Падшие люди — страница 28 из 61

– Я – иудей. – Доктор Шивершев смотрел на меня сквозь очки, заодно проверяя на свету, чистые ли стекла.

– Что, простите?

– Вы спросили, методист я или приверженец Армии спасения. Я – иудей. Мама моя была иудейка, отец исповедовал русское православие. Но в доме именно мама принимала такие решения, и в религии она знала толк. Снимите, пожалуйста, головной убор. – Он положил очки на стол и небрежным жестом показал на мой капор.

– О, – в очередной раз окнула я, внутри вся корчась и сворачиваясь, как пожираемый огнем лист. Сняла капор и положила его на край его стола. Содрогнулась, почувствовав его ладони на своем затылке. Большими пальцами упираясь в края моего подбородка, остальными он ощупывал шею.

– У вас бывают боли в затылке или в шее? Вас недавно били, вы падали? – осведомился он.

– Нет.

Его пальцы наткнулись на рубец под волосами.

– А это что такое?

– Налетела на комод и головой врезалась в висевшее над ним зеркало. По глупости. Забыла, что оно там стоит.

– Вы испытывали головокружение, когда это случилось?

– Нет-нет. Все дело в моей неуклюжести, – рассмеялась я.

Доктор Шивершев вернулся к столу и сел. Кресло застонало под его тяжестью. Он немного уступал мне в росте. Пожалуй, был даже кряжист, имел широкие плечи и кривые ноги. Наверно, ест как лошадь, подумалось мне, если перед ним ставят пищу, но спокойно голодает, когда предоставлен сам себе. На еврея он похож не был, хотя, с другой стороны, я знала только уайтчепелских евреев, а тех легко можно было отличить по одежде. Своей непродуманной попыткой завязать разговор я его обидела; надо исправлять положение.

– Та книга с золотой надписью на корешке… она на иврите? Я видела подобные в Уайтчепеле. О чем она? – с энтузиазмом начала я, желая доказать ему, что я не националистка.

– Это книга по медицине, миссис Ланкастер. Издана на русском языке.

– «Роберт» вроде бы не очень русское имя. – Да и не еврейское, пожалуй.

– Буква «В» на табличке с моей фамилией означает «Василий», но, учась в пансионе, я, естественно, не хотел, чтобы меня забили там до смерти, и потому взял имя Роберт.

– Почему именно Роберт?

– В честь Роберта Брюса[15]. Не мог заставить себя называться английским именем, вот и обошелся этим. Полагаю, вы догадываетесь, что, кроме вас, меня никто никогда об этом не спрашивал. Вы – первая. Вы всегда такая пытливая?

– Да! Бабушка во мне это терпеть не могла. Ребенком я засыпала ее своими «почему» по любому поводу. Никогда не могла принимать что-то просто на веру. Она говорила, мое любопытство сводит ее с ума.

– Могу себе представить. Вы носите тяжести одной рукой, я прав?

– Бабушка обычно опиралась на меня при ходьбе.

– Вы сознаете, что кособочитесь на одну сторону?

– Да. Из-за того, что она была маленького роста.

– Вы до сих пор ее водите?

– Нет, она умерла, – рассмеялась я, второй раз за время приема продемонстрировав неадекватную реакцию. В карих глазах врача блеснуло недоумение, и я поспешила объяснить: – Это позволило мне стать медсестрой. Будь она еще жива, я до сих пор загнивала бы в Рединге, кособочась на одну сторону и умирая от скуки. Она скончалась от лихорадки. Довольно неожиданно. Болела-то она давно, но доктор считал, что она переживет нас всех. – Так и было, я не преувеличивала.

– Вам необходимо следить за осанкой, а то позже возникнут проблемы со спиной.

Доктор Шивершев глянул на мой капор, сигнализируя, что прием окончен. Еще раз посмотрел на него и перевел взгляд на меня, словно требовал, чтобы тот запрыгнул мне на голову.

– Миссис Ланкастер, у вас ко мне что-то еще? Я не пользуюсь репутацией блестящего собеседника, а за свои консультации беру почасовую оплату, так что, ради экономии денег мужа, лучше переходите сразу к делу.

Что ж, значит, к делу. И я сказала ему про Мейбл. Доктор Шивершев заявил, что девушки такой не знает, но он лгал: на Мейбл все мужчины обращали внимание. Я объяснила про офицера, побои, ребенка, хозяина лавки и его жестокосердную жену, – пожалуй, в несколько театральной манере, да и рассказ мой больше походил на сценку из представления Панча и Джуди. Доктор Шивершев слушал меня со скучающим выражением на лице, вообще никак не реагировал. Я не могла понять, находят ли несчастья Мейбл отклик в его душе или, когда я закончу, он заорет на меня.

– Почему вы обратились с этим ко мне? – наконец спросил доктор Шивершев. – Вы же знаете: то, о чем вы просите, незаконно.

Ответа у меня не было. А что я могла сказать? Что, по словам моего мужа, он питает слабость к шлюхам и абортам?

– Я видела вас в Чесоточном парке, и мне показалось, что вы не чужды сострадания. Вот и решила рискнуть. – Охваченная паникой, я с ходу прибегла к лести. Доктор Шивершев молчал. – Как вы поступите? Вышвырнете меня, вычеркнете из списка своих пациентов? Это небольшая цена в сравнении с той, какую должна заплатить Мейбл. Не вы, так кто-то другой согласится. Поспрашиваю, найду кого-нибудь.

– Ой, ради бога, миссис Ланкастер! Как вы себе это представляете? Будете ходить по Харли-стрит, упрашивая врачей сделать нелегальную операцию? Вы нас обоих поставите в опасное положение, и ради чего? Чтобы удовлетворить благородный порыв скучающей домохозяйки? Я сделаю вид, что этого разговора никогда не было. А теперь, прошу вас, заберите свою шляпу с моего стола.

Доктор Шивершев принялся что-то писать, игнорируя меня. Я не двигалась с места и капор со стола не взяла. Вцепилась в боковины кресла и закрыла глаза. Сидела так, наверное, целую вечность. Потом он кашлянул. Я подняла веки и увидела, что он смотрит на меня. Ноздри его раздувались.

– Так, миссис Ланкастер, хочу, чтобы вы поняли, – произнес доктор Шивершев, тыкая в мою сторону ручкой. – Наряду с группой своих коллег я иногда оказываю бесплатную медицинскую помощь: лечу заболевания кожи, деформации, врожденные дефекты, инфекции. За тем и приходил в тот церковный двор. Занимался там благотворительностью, да. Но для меня это не самоцель. Те люди – к несчастью для них – интересны мне в первую очередь с научной точки зрения. Миссис Ланкастер, я не Иисус Христос, хоть и иудей. Я – ученый. И вы, как никто другой, должны понимать образ мышления ученых – вы замужем за одним из них.

Он встал и принялся расхаживать туда-сюда позади своего стола. Я же будто приросла к креслу.

– Я не могу бросить ее на произвол судьбы.

– Можете. И бросите.

– Это мой долг.

– Миссис Ланкастер, ради бога, увольте меня от разглагольствований о христианском долге спасать людей от самих себя. Ваша одержимость – не более чем эгоистичная попытка потешить свое самолюбие при отсутствии настоящей цели.

Его слова меня разозлили. Я резко встала.

– Сэр, ваш покровительственный тон неуместен. Я веду речь не о Боге: Он дал ясно понять, что Ему нет дела до людских страданий. Я говорю о том, чтобы дать женщине шанс спасти саму себя. Вы же сами говорили про несчастных матерей, которые рожают несчастных детей в бедности. Так вот одна из них просит о помощи, готова принять трудное решение, мириться с его последствиями и нести всю полноту ответственности, а это куда больше, чем то, что когда-либо придется сделать отцу ее ребенка. Куда ей идти, этой женщине, доктор Шивершев? В Чесоточный парк? Вы помогли бы ей, если б нашли ее там?

Он по-прежнему стоял ко мне спиной, притворяясь, будто расставляет книги, но я знала, что он меня слышал. Наше прошлое, говорила Айлинг, существует лишь для того, чтобы напоминать нам о необходимости оставить его в прошлом. Только так можно освободиться от него. История Мейбл доктора Шивершева не растрогала, и тогда я поделилась с ним неприглядными подробностями собственной жизни. Рассказала, что мои родители не умирали от скарлатины и что я вообще понятия не имею, кто мой отец. Я родилась вне брака, моя мать тогда сама еще была ребенком. Рассказала, как мы с ней жили в убогой комнатушке в сырых трущобах Никола. Она занималась проституцией, и ее задушил один из клиентов. Мне самой с трудом верилось, что я произношу все это вслух. Впервые в жизни. Голос мой дрожал, словно я давилась словами.

– Доктор Шивершев, не стоит полагаться на удачу или на Господа Бога. Что станет с Мейбл, если я ей не помогу? Как я сама буду дальше жить, зная, что в моих силах было помочь ей? Для чего еще нужны научные знания? Разве не для того, чтобы с их помощью мы спасали друг друга, когда Всевышний обрекает нас на страдания?

Пыль в комнате улеглась. Через какое-то время доктор Шивершев пододвинул к себе листок бумаги, медленно подтащил, будто камень, и принялся что-то черкать на нем. Закончив писать, свернул листок и по столу пододвинул ко мне.

– Есть одна женщина, она улаживает подобные дела. Отдайте это своей подруге. Пусть идет по адресу и следует указаниям. Но это исключительно от вас. Мое имя не упоминайте. Я предупрежу, там будут ожидать женщину с рыжими волосами.

– Значит, вы все-таки помните Мейбл?

– Стоимость я указал. Полагаю, расходы вы возьмете на себя.

Я взяла сложенный листок, надела капор и направилась к выходу. Доктор Шивершев остался сидеть в кресле. Когда я была у самой двери, он сказал:

– Передайте подруге, что эта операция представляет опасность для ее жизни. И еще, миссис Ланкастер. Надеюсь, нет необходимости делать акцент на том, что вы не должны упоминать об этом мужу. Он не тот человек, которому я могу доверять. Предупреждаю: если мое имя всплывет, я уничтожу вас с помощью той информации, что вы о себе открыли.

– Доктор Шивершев, как вы, вероятно, уже убедились, я умею хранить секреты. Надеюсь, что и вы тоже. И я вас не осуждаю: я тоже не стала бы доверять своему мужу.

* * *

Выждав удобный момент, я встретилась с Мейбл и передала ей конверт. В нем лежали записка и деньги. Мои деньги. Расход такой суммы я никак не смогла бы объяснить Томасу.

Мейбл обвела взглядом лавку, проверяя, не наблюдает ли кто за ней, затем жестом попросила меня подождать. Убедившись, что на нее никто не смотрит, она вышла из-за прилавка и повела меня в темный угол в глубине магазина. Встала спиной к стене, чтобы видеть проход.