Глеб кивнул:
– Верно. Невидимая стена пропускает только мертвую материю. Но она не в силах отличить сон от смерти.
– Значит, если мы будем спать, стена…
– Стена пропустит нас!
Крысун потер длинными пальцами впалые виски.
– Чудно все это, – глухо пробормотал он. – Чудно и страшно.
– Страшно, но осуществимо. Ты должен ударить меня камнем по голове.
Крысун убрал пальцы от висков и выпучил на Глеба глаза:
– Что-о?
– Ты оглушишь меня камнем. Потом положишь меня на плот и оттолкнешь плот шестом от берега. Я буду дрейфовать по озеру, пока не приду в себя. А потом… Потом возьмусь за весло и погребу к острову.
Глеб повернулся и зашагал к лесу.
– Куда ты? – встревоженно окликнул Крысун.
– Хочу срезать палку для весла!
Вскоре подходящая палка была найдена и срезана. Изготовлением весла Глеб занялся сам. Крысун посмотрел, как он строгает кинжалом палку, и спросил:
– Чужеземец, а ты не боишься?
– Чего? – не отрываясь от работы, спросил Глеб.
– Того, что я ударю слишком сильно.
Глеб усмехнулся.
– Может, и ударишь. Только у меня все равно нет другого выхода. Без пробуди-травы нам возврата нет. И мне, и тебе.
– А мне-то почему?
– Потому что с тех пор, как ты записался в доброходы, ты стал одним из нас. Если Наталья умрет, князь Аскольд будет вне себя от ярости. И он выместит ярость на твоей глупой крысиной башке.
Охоронец задумался.
– Да… – проговорил он, морща сухой лоб. – Пожалуй, ты прав. Если мы не принесем траву, князь укатает меня в темницу. И это еще в лучшем случае.
Крысун поглядел на языки костра, подбросил туда немного валежника и вздохнул.
– Я боюсь тебя бить, чужеземец, – признался он. – Что, если я просто не рассчитаю силы? Если я останусь один, меня сожрут оборотни.
– Если мы будем вдвоем, они все равно нас сожрут, – возразил Глеб. – Разожги несколько костров. Нечисть будет кружить вокруг тебя, но за костры не сунется. Это будет страшно, но ты потерпишь. Кроме того, я оставлю тебе заговоренный кинжал.
– А посох? – спросил Крысун. – Ты оставишь мне свой посох?
Глеб покачал головой:
– Нет. Кто знает, что меня ждет на острове? И потом, ты все равно не умеешь им пользоваться.
– Я видел, как это делаешь ты.
– Видеть мало. Если ты будешь неправильно с ним обращаться, он расшибет тебе голову.
Крысун опасливо глянул на черный приклад ружья, торчащий у Орлова из-за плеча. С минуту оба молчали. Глеб занимался веслом, Крысун напряженно о чем-то размышлял.
– Ну вот – готово! – сказал наконец Глеб и поставил готовое весло черенком на землю. – Выглядит, конечно, не очень, но в деле ему не будет равных!
Крысун окинул критическим взглядом весло и с усмешкой проговорил:
– Тебе придется очень сильно постараться, чтобы заставить плот двигаться в нужном направлении.
– Придется, так постараюсь. У нас мало времени, Крысун. Давай наберем побольше валежника для костров.
Собирая валежник, Крысун тихонько свистнул, не рассчитывая на ответный сигнал. Но из-за деревьев раздался такой же тихий свист.
– Невзор? – тихо позвал охоронец. – Беркут, ты, что ли?
– Я.
Разбойник вышагнул из-за дерева.
– Ты прошел через Кишень? – удивленно проговорил Крысун.
– Сам видишь, что прошел, – ответил Беркут мрачным голосом. – Но теперь нас только шестеро. Газарцев и пятерых моих ватажников сгубила темная нелюдь. Мы поубивали много уродов, а остальных загнали в подвалы и подклеты. Ну а у вас что?
– Мы вдвоем с чужеземцем. Озеро не пускает живых. Чужеземец просит, чтобы я ударил его по голове камнем и положил на плот.
– Это хорошо.
– И ты не спрашиваешь: зачем ему это? – удивленно спросил охоронец.
Невзор хмыкнул.
– Мне без разницы. Главное – вдарь посильнее. Размозжи колдуну башку.
– Но ведь надо, чтобы он добрался до острова.
Беркут дернул загорелой щекой.
– Ну его к лешему, этот остров! Мы нашли много чудны́х вещей. Мы видели бурую пыль. Много бурой пыли! И мы теперь знаем верную дорогу в Гиблое место. Мы будем богачами, Крысун! Забери посох Перуна и убей чужеземца. А на обратном пути я разрешу тебе забрать все чудны́е вещи, какие мы с ватажниками под мох закопали.
Крысун несколько секунд размышлял, потом прерывисто вздохнул.
– Хорошо… Только ты будь поблизости.
– Буду. Куды ж я денусь.
– Как только колдуна сгублю, крикну пять раз выпью. Ты уж поторопись забрать меня.
– Сделаю, – кивнул Беркут. – Только покончи с ним побыстрее. Меня уже с души воротит от этого Гиблого места со всеми его чудищами.
Охоронец грустно усмехнулся.
– А кого не воротит?
Вернувшись на берег, Крысун свалил вязанку дров на землю и отер рукавом рубахи потный лоб. После встречи с Беркутом он заметно приободрился. Теперь он знал, что не останется один. Невзор Беркут – мужик отчаянный. Он нелюдь кишенскую так пужнул, что она по подвалам да погребам попряталась и не скоро теперь вылезет.
Подошел Глеб и свалил свои дрова рядом с дровами Крысуна. На его щеках играл румянец, глаза лихорадочно блестели.
– Ты будто браги выпил, – заметил с удивлением Крысун.
Глеб усмехнулся.
– Может, и выпил. Да не бойся – шучу!
Крысун сдвинул брови и тихо проговорил:
– И чего веселится человек? Эй, колдун, ты ведь знаешь, что не вернешься с того острова.
– Скорей всего, не вернусь, – согласился Глеб.
– И ты не боишься?
Глеб подумал, пожал плечами:
– Не знаю. Устал я от вас, крысья башка. От ваших Перунов, мечей, волколаков. А домой вернуться надежды нет. Сгину, так невелика беда. Жаль только, что княжна помрет.
Уголки тонких губ охоронца слегка приподнялись.
– Любишь ее? – с любопытством спросил он.
– Не знаю. Понимаешь, у нее такое лицо… С чем-то родным связано. Будто я ее раньше где-то видел. Давно, не в этой жизни.
– Может, она тебе во сне привиделась? – предположил Крысун.
– Может, и во сне, – согласился Орлов. – В любом случае, для меня ее лицо – точно свет в оконце. – Глеб усмехнулся и повторил: – «Точно свет в оконце». Видишь, я уже заговорил по-вашему. Пора мне отчаливать. Пошли к плоту!
И Глеб первым шагнул к озеру. Крысун, хмуря брови и угрюмо вздыхая, двинулся за ним.
Край плота, на который сел Глеб, был влажным и холодным, это чувствовалось даже сквозь штаны. Взглянув на охоронца снизу вверх, Глеб сказал:
– Ну, Крысун, прощай. Змеюка ты, конечно, подколодная, и Громола зря убил. Может, и я от удара твоего уже не очнусь. Тогда обидно мне, что перед смертью твою рожу вижу. Хотя… другой-то поблизости все равно нету. Так что прощаюсь в твоем лице со всем человечеством. Да здравствуют икра и шампанское! Желаю вам кушать и не подавиться!
Крысун нервно усмехнулся тонкими бледными губами и взвесил на ладони подобранный камень.
– Бить, что ли? – спросил он.
– Бей!
Глеб зажмурил глаза и сжался. Что-то ухнуло у него в голове, перед зажмуренными глазами полыхнул белый огонь, и он провалился в небытие.
Крысун повернулся к лесу, сложил руки у рта трубой и пять раз крикнул выпью.
Через пару минут кусты бузины раздвинулись, и на берег вышли ватажники – Невзор Беркут и еще несколько рослых широкоплечих мужиков со зверскими, покрытыми шрамами лицами.
– Ну как? – спросил Беркут, озираясь по сторонам. – Сгубил колдуна?
– Сгубил, – глухо ответил Крысун.
– Куда мертвеца-то бросил?
– В озере утопил.
– Чего это?
– Лучше пусть рыбы да русавки сожрут, чем упыри.
– И то верно, – согласился Невзор. – Ладно. Пора топать. Дойдем до межи пехом, вещи чу́дные соберем, а там сварганим плот и по ручью сплавимся. В два раза быстрей воротимся, чем сюда добирались.
За спиной у Невзора послышался треск веток. Разбойники бойко обернулись.
Из кустов вывалились темные фигуры. Штук восемь или даже десять. Ошеломленные ватажники не сразу сообразили, что это упыри. А когда догадались, ходячие мертвецы уже бросились на них, выставив перед собой когтистые руки.
Двоих разбойников они задрали сразу – те даже мечи из ножен выхватить не успели. Еще одного повалили на землю, но он вывернулся и вскочил на ноги.
Другие ватажники, а с ними Невзор Беркут и Крысун успели отскочить назад и обнажить мечи. И завязалась битва. Беркут рубил упырей мечом, ватажник Демьян бил их палицей, а Крысун резал кинжалом.
Разбойники были мужички сильные и умелые. Мечами и саблями они махали ловко, со знанием ратного дела. Бой продлился недолго. В конце концов, от всей толпы упырей остался лишь один упырь – худой, горбатый, с длинными седыми прядями.
Разбойники оттеснили его к озеру и отрезали ему путь к лесу. Живой мертвец стоял спиной к озеру, сжав кулаки и потрясая ими перед собой, и хрипло гавкал:
– Не подходь… Не подходь…
– Гляди-ка! – удивился Беркут. – Этот еще и разговаривает. Сейчас я ему язык подрежу.
Он замахнулся мечом и шагнул к упырю.
– Погоди, Невзор! – Крысун вгляделся в лицо упыря и с изумлением проговорил: – Дядька Осьмий, никак ты?
Горбатый упырь взглянул на Крысуна и прищурил налитые кровью глаза.
– Крыс… – выдохнул он.
Охоронец улыбнулся бледными губами.
– А Васька, дурак, думал, что ты по небу летаешь. А ты вон он. Простой мертвяк. И смердит от тебя так же, как от прочих.
– Ты чего с ним разговариваешь? – удивился Беркут, останавливаясь в трех шагах от упыря. – Знаешь его, что ли?
Крысун кивнул:
– Угу. Это старец Осьмий. Христианин. За своего плачущего бога в огонь был готов полезть. Вот и залез.
– Христиа-анин? – удивленно протянул Невзор.
– Ну.
Беркут нахмурился.
– Ненавижу христиан! – рыкнул он и шагнул к старику.
– Погоди, Беркут! – снова удержал его Крысун. – У него на шее амулет должен быть – крестовина медная! Дай ее мне!
– Зачем?