– Ну конечно. Ты прав, Томас, как всегда. Не послать ли мне Дэффи в «Робин Гуд» прямо сейчас? Пусть он передаст девочке, чтобы пришла к нам с утра? – торопливо добавила она.
Мистер Джонс кивнул:
– Это пойдет на пользу нашему делу.
– Ты правда так думаешь?
Он улыбнулся. Томас Джонс никогда не отвечал дважды на один и тот же вопрос.
Миссис Джонс завязала бантиком ленты ночного чепца.
– Теперь я чувствую себя виноватой – ведь мы сказали Дэффи, что не можем взять его кузину.
– Но ведь Гвинет простая деревенская девушка.
– Твоя правда.
– К чему бы мы ее пристроили? За девочкой ходит миссис Эш. А для всего остального у нас есть Эби и Дэффи – разве не так? А эта девочка Сондерс может помочь тебе с шитьем и с покупателями. Образованная девушка, из Лондона – все это очень bon ton[9].
Он почерпнул это новое выражение из «Бристоль меркюри» и сейчас как будто пробовал его на вкус. Джейн Джонс хорошо знала своего мужа. Когда он шел навстречу ее желаниям и оправдывался тем, что это разумно и здраво, она видела его насквозь. И он прекрасно понимал, что ни разу не смог ее обмануть. Миссис Джонс улыбнулась, позабыв прикрыть щель между зубами.
– Ты не пожалеешь об этом, мой дорогой супруг.
Он похлопал по кровати. Миссис Джонс задула свечу и в темноте сняла с себя всю остальную одежду.
Лежа рядом с женой, он старался не двигаться и дышать как можно ровнее. Лучше было не касаться друг друга. Он не мог заставить ее пройти через все это снова – со времени последнего несчастья прошло всего шесть месяцев. Есть пределы тому, что может вынести слабый пол. Поэтому Томас Джонс тихо вытянул ногу и стал считать свои вдохи и выдохи. Постепенно он полностью овладел собой.
Тогда его жена повернулась к нему и положила ему на грудь свою мягкую горячую руку.
Очертания гостиницы «Робин Гуд» четко выделялись в неярком свете морозного утра. Дэффи Кадваладир назвал свое имя.
– Это сокращение от Дэвида, – с улыбкой добавил он.
Лондонская девчонка взглянула на него так, будто в жизни не слышала ничего глупее.
Дэффи вскинул на плечо ее сумку. Внутри что-то грохнуло.
– Что у тебя там, камни? – пошутил он.
У нее сделалось такое лицо, будто он дал ей пощечину. У нее были черные, словно шахтные колодцы, глаза и угловатые черты. На вкус Дэффи, она была слишком костлявой: мужчины любят, когда им есть за что подержаться.
– Я просто спросил, из вежливости, – пробормотал он.
Мэри Сондерс ничего не ответила. Всю дорогу до Монноу-стрит она держалась в паре шагов позади него, будто боялась, что он сбежит с ее драгоценной сумкой. Поношенные подошвы сапог Дэффи шаркали по обледеневшей земле. Он давно откладывал деньги, чтобы справить себе новую пару к Рождеству, но потом вдруг наткнулся на энциклопедию в десяти томах, которая продавалась совсем по дешевке, и решил повременить с обувью. В конце концов, сапоги продержатся самое большее десять лет, подумал Дэффи, а знание… знание вечно.
Миссис Джонс послала его помочь перенести лондонской девчонке ее вещи, хотя к чему с самого начала обращаться с новой служанкой как с леди – этого Дэффи взять в толк не мог. Если у нее не хватает сил, чтобы поднять собственную сумку, вряд ли от нее будет много проку в высоком узком доме на Инч-Лейн. К тому же он не понимал, отчего вдруг семье понадобилась еще одна прислуга – хотя всего две недели назад она была не нужна.
Ошметки мяса и бумаги примерзли к булыжникам. Мимо спешили торговцы, сгибаясь под тяжестью своего груза. Здесь были клетки со старыми козлами и молодыми козлятами, всего шести недель от роду; торговцы рыбой, которые приезжали каждую пятницу и привозили лосося для папистов, уже устанавливали свои прилавки.
– Рыночная площадь, – не останавливаясь, бросил Дэффи.
– Вот это? – Голос у Мэри Сондерс оказался глубоким и низким, с чуть заметной хрипотцой.
– Ага.
– Площади бывают квадратными, – возразила она. – А это не квадрат, а скорее ромб.
Дэффи обернулся. Интересно, в Лондоне все так каркают? Ее черные волосы были убраны под чепец, а мятая косынка туго заправлена в корсаж. По виду недотрога и ханжа, подумал Дэффи, если бы только не этот яркий рот.
– Квадрат не квадрат… это площадь, – пробурчал он.
– Я хотела спросить, а почему вода такая коричневая?
Он снова повернулся.
– Это от угольных шахт. Они окрашивают реки и ручьи. Но человеку от этого вреда нет – ни капельки.
Она сдвинула брови, как будто не поверила ему ни на секунду, как будто яд уже проник в ее кровь.
Дэффи ускорил шаг. Они свернули на Грайндер-стрит. Он едва одолел в себе искушение пройти еще дальше, к пристани, и затеряться среди ящиков с товарами и винными бочками. И пусть она ищет его сколько душе угодно.
Наконец они остановились перед почерневшей деревянной вывеской. «Томас Джонс, корсетный мастер» – гласила надпись слева. «Миссис Джонс, поставщик платья для высоких особ». Буквы были просто великолепны, потому что Дэффи лично скопировал их из книги «Шрифты для изготовителей вывесок» и выжег на доске кочергой. Книгу он одолжил у друга-художника с Чепстоу-Уэй.
Лондонская девчонка уставилась на вывеску и чуть скривила губы.
– Так ты умеешь читать? – спросил Дэффи. В груди у него немного потеплело. Значит, у них есть что-то общее!
– А ты что, не умеешь?
Вот ведь змея!
– Чтобы вы знали, мисс, у меня девятнадцать целых книг в переплетах, – мрачно сказал он. – Не считая частей от прочих, а их у меня еще больше.
– Так, значит, вот почему у тебя такие запавшие глаза, – заметила Мэри Сондерс.
Дэффи решил промолчать, потому что здесь она была права. Вместо ответа, он просунул под парик палец и почесал голову.
– Может, в этой тяжеленной сумке у тебя и книги есть?
Они поднимались по ступенькам; девчонка шла за ним.
– Чтение – это для ребятишек, которым нечем больше заняться.
Дэффи снова промолчал – просто притворился, что он этого не слышал. Добравшись до чердака, он с грохотом бросил сумку на пол, в изножье узкой кровати.
– Ты будешь спать с Эби, служанкой.
Мэри кивнула.
– Хочу тебя предупредить, она черная. – Он сделал шаг к двери. – Но совсем безобидная.
Она бросила на него высокомерный взгляд.
– Ты забыл, что я из Лондона, парень. Там живут люди всех цветов кожи.
И снова ей удалось вывести его из себя! Дэффи охватил гнев.
– И что же привело тебя в Монмут? – многозначительно спросил он. Ему страшно хотелось добавить, что дилижанс Ниблетта может отвезти ее обратно прямо завтра, и он готов дать шиллинг лично от себя, чтобы помочь ей убраться восвояси.
– Моя мать родом из этих краев.
– И кто же она?
– Сьюзан Сондерс, – неохотно ответила Мэри.
– Урожденная Рис?
Она чуть склонила голову:
– Ты ее знал?
– Мне всего лишь двадцать! – возмутился Дэффи.
Мэри Сондерс слегка пожала плечами, как будто ей было совершенно все равно, девять ему или девяносто.
– Должно быть, твоя мать уехала в Лондон задолго до того, как я родился. Но я слышал о ней от своего отца. Кажется, из Рисов уже никого не осталось? И из Сондерсов тоже?
– Нет, – твердо сказала она. – Никого.
Она присела на край кровати, и Дэффи удивился тому, каким жестким вдруг стал ее взгляд. Только теперь он осознал, что она сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать.
Это было ужасно бестактно с его стороны – напомнить девчонке, что она одна во всем мире и у нее нет ни единой родной души. Он подумал, как бы половчее сменить тему разговора.
– Как прошло путешествие? – наконец спросил он. – Надеюсь, не очень ужасно?
Мэри Сондерс моргнула раз, потом другой и выпрямила спину.
– Отвратительно, – заявила она. – Ваши дороги не заслуживают того, чтобы называться дорогами.
Ну все, решил Дэффи. Хватит. Он вытер ладони о свою нанковую куртку и направился к двери.
Как только он взялся за дверную ручку, она заговорила снова – словно не хотела оставаться одна.
– Мы чуть не провалились в яму на дороге. Такую огромную, что в ней утонула лошадь – прямо со всадником. Он все еще сидел в седле… весь зеленый.
Дэффи коротко кивнул. Он не станет называть ее лгуньей. Не сегодня. Не в ее первый день на новом месте.
Миссис Джонс всегда знала, что она не леди. Заказчицы, наверное, назвали бы ее очень достойной, хорошей женщиной. Весьма воспитанной и утонченной для человека ее круга. Слегка задыхаясь от быстрой ходьбы, она показывала дочери своей старой подруги дом и пыталась припомнить, что должна говорить хозяйка новой служанке в первый день службы.
В окна лился тусклый зимний свет. У Мэри Сондерс были очень темные глаза; от ее дыхания в воздух поднимались маленькие облачка пара. Должно быть, глаза она унаследовала от отца, подумала миссис Джонс. И рост тоже. У нее были маленькие аккуратные ушки, точь-в-точь как у Сьюзан Рис, и пальцы швеи. Судя по тускло-синему платью и косынке, закрывавшей шею и грудь, она не хотела, чтобы на нее пялились, но все равно эта девушка не могла не притягивать к себе взгляд.
Миссис Джонс поправила передник и на мгновение пожалела о том, что не надела тот, что с кружевами. Просто чтобы произвести на девушку нужное впечатление, дать понять, кто здесь хозяйка. Раз они с Томасом хотят преуспеть и добиться более высокого положения, значит, она должна научиться быть хорошей госпожой, доброй, но твердой и строгой.
– Мы будем платить тебе десять фунтов в конце каждого года, – сообщила миссис Джонс. – И ты будешь получать новую одежду к каждому Рождеству. И разумеется, стол и кров. Ты много ешь?
Мэри Сондерс покачала головой.
– Конечно, мы не хотим морить тебя голодом, – торопливо добавила миссис Джонс. – У тебя немного больной вид.
Мэри уверила ее, что она просто немного устала после путешествия.
– Было ужасно холодно.
– О, да это еще пустяки! – бодро заявила миссис Джонс. – Вот в год, когда мне исполнилось двадцать, стоял такой мороз, что птицы падали прямо на лету. Хлеб так поднялся в цене, что мы… – Она осеклась и сложила руки на животе. Нужно было надеть другой стомакер, тот, что получше, парчовый. О, ради всего святого, Джейн, одернула она себя. – Ты ведь умеешь стирать тонкое белье, Мэри? И делать работу по дому? Кажется, твоя мать упоминала об этом в письме.