То же самое было с могилой дедушки – именно поэтому она хотела туда вернуться. В тот приезд она даже не зашла за ограду, что было в принципе невозможно из-за сорняков и деревьев, но дотронуться до могильной плиты она могла. Но Вика этого не сделала. Испугалась? А ведь стоило просто дотронуться, почувствовать. И тогда бы не было у нее такого щемящего разочарования от поездки, от самой себя. Надо было провести ладонью по камню и мысленно поговорить с дедушкой. Она бы все почувствовала. А сейчас, вместо того чтобы вернуться на могилу, она ехала осматривать достопримечательности, которых здесь не может быть. Ну что здесь удивительного? Или такого, чего она не видела? Ну еще один памятник, ну вид с пригорка. Музейчик какой-нибудь. И почему она никогда не может сделать так, как надо ей, а не кому-то другому? Так, как всегда делала бабуля, которой было наплевать на чувства окружающих и даже близких людей. Она этого и не скрывала. И из-за этого ругалась с Викиной мамой, которая заламывала руки и кричала, уговаривая бабулю лечь в больницу на обследование.
– Ну сделай это хотя бы ради меня!
– Вот ради тебя точно не буду, – резала бабуля по живому, зная, что дочь обидится, – могу только ради себя. А мне не надо.
Вот от этого «ради» бабулю просто воротило. Не понимала она, зачем делать ради чего-то или ради кого-то. Жить нужно ради себя, ради того, что нужно только тебе.
– Бабуля, как ты жила в советское время с таким подходом? – удивлялась Вика.
– Так же, как все. Все так жили и сейчас живут. Человек – эгоистичное создание, – отвечала бабуля.
– Отпей немного. – Вика очнулась от мыслей и взяла пластиковый стаканчик, который протягивала ей Наташа. – Это из источника. Говорят, все излечивает, исцеляет внутреннюю хворь.
– Так вроде бы река рядом с монастырем излечивает, – удивилась Вика.
– То река, а это – источник, у нас много таких мест, где вода целебная.
– А где сам источник? – спросила Вика.
– Так вон же!
Из бетонной стены, которая удерживала кусок леса, опасно нависающий над трассой, торчала ржавая труба. Рядом с трубой была поставлена картонная коробка и лежали пластиковые стаканчики, заботливо прижатые камнем от ветра. Вика понюхала воду – ничем не пахнет.
– Пей, не бойся, – улыбнулась Наташа.
– А желание надо загадывать? – пошутила Вика, но Наташа не сочла это шуткой.
– Хочешь, загадай.
У Вики не было желаний, которые она могла бы внятно и быстро сформулировать, как и не было желания пить воду неизвестного происхождения, пусть и считавшуюся целебной. Она только сделала вид, что пригубила. Давид тоже не пил воду, зато бросил несколько монет в ручеек, который тек вдоль дороги.
– Чтобы удача была на дорогах, – пояснила Наташа. – Так все делают. Традиция такая.
– А где деньги? – На дне ручейка лежало всего несколько монеток.
– Так собирают! – удивилась вопросу Наташа.
Они сели в машину и поехали дальше. Долго плутали по проселочным дорогам, взбирались наверх, спускались, резко поворачивали и как будто возвращались назад. Наконец Давид опять остановился и вышел. Вика выползла следом. Наташа начала выгружать из багажника сумки. Там оказались бутерброды, кофе в термосе.
– Пойдем, тут недалеко, – позвала она.
Они дошли до заброшенного здания с окнами, крест-накрест заколоченными досками. Само здание, видимо, было крепкое, построенное на совесть. Рядом притулилось даже не кафе и не забегаловка – несколько грязных пластиковых столов и стулья со сломанными ножками. Наташа за минуту смахнула грязь, расстелила салфетки и разложила еду.
– Когда-то это была знаменитая гостиница. Курорт наш местный, – рассказывала она, – сюда только знаменитости приезжали и начальники большие. Вон, видишь, канатка!
Вика изо всех сил вглядывалась в даль, но ничего не увидела.
– Вон же! – показывала Наташа.
Вика с трудом рассмотрела стульчики, которые раскачивались на ветру прямо над их головами. Они были похожи на сиденья на детской карусели, рассчитанные на маленьких и достаточно тщедушных детишек. Стульчики, на которых остались следы яркой жизнерадостной краски – желтой и зеленой, – болтались на хлипких, проржавевших тросах. Как можно было добровольно сесть в этот стульчик, пристегнуться символической цепью из нескольких звеньев, выглядевшей скорее как украшение для стульчика, нежели как средство безопасности, Вика понять не могла.
– А она работает? – на всякий случай уточнила она.
– Конечно. Зимой работает, – горячо заверила ее Наташа.
– И люди приезжают?
– Конечно! Вон с той горы съезжают!
Вика послушно посмотрела туда, куда указывала Наташа. Там действительно была гора, которая с середины раздваивалась и обрастала холмами.
– Тут прыгать можно, – пояснила Наташа.
Вика подумала, что прыгать можно и с девятого этажа, если рассчитываешь убиться насмерть, но с этой горы она бы даже пешком не стала спускаться, не то что на лыжах. Гора была сплошь утыкана камнями, острыми, огромными, которые угрожающе торчали, как наконечники копий, спрятавших древки где-то под землей. И вряд ли снег мог засыпать эти страшные пики.
– Раньше здесь много народу было. И зимой, и летом. Летом тут альпинисты лазают. Сейчас приезжают те, кто эти места знает и любит. Тут ведь даже Визбор был. Знаешь песню – «Лыжи у печки стоят»? Так он ее здесь написал. Прямо в этой гостинице.
– Неужели?
– Конечно!
– Что-то я про это нигде не слышала.
– Не веришь? Так только свои и знают! У наших местных, у любого спроси, подтвердят! – воскликнула Наташа.
Вика не стала спорить, тем более что ей по большому счету было все равно – здесь или в другом месте. Она жевала уже третий бутерброд, неожиданно почувствовав зверский голод. И кофе из термоса – крепкий и сладкий – показался ей удивительно вкусным.
– Тут всегда есть хочется. Воздух такой, – улыбнулась Наташа, подливая ей кофе. Вика кивнула с благодарностью.
Давид ел и пил, не отрывая взгляда от горизонта. Казалось, он даже не слышал, что рассказывает Наташа и что отвечает Вика.
Вика думала о том, что Наташа как местная жительница специально приукрашивает действительность, и могла ее понять. Но будто в подтверждение ее слов на дороге появилась пара – девушка и юноша – с огромными рюкзаками на плечах. У них были обгоревшие лица и стесанные до крови руки, замотанные грязными платками-тряпками. Парень шел впереди, девушка чуть сзади, время от времени догоняя его, чтобы заглянуть в лицо, поймать взгляд. Он смотрел сумрачно, и девушка отставала, расстроенная. Но уже через мгновение вскидывалась, прибавляла шаг, догоняла и снова заглядывала в лицо своему спутнику. Парень же увидел бутерброды и явно почувствовал запах кофе. На еду и шел. Наташа быстро выложила на салфетку несколько бутербродов и налила кофе в два стаканчика.
Парень кивнул Давиду и сел, будто сделал одолжение. Девушка смущенно улыбнулась, явно стесняясь подсаживаться к незнакомым людям. Но голод был сильнее остальных чувств, и она взяла бутерброд, откусывая маленькими кусочками, оставляя два остальных бутерброда – побольше – для своего спутника. Вика мысленно назвала эту парочку «лыжи у печки» и, рассматривая девушку, удивлялась: насколько сильной должна быть любовь, чтобы ходить вот так – немытой, дурно пахнущей, с хвостом, завязанным обрывком веревки, и ловить взгляд парня, который довел ее до такого состояния. «Вот поэтому ты до сих пор и не замужем», – сказала бы на это бабуля, если бы Вика поделилась с ней подобными мыслями.
Туристы съели бутерброды, водрузили на плечи свои неподъемные рюкзаки и двинулись дальше. Девушка смущенно улыбнулась и помахала рукой в знак благодарности, прибавляя шаг, чтобы снова заглянуть в лицо любимому, надеясь, что в сытом состоянии он станет ласковее.
– Куда они пошли? – спросила Вика у Наташи.
– Не знаю, – пожала плечами та. – Правда, тут хорошо? Я очень люблю это место. Мне тут спокойно.
– А я сплю плохо, – призналась Вика.
– Это потому что гостиница, в которой ты живешь, на месте старого кладбища стоит, – сказала Наташа, – прямо на костях поставили.
Вика от ужаса вытаращила глаза.
– А что? Как есть, так и говорю. Не мы же туда тебя поселили! Гиблое место, все об этом знают.
– Только молчат. – Вика была потрясена.
– А что ты хочешь? Чтобы на каждом углу кричали? У вас ведь в городе тоже целые районы на бывших кладбищах стоят, и ничего. Люди живут. Так и у нас.
– Я к дедушке на могилу хотела еще раз съездить. Убрать там. И Ларису повидать. – Вика решила не продолжать тему гостиницы.
– Только утром надо ехать. После обеда никто на кладбище не ездит, – серьезно ответила Наташа. – Мы сейчас поедем в одно место. Там уникальный вид. Бывшая дамба. Только заброшена давно. Там все фотографируются на память. Очень красиво. Все как на ладони. Как со спутника.
Вика закатила от ужаса глаза – ей совсем не хотелось смотреть на дамбу. Зачем ей дамба? Господи, зачем ей вообще все эти виды, заброшенные канатки, странные альпинисты? Давид, который в это время отвлекся от горизонта, чтобы подлить себе кофе, ухмыльнулся. Мол, я все понимаю, но ничего поделать не могу.
Следующий час они опять ехали в известном только Давиду направлении. Вика давно потеряла связь с реальностью, устало созерцая мелькавшие за окном дороги, то асфальтовые, то проселочные. Резко обрывающиеся роскошные леса, буквально на глазах превращающиеся в гектары выцветшей и выгоревшей пустоши, похожей на степь, где росли только кусты-колючки, стелющиеся по земле ковром, – красивые издалека и уродливые, мерзкие, если подъехать и рассмотреть их поближе. Названий растений Вика не знала. Но эти растения, цветы, кусты не привлекали, а отпугивали. Не служили кормом для животных, не радовали глаз. Над ними не кружили пчелы. При этом они обладали удивительной силой и живучестью, застилая ровным ковром каждый сантиметр земли, не давая ей дышать, питаться водой и плодоносить. Растения высасывали жизнь, не отдав