Дэффи грустно покачал головой:
– Сложно сказать. Для прогресса это естественно, а мы не можем стоять у него на пути.
Мэри рассеянно кивнула.
– Я могу дать тебе хорошую книгу, как раз об этом, – предложил он.
– Где мне взять время на книги? – Ее губы дрогнули в улыбке.
– А вот это уже невежество! – с укором сказал Дэффи. – Так называемое женское образование в наши дни ужасающе несовершенно. Я заметил, что у тебя выдающийся ум…
– Именно, – перебила Мэри. Ее черные глаза ехидно блеснули. – Поэтому я могу думать сама, а не повторять премудрости из книг.
Над их головой пролетела ворона. Мэри задрала подбородок и проводила ее взглядом.
Дэффи произнес какое-то слово, осторожно и выразительно, словно пробуя его на вкус.
– Прошу прощения?
– Так мы называем ворону по-валлийски.
– Какая ерунда, – презрительно заявила Мэри. – Ты вычитал это в книжке?
– Нет, слышал от бабушки.
Мэри посмотрела на растрепанную птицу – она уселась на куст неподалеку.
– Не сказать, что красавица, а? – пробормотала она.
– Да, но вороны – умные и сообразительные птицы.
– Грязные и надоедливые.
Дэффи снова покачал головой, удивляясь тому, как мало она знает.
– Конечно, любая ворона обязательно украдет то, что блестит, но при этом у них прекрасное чувство юмора – хочешь верь, хочешь нет. И еще они знают всякие штуки.
– Какие еще штуки?
– Когда пойдет дождь, например.
Мэри закатила глаза.
– И говорят, они могут предсказывать будущее. Не сказать, что я в это верю… но я читал, что одна ворона прожила целых сто лет.
– В книгах полно врак, – засмеялась она.
Ворона подлетела поближе, словно хотела послушать, как ее хвалят. Она устроилась на изгороди, ухватив ее когтистыми лапами, – как будто объявила ее своей собственностью – разинула клюв и испустила хриплый крик.
– Кстати, ворон убивать нельзя, – сказал Дэффи.
– Но фермеры убивают, разве нет?
– Иногда… но считается, что это дурная примета. Она может вернуться ночью, когда ты будешь спать, и выклевать тебе глаза.
Мэри снова засмеялась, но он расслышал в ее голосе нотки страха.
– Это совсем не такие вороны. Я видела воронов в Тауэре, в Лондоне – это огромные страшные птицы, с изогнутыми клювами.
– Ты забыл, что я из Лондона, парень, – передразнил Дэффи.
Так она сказала в самый свой первый день в Монмуте. Было трудно заставить Мэри Сондерс покраснеть, но он мог поклясться, что сейчас ее скулы немного зарумянились.
– Конечно, если прожить всю жизнь в забытом богом углу, то сложно себе представить, что ты теряешь, – высокомерно произнесла она и, не давая ему возразить, продолжила: – В Лондоне есть такие вещи, для которых у тебя даже слов не найдется, несмотря на всю твою ученость и все твои книжки! Там… стены в комнатах обиты такими шелками и атласами, что ты и вообразить не можешь!
Дэффи вдруг нагнулся, сорвал маленький хрупкий белый цветок и протянул его Мэри.
– Анемона, – сказал он и заставил ее несколько раз повторить название, пока она не произнесла его правильно. – Найди мне шелк, который будет нежнее этих лепестков.
Мэри скривила губы.
– Мы с миссис Джонс можем вышивать самые прекрасные цветы на свете, и нам не надо искать их в грязи.
– Пфф! – фыркнул он. – Скучные плоские цветочки – вот что вы вышиваете. И все одинаковые. Это не природа.
Она пожала плечами. Ее косынка немного развязалась, и было видно сливочно-белую тонкую ключицу.
Дэффи рвал все новые и новые цветы и складывал их ей в передник. Дрёма, розовая и атласная, словно изнанка губ. Дубровка, собранная из маленьких пушистых сине-лиловых иголочек. Вика – каждый цветочек будто крохотный капюшон. Кукушкин цвет – незаметное, бледненькое создание. Хотя некоторые называют его горицвет, заметил Дэффи. А еще – зорька.
– Для чего ему три имени? – спросила Мэри.
– А для чего тебе три платья?
– Ты, видимо, смеешься надо мной. – Мэри уставилась в передник и зашевелила губами. – Девять.
– Цветков?
– Платьев. Это если считать юбку и корсаж как одно целое.
Дэффи присвистнул:
– Откуда у тебя такое приданое?
Она немного порозовела.
– Большую часть я купила в Лондоне, по дешевке.
– И зачем тебе все эти платья, – поддразнил он, – когда полевые цветы прекрасно обходятся без них?
– А! – презрительно бросила она.
Это восклицание она позаимствовала у хозяйки, Дэффи заметил это еще раньше.
– Жалкими бы мы были существами, если бы расхаживали голыми.
На мгновение перед ним возникло видение: Мэри Сондерс, совершенно обнаженная, поднимается вверх по холму Кимин. Дэффи потряс головой.
– Взять хотя бы хозяина, – сказала Мэри. – Ему, например, не нужны даже две ноги.
– Мистер Джонс – удивительный человек. Замечательный, – серьезно сказал он. – Суметь пережить такое несчастье, будучи еще мальчиком, – вот что я называю сильным духом.
– Значит, он для тебя образец для подражания? – Кажется, она снова принялась его поддразнивать. – Ты мечтаешь стать одноногим корсетных дел мастером и жениться на портнихе, как и он?
Дэффи почувствовал, что краснеет, хотя и сам не знал почему. Его шея под шейным платком стала совсем малиновой.
– Миссис Джонс, она… лучшая из женщин. Когда я был маленьким – а отец ведь был таким растяпой, – она нас просто спасала. Она приходила в наш грязный дом с корзиной еды и чистым бельем, и у отца прояснялось лицо, как будто он видел перед собой ангела.
– Может быть, он был в нее влюблен? – спросила Мэри. – Он говорит о ней очень восторженно, – хитро добавила она.
Дэффи остановился.
– Ты хочешь сказать, когда он овдовел? – озадаченно спросил он.
– А может быть, еще до этого, когда они все были молодыми. Кадваладир ведь долго не женился, не так ли? Только через много лет после того, как миссис Джонс вышла замуж. И потом, когда твоя мать умерла, он не стал приводить в дом вторую жену, хотя, видит бог, вы нуждались в помощи, верно?
– Верно, – неохотно пробормотал Дэффи.
– И если твой отец в самом деле был влюблен в миссис Джонс, – оживленно продолжила Мэри, – это объясняет, почему он так не хотел, чтобы ты работал на мистера Джонса. – Она как будто рассказывала историю из книги.
– Вовсе нет, – вяло возразил Дэффи. Мысли у него в голове вдруг сделались густыми и вязкими, как грязь. – Отец думает, что таверна…
– К черту таверну! – Черные глаза Мэри сияли. – Это же чистой воды ревность! Он не может пережить, что ты прислуживаешь человеку, отнявшему у него женщину, которую он любил.
Дэффи помотал головой, как будто хотел отделаться от надоедливой мухи.
– Ты читаешь слишком много романов, – с нажимом сказал он. – Тебе стоит попробовать энциклопедию.
– Романы могут научить куда большему, – весело возразила Мэри. Она то и дело забегала вперед, оборачивалась и почти пританцовывала.
– А вот и нет. Они ввели тебя в заблуждение. Люди не всегда поступают, руководствуясь низменными мотивами, – сурово сказал Дэффи. – А душа человека – вовсе не такая сточная канава, как тебе представляется.
Она подошла очень близко и заглянула ему в глаза.
– Дэффи, – совсем тихо произнесла она, – можешь мне поверить. Я знаю о душе человека такое, что ты не прочтешь ни в одной энциклопедии.
Что-то такое промелькнуло в ее глазах, горечь или печаль, и это его поразило. Почему у нее такие глаза – в пятнадцать лет? Что могло с ней случиться? Ему захотелось прикрыть их своей мозолистой ладонью. Ему захотелось впиться в ее губы и целовать до тех пор, пока мир не закружится вокруг них.
Она отвернулась, словно прочитала его мысли.
– Скажи, а какая у хозяина нога? – спросила она через минуту, беззаботно как всегда.
– Что? – Дэффи чувствовал себя как пьяный.
– Нога, которую ему отрезали. Какая она?
Какая-то сложная философия, с трудом подумал он.
– Я имею в виду, то, что от нее осталось, боже мой, – нетерпеливо добавила она. – Что она, зазубренная? Можно разглядеть следы пилы?
– Я никогда ее не видел.
– Не может быть!
Дэффи покачал головой.
Мэри придвинулась ближе.
– Может быть, там еще чего-нибудь не хватает? – шепнула она.
Что за странная девушка! Какая прямолинейность. Жар бросился ему в голову. Дэффи отвернулся, подставил лицо прохладному ветерку и посмотрел вниз, на долину.
– Вон Сахарная Голова, – немного помолчав, сказал он. – А вон там – Гламорган. Там уже не говорят по-английски.
Мэри взглянула на расстилавшуюся внизу чужую страну. Через несколько минут она заговорила снова, будто продолжая начатый разговор:
– Ты мог бы найти себе что-то получше.
Дэффи бросил на нее изумленный взгляд.
– Эта Гвин… Она все равно тебе не подходила – из того, что я успела услышать. И потом, двоюродные братья и сестры не должны жениться – у них могут родиться странные дети. Уверена, ты мог бы найти себе кого-то получше.
Не зная, что на это ответить, Дэффи промолчал. Ему хотелось засмеяться, но отчего-то не получалось.
Мэри показала на цветок с крупной белой головкой:
– А это как называется?
– А, это черемша. Она славится своим ароматом. Попробуй потри ею запястья.
Ни о чем не подозревая, она раздавила цветок в пальцах и сделала так, как он сказал. В воздухе разнесся знакомый острый запах.
Дэффи расхохотался:
– Некоторые называют ее диким чесноком.
Она швырнула в него переломанные стебли и побежала вниз по холму.
Еще никогда мистеру Джонсу не приходилось выполнять такую большую работу: в новый корсет старой толстой миссис Таннер нужно было вставить шестьдесят пластин. И она хотела его к Пасхе. Что ж, подумал мистер Джонс. Если удастся закончить его к Страстной пятнице, он возьмет с нее вдвое. И пусть только она попробует поспорить! Мэри Сондерс держала изогнутую полоску китового уса, а он вшивал ее в нужное место. У нее были крепкие руки, и они никогда не дрожали.