— Генерал Мамотюк крышевал кастинговое агентство «Шарм», — сказал Турецкий. — Вы, насколько я слышал, покровительствовали конкурентам «Шарма». То есть не вы лично, а ваши люди.
Белый поднял брови:
— У вас есть доказательства?
— У меня есть все, что нужно, — сказал Турецкий.
— Гм… Пожалуйста, продолжайте.
Турецкий проследил затем, как еще один кусок мяса исчез во рту старика, и сказал:
— Не думаю, что приказ о ликвидации генерала Мамотюка исходил от вас лично. Вы слишком искушенный человек и знаете, какими последствиями грозит убийство такого человека. Думаю, что генерал повздорил с кем-то из ваших молодых, горячих и неопытных друзей. За что и поплатился.
Белый промокнул рот салфеткой и вежливо улыбнулся Турецкому:
— Так-так. Продолжайте, я вас внимательно слушаю.
— Вы знаете, что дело об убийстве Мамотюка не закроют до тех пор, пока убийцы не будут найдены. Это для милиции — дело чести. — Александр Борисович грустно усмехнулся. — Хотя не думаю, что самому Мамотюку это слово было так уж знакомо.
— Не слишком-то лестно вы отзываетесь о погибшем коллеге, — заметил Белый.
— Он мне не коллега, — сухо возразил Турецкий. — Но это я с вами обсуждать не стану.
Старик пожал сутулыми плечами:
— Не хотите — не надо. Может, налить вам вина, Александр Борисович? Вино хорошее, мне привозят прямо из Франции.
— Нет, спасибо.
Белый поморщился:
— Ну что вы заладили — «нет» да «нет». Вы у меня в гостях. А в гостях от угощения отказываться невежливо. — Он поднял сухую руку и тихо щелкнул пальцами.
Не прошло и десяти секунд, как перед столиком возник официант в белой рубашке и галстуке бабочкой. Турецкий даже не успел проследить, откуда он вышел. Ни слова не говоря, официант поставил перед Турецким бокал. Затем повернулся и удалился — молниеносно и беззвучно.
— Здорово они у вас натасканы, — сказал Александр Борисович, кивнув вслед удаляющемуся официанту.
— Вы находите? — Старик тоже посмотрел вслед официанту, как будто только сейчас обратил на него внимание. — Да, в самом деле, — кивнул он затем. — В наше время сервис — это все. Кто умеет услужить, тот владеет миром. Кстати, лет пятьдесят назад я и сам работал официантом. Вас тогда, должно быть, и насве-те-то еще не было. Дайте-ка я вам налью!
Белый взял бутылку и разлил вино по бокалам. Затем поставил бутылку, взял свой бокал, шевельнул седыми бровями и с пафосом произнес:
— За тех, кто уже не с нами.
Мужчины отпили не чокаясь. Старик вновь взялся за мясо. Видя, как ловко он расправляется с полусырой говядиной, Турецкий усмехнулся и сказал:
— Видимо, с пищеварением у вас проблем нет.
— Вы правы. У меня вообще нет проблем со здоровьем. Сам не пойму, почему так. Знали бы вы, через какие неприятные вещи мне пришлось пройти за мою долгую жизнь. Другому хватило бы и половины, чтобы к шестидесяти годам рассыпаться на части. А мне уже семьдесят, и я здоров как бык. Так на чем мы остановились, Александр Борисович?
— Мы говорили о генерале Мамотюке. О том, что его убили. И о том, что раскрыть это преступление для коллег генерала — вопрос профессиональной чести.
— Да-да, я понимаю, — кивнул старик. — Чего же вы от меня хотите, уважаемый? Чем я-то могу помочь?
Александр Борисович пристально посмотрел старику в глаза и сказал:
— Сдайте того, кто организовал убийство генерала. Вы поможете мне закрыть дело. Я сделаю так, чтобы вас не беспокоили.
Белый усмехнулся:
— А вы думаете, что способны доставить мне серьезное беспокойство?
— Вы даже не представляете, насколько серьезное, — усмехнулся в ответ Турецкий. — Генерал Грязное… вы наверняка о нем слышали… намерен серьезно потрепать вам нервы. Вы ведь не хотите терпеть убытки из-за того, что кто-то из подчиненных вам людей сделал глупость?
— Я вообще не люблю терпеть, убытки, — сказал Белый. — По любой причине.
— И я вас понимаю. — Турецкий выдержал паузу, сверля старика холодными глазами, затем резко произнес: — Сдайте мне убийцу. И мы разойдемся с миром.
Белый отложил нож и вилку, взял салфетку и аккуратно вытер морщинистые губы. Затем смял салфетку в руке и швырнул в пепельницу.
— Вот что я вам скажу, господин старший следователь по особо важным делам, — холодно произнес он. — Я понятия не имею, о чем вы тут мне говорили.
— Что ж, очень жаль. Я думал, мы договоримся. — Турецкий начал подниматься из кресла.
Белый сделал рукой успокаивающий жест и сказал:
— Я еще не закончил. Так вот, я понятия не имею ни о каком генерале. Но тем не менее я сознаю, что нам лучше жить с вами в мире. Иначе может пострадать мой бизнес. Поэтому я… оставаясь в недоумении по поводу причины, которая привела вас сюда… постараюсь уладить наши разногласия э-э… всеми доступными мне способами.
— Витиевато выражаетесь, — усмехнулся Александр Борисович.
— Но ведь вы меня поняли?
— Я — да.
— А это главное! На этом нашу встречу буду считать законченной. Всего вам доброго.
Белый проводил Турецкого взглядом, а как только дверь за ним закрылась, презрительно процедил сквозь зубы:
— Волчина позорный, — и смачно сплюнул.
22
В тот же вечер, но часом позже, к столику Сергея Ивановича Белого подошел высокий, широкоплечий парень с лысой, шишковатой головой. На вид парню было лет двадцать восемь. Звали его Костя Штырев, но друзья-товарищи предпочитали называть его просто Штырь. Он и сам себя так называл, и сильно бы удивился, если бы кто-нибудь обратился к нему по отчеству — Константин Вячеславович.
Поздоровавшись со стариком, парень пододвинул к себе ногой стул, уселся и вальяжно закинул ногу на ногу.
После ухода Турецкого Белый допил бутылку сухого вина и десять минут назад приказал распечатать вторую — красного, полусладкого.
Некоторое время старик молчал, разглядывая бокал с вином на свет. Затем сказал:
— Говорят, что вино по цвету сильно похоже на кровь. По-моему, это полный бред. В сравнении с вином кровь мерзкая, вонючая подливка. Ты согласен?
Штырь посмотрел на бокал и небрежно пожал плечами:
— Не знаю. Я вино не пью.
Старик слегка прищурился:
— Вот как? Что же ты пьешь, Штырь?
— Водку, вискарь, — ответил тот. — Иногда джин. Но после него привкус поганый, как будто елочных иголок нахавался.
Штырь поморщился, видимо вспомнив привкус, который оставлял в его рту славный голландский напиток.
— Что ж, водка тоже неплохо, — признал Белый. — Огненная вода. Напиток настоящих мужчин, мать его. Ты ведь настоящий мужчина, Штырь?
Лицо парня вытянулось.
— Че за базар, Иваныч? — настороженно спросил он.
— Настоящий мужик должен сам принимать решения. Так ведь, Штырь? Он никого не спрашивает, как ему поступать, потому что имел он чужие советы. Так?
— Ну, — недоуменно отозвался Штырь.
Белый вновь повертел в руках бокал с вином. Лицо его помрачнело. Когда старик вновь перевел взгляд на Штыря, во взгляде его появилось что-то волчье.
— Кстати, Штырь, ты знаешь, что сорокаградусную водку изобрел Менделеев?
Штырь нахмурился — вопросы старика начали его доставать.
— Это который таблицу нарисовал, что ли?
Белый кивнул:
.— Он самый.
Штырь знал отвратительную привычку Белого начинать разговор издалека и изъясняться недомолвками и намеками, однако на этот раз чаша его терпения была переполнена. Штырь нетерпеливо посмотрел на часы. Белый перехватил его взгляд.
— Что, торопишься? — спокойно спросил он.
— Да. Дела.
— Ну раз так, не буду тебя томить. Перейду прямо к делу. Че там у тебя за терки с подольскими были, не напомнишь?
Штырь дернул уголком губ и недовольно ответил:
— Сам же знаешь, по какому поводу перетирали.
— Знаю, — кивнул Белый старческой головой. — Знаю и то, что генерала они ментовского для «крыши» привлекли. И что он твоим ковбоям вывески чуток попортил на тех терках, что ты в прошлом месяце устроил.
— Ну?
— Чего — ну!
— Не понимаю, к чему ты клонишь, Иваныч?
— К тому, что умер генерал! — Белый повысил голос. — Свинцовой пилюлей подавился!
— Правда? — Штырь скривился. — И че мне теперь, венок ему на могилу принести?
Белый побарабанил пальцами по ручке кресла.
— Ты знаешь, что ментов просто так не мочат? Ты знаешь, что на такое дело совет тебя подписать должен?
— А-а, вот ты про че, — догадался наконец Штырь. — Сукой буду, Иваныч. Ты сам знаешь, я просто так никого не мочу. Тем более ментов. А если бы собрался замочить, то перво-наперво с тобой бы посоветовался. Я законы знаю.
Белый прищурил морщинистые глаза:
— Посоветовался бы, значит. Ой ли?
— Чего? — не понял Штырь.
Белый снисходительно улыбнулся:
— Это такое выражение литературное — «ой ли?». Выражает легкую степень сомнения и недоверия.
Штырь криво ухмыльнулся и облизнул сухим языком сухие же губы:
— К чему этот базар, Иваныч? Ты меня не первый год знаешь.
Белый кивнул:
— Вот-вот. Потому и говорю ой ли? В прошлом году, на Страстную, ты со своими сявками чего учудил?
— А чего?
— Вот видишь, уже не помнишь. А я тебе напомню: девку ту из налоговой кто завалил? Пушкин?
— Девку-то? — Штырь раздраженно пожал плечами. — Ну я завалил. Сам знаешь, выхода у меня тогда другого не было.
Белый пригладил ладонью плешивую голову и холодно произнес:
— Это ты так говоришь. А я не знаю, что там промеж вами произошло. Может, ты заранее ее замочить решил, а потом мне все по-своему объяснил?
Штырь угрюмо посмотрел на Белого:
— Значит, ты мне не веришь?
Белый вздохнул:
— Ох, Штырь, хотел бы я тебе верить, но… — Внезапно Белый переменил тактику. Он слегка подался вперед и заговорил доверительным, доброжелательным голосом: — Слушай сюда, Штырь. Я не сержусь, понял? Если замочил генерала, то туда ему и дорога, менту поганому. Я в защитники к легавым не наним