому дворцу, изобилуя богатым убранством, стражей, артефактами и слугами.
Мрамор для величественного здания привезли из подгорных каменоломен Восьми Вечных — горной гряды, отделяющей территорию герцога Севера, Вентуриоса Мираделя, от остальной территории Малой Гаодии. Из этого мрамора вырезали огромные панно, каждое из которых изображало в барельефах героические эпизоды войн за объединение Империи. Все они были созданы по эскизам самого Налрала Алмерика, величайшего из ныне живущих архитекторов всей страны и исполнены лучшими императорскими каменотёсами.
Очередное подтверждение безграничной славы Дэсарандеса и несметных богатств столицы Империи.
Милена отвела взгляд. Повторно заходить в комнаты, где ранее проживала Хиделинда с личными слугами и наблюдать растерзанные трупы она не хотела. За свою жизнь Мирадель видела множество смертей. Возможно, больше любой другой женщины всей Империи, однако это свидетельствование не доставляло ей никакого удовольствия.
— Останемся тут, — бросила она Мариусу Дэбельбафу, министру разведки и шпионажа, а также Карсину Беза, высшему сиону и капитану её гвардии. Оба кивнули. Дэбельбаф при этом, как обычно, прошёлся липким взглядом вокруг её фигуры, Беза же мрачно скрестил руки на груди. Гвардеец демонстрировал полную противоположность министру и мог, когда надо, смотреть решительно и твёрдо.
«Слишком решительно», — мелькнула мысль в голове Милены. У императрицы сложилось ощущение, будто Карсин постоянно что-то требовал, хоть и сам не знал, чего именно. Отпрыск богатого графского рода, имеющего общие корни как с Орафалом, там и с Коспериосом, он имел обыкновение демонстрировать ей свой снисходительный интерес, а поведение едва держалось на грани приличий. Мужчина мог подойти к Мирадель чрезмерно близко, допустить в тон оттенки фамильярности или чему-то улыбаться, глядя на свою госпожу.
Как известно каждому, облечённому властью, единственное, что пугает больше сомнений в глазах своего телохранителя — это отсутствие там сомнений. Тот кто уверен в себе настолько, что считает непогрешимым, способен на что угодно.
Ожидание было недолгим. Вскоре подошёл ещё один человек, которого Милена ждала поболее прочих: Киан Силакви. Высший жрец огибал засохшие пятна крови, быстро уменьшая расстояние между собой и императрицей. Сегодня мужчина предпочёл строгий и максимально удобный стиль одежды, не став утруждать себя ни плащом, ни туникой, ни какими-либо регалиями или украшениями. На самом деле, его форма напоминала военную, в которой предпочитали передвигаться те же сионы: плотный мундир, что облегал его мускулистую грудь, сильные руки и широкие плечи, которые неизменно вызывали у женщин инстинктивное желание к ним прильнуть.
Мирадель, глядя на него, впервые осознала, что почтение и страх, который к высшему жрецу проявляют другие люди, мог быть связан не только с положением Киана, но также и с его физической силой. С учётом же многочисленных доработок от искусных целителей и алхимиков, этот человек без особых усилий, голыми руками, мог ломать чужие шеи.
Карсин Беза, едва завидев Силакви, тут же склонился в поклоне. Дэбельбаф ограничился кивком, как равный равному, но тем самым скорее нарушил негласный дворцовый церемониал, чем исполнил его. Положение Киана было куда как выше, ведь кроме возможности принимать участие в заседаниях, он, ни много ни мало, руководил всей паствой Империи Пяти Солнц. Миллионы фанатичных прихожан в прямом смысле слова молились не только Хоресу и Дэсарандесу, но и одному скромному высшему жрецу.
Силакви кивнул в ответ, не пожелав тратить время на столь мелочный укол. Вместо этого он приблизился к императрице.