жизнь без вмешательства с моей стороны. И твоё сердце будет в целости и сохранности там, где ему и место — с ним.
У меня слёзы текут, каждый солёный след — дань уважения словам, которые я не могу позволить себе произнести. Люцифер смахивает их подушечками больших пальцев, затем прижимается своим лбом к моему.
— Не плачь из-за меня. Я не заслуживаю. Даже если проживу ещё миллиард лет, я никогда не заслужу твоих слёз.
— Зачем? — удаётся мне прохрипеть. — Зачем ты это делаешь?
— Потому что он нуждается в тебе больше, чем ты во мне. И даже если бы я был достоин искупления, у меня нет души, которую нужно искупать. И ты знаешь, что это правда. Ты просто слишком великодушна, чтобы признать это вслух. В противном случае… Если бы у меня действительно была душа, именно ты могла бы спасти её. Ты, с твоим острым язычком, закатывающимися глазами и злобными гримасами. — Он смеётся, но звук похож рыдание. — Ты знала, что, по крайней мере, один из нас отсюда не уйдёт. Двадцать два года назад ты была моим новым началом, и сегодня я уступлю своему концу… ради тебя.
Прежде чем я успеваю прошептать ещё хоть слово, прежде чем начинаю умолять его остаться со мной, он прижимается своими губами к моим, крадя дыхание, воспоминания и сердце. Лишая воспоминаний о его щеке, прижатой к моему обнажённому животу, и о моих пальцах, танцующих в его выгоревших на солнце волосах. Стирая ночь, когда он заставил меня задрожать, кончить и посмотреть в лицо самым тёмным, самым честным частям меня. Изгнать дикое и безрассудное существо, которым я стала с ним, и оставить позади женщину, которая так безрассудно влюблена в демона, что готова рискнуть всем своим существованием только для того, чтобы спасти его от него самого. Кусочки того, кем я была всего несколько мгновений назад, постепенно стираются, пока его язык изгоняет все следы его присутствия. И когда он отстраняется, я смотрю на безумно великолепное существо передо мной, мои глаза широко раскрыты, губы горят…
И я в замешательстве хмурюсь.
Глава 22
Люцифер отступает, выглядя более довольным собой, чем обычно. Даже в трагедии он остаётся самоуверенным ублюдком. Я даже не знаю, почему он здесь, если с самого первого дня только и делал, что обманывал и манипулировал нами. Именно из-за него Легион уступил Душам. И теперь он хочет помочь?
— Прощай, Иден. Помолись за меня, — говорит он, прежде чем отвернуться.
Я хмурюсь сильнее, и мне хочется спросить, что, чёрт возьми, он имеет в виду, но потом я понимаю, что он не убегает, не бросает Сем7ёрку и Тёмных, чтобы спасти свою шкуру, как я предполагала. Он идет прямо к Легиону — ко Многим. Шагает сквозь ураган и шквал пуль, чтобы противостоять брату, которого предал. Встретить свою судьбу. Странное чувство паники сжимает мою грудь, и я зову его. Я ненавижу его за то, что он сделал со мной, с моей сестрой и с Легионом. Но не хочу его смерти. Я не хочу, чтобы он жертвовал собой, даже если он самое злое существо на земле.
Я смотрю, как Люцифер подходит и встаёт перед Легионом, оставляя между ними всего несколько футов. Затем обращается к нему — ко Многим, — но я не слышу, что говорит, из-за рёва ветра и дождя. Возникает новый страх. Что, если он всё это время играл с нами, как мы и подозревали? Что, если он организовал всё это и хочет убить Легиона навсегда?
Каждая частичка моего тела кричит от боли, но я медленно хромаю ближе. Я должна остановить это — чем бы оно ни было. Я не позволю Люциферу причинить ему боль. И как бы я ни презирал его, не хочу, чтобы Многие причинили вред и Люциферу. Легион никогда бы себе этого не простил. Даже после всех деяний, Люцифер по-прежнему остаётся его братом.
На полпути к поляне у могилы Мари Лаво мои колени подкашиваются, и я падаю на землю, слишком слабая, чтобы стоять ровно. Я могу только с ужасом наблюдать, как рукой Легиона манипулируют, чтобы нанести удар и схватить Люцифера за шею с силой, раздавливающей горло, как лист скомканной бумаги. Я кричу, но только для того, чтобы звук заглушила желчь.
Голова Люцифера едва держится на ниточке сухожилия, но Души ещё недовольны. Рука Легиона так и сжимает то место, где раньше была шея Люцифера, и то, что осталось от трупа Дьявола, охвачено яростным пламенем. Запах его горящей плоти настолько ядовит, что меня снова тошнит, и внутренности выплёвываются в грязь. Земля под моим свинцовым телом дрожит и трескается, оставляя глубокие трещины, ведущие в Ад, и я изо всех сил пытаюсь зацепиться за что-нибудь — за что угодно, — чтобы не погрузиться в огненное забвение. Небо раскалывается на части, извергая молнии, которые пронзают землю вокруг, сопровождаемые раскатами грома, такими громкими, что я временно глохну.
Кейн жестом приказывает всем отступить, и все бегут в безопасное место, огибая падающие электрические кинжалы, которые поджигают землю. Я заставляю себя ползти в укрытие и, преодолевая боль, двигаюсь к ближайшей могиле так быстро, как только могу. Щебень и обломки осыпают макушку. Даже защищая лицо руками, я вынуждена наблюдать, как обугленные останки Люцифера превращаются в пепел. Но они не складываются в отдельную кучу, как случалось раньше. Они корчатся и извиваются, увлекаемые мистическим ветром, который возносит их ввысь. Не на Небеса. Даже не в Ад. В широкий, жадный рот Легиона.
Многие забрали очередную душу. И это самая тёмная и смертоносная из всех. Я открываю рот, чтобы закричать, но не уверена, что хоть один звук сорвётся с моих потрескавшихся губ. Многих теперь не остановить. Дьявол мёртв. И, судя по ухмылке, появившейся на губах Легиона, всех нас скоро ждёт столь же ужасная кончина.
Легион Потерянных Душ делает шаг вперёд, навстречу электрическому шторму, устремляя омертвевшие взгляды туда, где я скорчилась под полуразрушенной могилой. А потом падает на землю.
Маслянистая, чёрная кровь вытекает из губ Легиона и брызгает на грязь, обжигая почву. Снова и снова его рвёт изнутри, и он неудержимо дрожит от напряжения. Его кожа становится призрачно-белой при каждом кашле и появлении во рту мутной слюны. Вонь от желчи такая гнилостная, что я чувствую её за несколько ярдов. Запах смерти.
Легион умирает.
Он умирает.
Люцифер не просто пожертвовал собой, чтобы остановить Многих. Он забирал с собой своего брата.
— Нет! — визжу я, используя каждую унцию сил, чтобы подняться и доковылять до него. Знаю, это глупо. Знаю, что он может сбить меня с ног ещё до того, как я подойду на расстояние пяти футов. Но моё сердце управляет моими ногами, и даже разум не может вмешаться.
— Иден! Стой! — кричит Кейн.
Затем меня поднимают и уносят прочь, окутывая знакомым ароматом океанской воды и белого песка.
— Нет, малышка, — воркует Нико. — Я не могу позволить тебе сделать это.
— Отпусти меня! — кричу я, извиваясь в его объятиях. — Пожалуйста! Отпусти меня. Я должна помочь ему.
— Сейчас мы ничего не можем сделать. Мне жаль. Очень жаль, Иден, но его больше нет.
Я борюсь, плачу и ругаюсь так грубо, что даже не осознаю, шторм прекратился. Земля больше не дрожит, молнии не прорезают небо, и ветер стих. И Легион больше не дышит.
Я поднимаю голову с груди Нико и вижу, что он лежит в луже похожей на смолу крови, его тело неподвижно и бледно. Мой взгляд мгновенно переключается на Кейна, который застыл в неверии, глядя на своего друга, на своего лидера, на безжизненный труп своего брата. На этот раз, когда я отстраняюсь от Нико, сопротивления нет, потому что больше нет угрозы. Всё кончено. Мы победили. И потеряли… всё.
Превозмогая боль в мышцах и сломанную кость, я подхожу к нему. Нет боли сильнее, чем та, что разрывает мою грудь. Нет более глубокого отчаяния, чем то, что я чувствую прямо сейчас. Я не могу плакать. Не могу чувствовать. Я не могу дышать. Пока нет слова для этой эмоции, нет способа описать бесконечную агонию, которая змеится по моему изломанному телу. Это вроде как сравнимо с тем, как тебя распиливают заживо, заставляя смотреть, как внутренности вываливаются кровавой кучей. Но даже это было бы вторым после… этой муки. Будь у меня шанс, я бы выбирала эту смерть снова и снова.
Я стою в липкой чёрной крови, от которой до сих пор идёт пар. Затем опускаюсь в неё на колени, пачкая руки и колени мёртвыми душами. Кончиками пальцев я убираю волосы со лба Легиона, чтобы видеть его глаза. Даже когда они закрыты, я представляю, что в этих серебристых, сверкающих глубинах царит покой. Я полагаю, что он каким-то образом нашёл рай, который искал. Он столетиями боролся со злом этого мира, но мне не хватило сил сражаться за него.
Я слышу шаги, но не оборачиваюсь. Чувствую, что остальные смотрят на него с печалью, а на меня с жалостью.
— Мы должны перевезти его, — говорит Тойол хриплым от горя голосом. — Город просыпается. Я слышу вдалеке вой сирен.
— Нет.
— У Сем7ёрки есть ритаулы, — прерывает Кейн дрожащим тоном. — Мы должны… мы должны сжечь тело.
— Нет! Не прикасайся к нему.
— Иден, пожалуйста.
Кейн хватает меня за плечо, чтобы оттащить, но я отбрасываю его руку и бросаюсь на всё ещё тёплый труп Легион.
— Нет! Пожалуйста! Просто… просто, пожалуйста. Мне нужно больше времени. Нам нужно больше времени.
Я не знаю, могу ли выдавить настоящие слёзы сквозь беззвучные рыдания, но каждый рывок — удар в сердце. Может, если я буду плакать, потеряю сознание от истощения. Может, я засну, и мне приснится сон, где Легион будет жив. Будет крепко прижимать меня к груди, рассказывая всё о Небесах, описывая их великолепие в таких ярких деталях. Или в его машине, когда он смеётся над моим ужасным пением и игриво отчитывает за то, что я ем нездоровую пищу. Или на крыше моего старого здания, в окружении сотен потрясающих чёрных птиц.
Пожалуйста, Боже, я молча молюсь, чтобы сбылись все мои глупые надежды, мечты и желания. Пожалуйста, не забирай его. Но если должен… позволь ему вернуться домой. Позволь его душе обрести райский покой, на поиски которого он потратил всю жизнь. Забери его домой, где ему самое место.