Люцифер. Дьявол, который разжёг огонь внутри меня.
Вот на ком я сосредотачиваю остатки решимости. Вот кто заставляет меня стиснуть зубы и дать волю самым тёмным частям души. Потому что в момент моей слабости он подбадривал меня. Сейчас, когда я в самом сильном состоянии, он — единственный, кто меня вдохновляет. После всего, что он сделал и кем является, именно его красивое лицо, эти сияющие фиалковые глаза и эта элегантная развязность мотивируют меня продолжать. Я не сомневаюсь, что моё сердце принадлежит Легиону, но Люцифер вполне может похитить душу. И на одну ночь он был властелином моего тела. Так что, если мне придется сосредоточиться на нём, чтобы спасти его брата, тогда я буду эгоисткой. Я разделю себя надвое в надежде, что мы все пройдём через это… вместе. Я не понимаю, что это значит, но знаю, что если уйду отсюда, то навсегда изменюсь.
Многие лежат, откашливаясь от чёрного дыма, оставшегося от потерянных душ. Мы вчетвером подходим ближе, так что практически нависаем над ними, наблюдая, как своенравные демоны выдыхаются и умирают на асфальте.
Я хочу выдохнуть. Конец так близок, я чувствую его вкус. Но знаю, что в момент, когда я ослаблю бдительность, Многие докажут, что мы все ошибались, и нанесут удар с такой яростью, что мы, возможно, не сможем снова справиться с ними. Я никогда так сильно не ненавидела быть правой, как сейчас.
Я должна была догадаться, когда они посмотрели на меня и улыбнулись, обнажив окровавленные зубы. Я бы смогла предвидеть удар. Но в тумане истощения я упускаю то, что могло бы спасти нас всех.
С оглушительным рёвом Многие выбрасывает ядерный заряд энергии, отбрасывая нас четверых назад. Я даже не понимаю, что нахожусь в воздухе, пока не врезаюсь в кусок цемента в нескольких ярдах от меня. Моё тело оседает на землю, сломленное, избитое и истекающее кровью. Воздух вырывается из моих лёгких, и несколько долгих секунд я не слышу ничего, кроме пронзительного звона и приглушённых приближающихся шагов. Сквозь туман в глазах я вижу, как появляется Люцифер, присаживается передо мной на корточки, прежде чем поднять меня и прислонить к соседней могиле.
Вдалеке я мельком вижу Дориана, Александра и Ларса, спешащих на помощь Габриэлле, в то время как Нико идёт помогать Саскии. Оставшиеся из Сем7ёрки устремляются к Лилит.
Я думала… думала, у нас получится. Я думала, наконец-то в этой совершенно испорченной судьбе появилось светлое пятно. Что мы могли бы направить зло, которое гноилось внутри, в нужное русло и превратить его во что-то хорошее.
— Иден. Иден, ты меня слышишь? Иден, посмотри на меня. Скажи, где больно.
С огромным усилием я медленно поворачиваю затёкшую, ноющую шею, чтобы посмотреть на Люцифера. Он выглядит обезумевшим, и на его лице странное выражение. Волнение? Страх? Я не знаю. Я никогда не видела такого раньше. Я не знаю эту версию Люцифера.
— Ты меня слышишь? Пожалуйста, детка. Скажи что-нибудь.
Я хочу спать. Так сильно. Не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь раньше так уставала. Я просто хочу полежать. Хочу положить голову Легиону на грудь и позволить его сердцу петь мне колыбельную, пока Люцифер прижимается щекой к моему животу, чтобы я могла поиграть с его волосами. Я такая ужасная. Я не заслуживаю ни того, ни другого. Я знаю, что попаду в Ад, и что я — самый большой грешник из всех, потому что хочу их обоих.
— Поговори со мной. Пожалуйста, Иден. Не… не бросай меня. — Он поднимает страдальческое лицо к почерневшему небу. — Ты победил. Ты хотел моего внимания? Ты хотел, чтобы я страдал за свои проступки? Ты победил.
Я кашляю, и металлический привкус ощущается на языке, побуждая Люцифера притянуть меня к своей груди и небрежно испачкать пиджак моей кровью. Я могла бы заснуть прямо здесь. Могла бы закрыть глаза, и боль ушла бы. И, может быть, я увидела бы сон… Мне снилась бы та ночь, когда он сказал, как долго хотел меня, и как с ним мне было так хорошо, что я чуть не заплакала от удовольствия. И когда он посмотрел на меня, не отягощённый реальностью того, кто он, и раскрыл себя настоящего, возможно, я увидела бы только это.
— Я помню, — прохрипела я.
Люцифер отстраняется ровно настолько, чтобы оценить выражение моего лица.
— Что ты сказала?
Я снова кашляю, затем вытираю губы тыльной стороной ладони, пачкая их кровью.
— Я сказала, что помню. Ты хотел, чтобы я прикоснулась к тебе… поиграла с твоими волосами. Потому что никто никогда не сможет так прикоснуться к тебе. Кроме меня.
Его тон ровный, но взгляд становится теплее.
— Ты помнишь.
— Я помню.
Люцифер сглатывает, и его губы приоткрываются, но слова, произносимые шёпотом, заглушаются звуками стрельбы и криками. Многие не только восстановили силы, но и, кажется, стали сильнее и кровожаднее. Кейн, Тойол и Андрас атакуют всем, что есть, но они даже не могут превратиться в демонов, чтобы этот бой стал вроде как честным, прежде чем их отбросят, как тряпичных кукол, одним взмахом руки.
Нико сближается с Александром и Ларсом, но их магия бесполезна, и они тоже улетают. Кажется, Всадники только оживили души, подпитывая их злобу.
Дориан первым приходит в себя и поднимает руки к небесам, призывая Тёмную королевскую магию. Над головой начинают сгущаться тучи. Запах дождя настолько силён, что я чувствую его вкус. И ветер усиливается до такой степени, что мне приходится хвататься за лацканы пиджака Люцифера, чтобы удержаться на ногах. Надвигается шторм, и хотя бессмертные могут пережить его, я не могу сказать, что Новый Орлеан может позволить себе ещё одно стихийное бедствие такого масштаба.
— Мы должны остановить его, — я пытаюсь перекричать вой ветра, не обращая внимания на боль в голове и шее. — Мы должны что-то сделать.
Град начинает осыпать нас, как маленькие замерзшие пули, и хотя прикрыть глаза от натиска — это подвиг, я не могу оторвать пристального взгляда от Легиона. То, как Многие манипулируют его телом, нечестиво, наполовину зверь, наполовину призрак. Сем7ёрка продолжает наступать, поражая его огневой мощью, которая способна сравнять с землёй целую деревню, Многие же кажутся несокрушимыми. Кажется, ничто не проникает внутрь, и они не замедляются. Если уж на то пошло, они поглощают энергию и отбрасывают её обратно в десять раз сильнее.
— Я должна помочь им, — говорю я, отталкиваясь от могилы.
— Нет, — возражает Люцифер, грубо хватая меня за плечи. — Ты ранена и слишком слаба. О чём ты думала, Иден? Что, если бы твой план не сработал? Он убил бы тебя, не задумываясь.
Я пытаюсь высвободиться из хватки, но он прав. Я едва могу поднять руки.
— Я знаю. Но должна была попытаться. Я не могу просто стоять и ничего не делать.
— Они этого и хотят. Они хотят твоего насилия, твоей ярости. Они хотят, чтобы ты потеряла всякое чувство человечности. И я не позволю им заполучить тебя.
Я отчаянно качаю головой, расстроенная неспособностью тела исцелиться достаточно быстро. Разочарован тем, что даже после исцеления, я не сравнюсь со Многими. Никто не сравнится. И чем дольше я стою в стороне и наблюдаю, как жестоко обращаются с моими друзьями, тем ближе я к тому, чтобы уступить обещанию Смерти забвения. Все лучше, чем видеть, как людей, которые мне дороги, разрывают на куски.
— Он не остановится, — шепчу я. — Он никогда не остановится.
Люцифер обхватывает мою воспаленную щеку, наклоняя моё лицо к своему. Я поворачиваюсь навстречу его прикосновениям, чтобы вдохнуть экзотический аромат смертоносных цветов белладонны.
— Знаю.
Всё ещё поглаживая моё лицо, он поворачивается, чтобы вновь посмотреть на кровавую бойню. Тойол размахивает мечом, в то время как Кейн опустошает последние патроны в то, что осталось от Легиона. Нико, Ларс и Александр бросают стрелы ярко-синего и ослепительно-золотого цветов, в то время как Дориан остаётся рядом со своей женой и подпитывает то, что кажется ураганом.
Но Многие защищают своего хозяина каким-то типом щита, очень похожим на тот, который он использовал раньше, хотя этот отлит из тела Легиона. Даже Искупитель не остановит их. Никто не может подобраться, чтобы вонзить кинжал в сердце Легиона.
Мы не можем победить. Не тогда, когда они могут причинить нам вред, а мы не можем тронуть их. И даже если бы могли, стали бы мы убивать многих? Или Легиона?
— Я знаю, что должен делать, — бормочет Люцифер, глядя на меня.
— Что? — В моём голосе слышится отчаяние.
— Чтобы убить их, должна погибнуть великая сила. Та, что потрясёт небеса. — Он грустно улыбается мне. — Я знаю, что должен делать.
— Что? — Затем серьёзность его слов обрушивается на меня, как удар кувалды. — Нет. Нет, ты не можешь. Люк, пожалуйста…
Он заставляет меня замолчать, проводя большим пальцем по нижней губе. Даже с ободранным лицом и градом, осыпающим меня ледяными стрелами, это единственное ощущение, которое я могу испытывать.
— Всё в порядке. С тобой всё будет в порядке.
— Нет, — настаиваю я, слёзы жгут глаза. — Нет, не буду. И ты тоже.
Он улыбается, и в улыбке нет злобы и обмана. Это не красивый фасад для зла. Его улыбка чиста, одухотворена и настолько вдохновляет, что даже с болью в груди я не могу не поражаться великолепию. Люцифер был любимцем Бога. Самый красивый и талантливый из всех ангелов. И теперь я понимаю, как мир мог расколоться надвое из-за него. Потому что я сделала то же самое.
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала, — начинает он. Изгиб его рта говорит об удовлетворении, но фиалковые глаза тонут в печали. — Я знаю, что просил тебя помнить меня, но сейчас… сейчас мне нужно, чтобы ты забыла. Мне нужно, чтобы ты забыла ту ночь. Мне нужно, чтобы ты забыла мои прикосновения, поцелуи и улыбку. Забудь, что мне было физически больно смотреть, как ты оплакиваешь разбитое сердце из-за Легиона, и забудь, как я отчаянно хотел тебя исцелить, несмотря на то, каким глупым это заставляло меня чувствовать себя. И я собираюсь поцеловать тебя, потому что я эгоистичный ублюдок, и как только мои губы оторвутся от твоих, ты не вспомнишь всего, что я буду упрямо лелеять, даже когда стану не более чем пеплом на ветру. Так что поцелуй меня и забудь, моя прекрасная Иден. И после этого, моё лицо станет лицом зловещего незнакомца, каким я был раньше. Мой голос будет далёким эхом в тёмных уголках твоего разума. Всё будет похоже на то, чего у нас никогда не было, словно это был просто сон, давно забытый ещё до того, как ты проснёшься. Ты не будешь оглядываться. Не будешь скучать по мне. Ты проживёшь долгую, счастливую