– Кажется, ты тут кое-кому приглянулись. Повезло. – Угрюмый бармен качнул головой в сторону того, кто меня угостил.
Мой взгляд заскользил вдоль барной стойки, пока не наткнулся на знакомую фигуру доктора Шивершева. Все такой же неряшливый, он сидел на табурете с противоположной стороны и смотрел прямо на меня. Кривя губы в усмешке, он поднял свой бокал и кивнул. Рядом с ним стояла вызывающе красивая широкоскулая женщина с томными глазами. Она всем телом прижималась к его плечу, словно девица из салуна на Диком Западе. Лицо ее обрамляли завитки светлых волос. Шляпки на ней не было, и держалась она так, что сразу было понятно: она не нуждается в спасении. С другого боку от доктора Шивершева стоял мужчина с рыжеватыми бакенбардами, в ярком жилете и сюртуке. Он курил трубку.
Женщина наклонилась к доктору Шивершеву и что-то шепнула ему, подмигнув мне. Тот что-то сказал мужчине с бакенбардами, и все трое рассмеялись. Я чувствовала себя полной идиоткой. В раздражении схватила рюмку с ромом, быстро опрокинула ее в себя, со стуком опустила на барную стойку и наградила всех троих убийственным, как мне казалось, взглядом, хотя, скорей всего, они прочли в нем – и не ошиблись, – что меня вот-вот вырвет. Потный бармен забрал рюмку, а я кинулась вон из паба, пытаясь сдержать панику. В груди у меня полыхал настоящий пожар, из глаз брызнули слезы. Я пронеслась мимо тех мужчин, что ранее осматривали меня с ног до головы. Они опять не сдвинулись с места, лишь немного отклонились в стороны, словно травинки от дуновения ветерка, и продолжали свой разговор. Я вылетела на улицу, и меня стошнило прямо на тротуаре.
23
После этого я к рому не прикасалась. Я и прежде мало пила, но не из-за того, что меня к тому никто не склонял: Айлинг, конечно же, предлагала. Просто мой организм алкоголь не принимал. Это я обнаружила во время нашей с ней совместной поездки в Брайтон.
Мы решили отправиться туда на поезде, а все потому, что Айлинг хотела посетить Королевский павильон[17]. Разумеется, я тоже была не прочь его посмотреть, но именно Айлинг выдвигала идеи и строила планы, а я лишь шла у нее на поводу. Любому, кто брал на себя труд наблюдать за нами, было очевидно, что мы с Айлинг сблизились. Правда, сама я об этом не задумывалась. Знала только, что благоговею перед ней. Я тенью следовала за подругой. Айлинг хватало смелости делать все то, на что я не отваживалась. Дерзкая, бесстрашная, она с бесстыдной самонадеянностью всегда оставалась самой собой и от природы была оптимисткой, твердо верила: что бы ни случилось, все будет хорошо. И я тоже начинала в это верить. Айлинг заменила мне и сестру, и близкую подругу, которых у меня никогда не было. Мы старались все время быть вместе, а если нам приходилось разлучаться, я часами думала о ней. Всякий раз, когда я позволяла себе помечтать о будущем, в нем непременно присутствовала Айлинг: она верховодила, я подчинялась, причем с великой радостью.
Тот день, когда мы поехали в Брайтон, выдался ясным и солнечным. Мы не верили своему счастью. Правда, поезд был битком набит пассажирами, будто у всего Лондона возникла та же идея, что и у нас. По прибытии мы сразу отправились к морю. Гуляли по причалу, сидели на берегу, на гальке, впивавшейся нам в ягодицы, бросали чайкам улиток, наблюдая, как птицы их ловят. В конечном итоге решили в павильон не ходить. Вскоре после полудня Айлинг предложила возвращаться домой, чтобы не угодить в час пик.
– Что-о? Только приехали и сразу уезжать?! Это же была твоя идея, – заметила я.
– Нет, так нечестно, – заявила Айлинг.
– Что «нечестно»?
– Сама заставляешь меня строить планы, а потом критикуешь.
– Я не критикую.
– А как еще это называется?
– Да нет же. Я думала, тебе хотелось сюда приехать.
– Хотелось. Но здесь слишком много народу, даже присесть негде. Ходим все как стадо баранов, тыкаемся туда-сюда. Поехали домой, а?
– Ладно, – согласилась я, недоумевая, чем вызвана перемена в ее настроении.
На полпути в Лондон поезд сделал остановку на тихом полустанке. Я смотрела в окно и не сразу заметила, что Айлинг поднялась со своего места. А она вдруг схватила меня за руку и потащила из вагона:
– Пойдем отсюда. Здесь сойдем.
– Что? Зачем?
Не успела я опомниться, как мы уже остались на платформе одни, поезд укатил без нас. Я не представляла, где мы находимся. Как будто оказались в некоем призрачном мире. Кроме нас из живых душ только дряхлый станционный смотритель в будке, служащей билетной кассой, да полудохлый пес.
– Что ты задумала? – поинтересовалась я, но Айлинг мой вопрос проигнорировала.
Мы шагали по проселку в никуда. По обе стороны от нас простирались поля. Сухая грунтовая дорога убегала на многие мили вперед и терялась вдалеке. Мы не знали, что и где нас поджидает.
– Айлинг, что мы здесь делаем?
– Ну хватит уже зудеть. Поедем на следующем поезде. Смотри, какой день чудесный. Не часто удается погреться на солнышке. Нужно ловить момент.
– Я думала, мы в Брайтоне погреемся.
– Там было слишком оживленно, дышать нечем. Не лучше, чем в Уайтчепеле.
– Вот честно… – остановившись, я всплеснула руками. – Тебе никак не угодишь.
Смеясь, Айлинг вернулась за мной.
– Пойдем! Сейчас отыщем хорошее местечко, под деревом, где-нибудь в поле, и посидим отдохнем. Мне ужасно не хватает простора!
Своими громкими голосами мы потревожили птиц. Они загалдели и с криками, одна за другой, стали взмывать ввысь из листвы деревьев.
– В Лондоне не протолкнуться, и в Брайтоне – то же самое. Прямо зла не хватает. Вот разбогатею, вернусь туда и выкуплю весь город для себя, а остальные пусть убираются куда подальше.
– Ну-ну, мечтать не вредно, – буркнула я, тащась за подругой.
Мы, наверно, целую вечность плелись по бугристой тропе, пока Айлинг не заприметила местечко под деревом в открытом поле. Вокруг не было ни души, только коровы паслись. Мы сели, откинулись назад, опираясь на локти. Нас окутал теплый воздух, поднявшийся с нагретой высокой травы. Прищурившись, мы смотрели на солнечное марево. Айлинг, глубоко вздохнув, рухнула на спину и распростерла на земле руки.
– Почему ты сразу куксишься, стоит тебя в чем-то упрекнуть? – спросила она. – Как тогда, когда тебя выгнали с урока. Можно подумать, тебя никто никогда не отчитывал.
– Меня отчитывали сотни раз. Но когда мной недовольны в больнице, это гораздо серьезнее. Я хочу все делать правильно. Место медсестры для меня очень много значит. Я не хочу его потерять. И не хочу быть обыкновенной медсестрой. Хочу быть лучшей из лучших. В совершенстве овладеть профессией. Чтобы доказать: это того стоило.
– Чего – того?
– Что я не зря все это затеяла.
– Сюзанна, идеальных людей не бывает. Вообще. Ты заметила, что только женщины ставят перед собой эту дурацкую цель? Мужчины даже не думают о совершенстве. Идут по жизни, оставляя после себя путаницу и беспорядок, и в головы ничего не берут. Знаешь, как мой брат говорит? «Делай что хочешь, и если тебя не поймали, значит, этого не было».
– Так ведь меня поймали.
– Ты просто бросила бинт. Не ахти какое преступление. Я сожалею лишь о том, что кирпичом не вмазала по мордашке этой Мейбл. Лицемерная язва. Знаешь, как сказал бы мой брат?
– Не знаю, но уверена, ты меня просветишь. – Я легла рядом с Айлинг, одной рукой подпирая голову.
Она шлепнула меня по плечу.
– Так и быть, не стану донимать тебя мудростью моего дорогого братца, хотя он всегда в корень зрит.
– По-моему, ты говорила, что твой умный братец ногу себе прострелил.
– Прострелил, по пьянке. Так от этого никто не застрахован.
– Вот потому я и не пью.
Солнце светило прямо нам в глаза. Я пригрелась, расслабилась. Запросто могла бы здесь заснуть. Айлинг повернулась на бок, приподнялась на локте, почти вплотную придвинув ко мне свое лицо. Прищурившись, сняла что-то с моих волос. Я затаила дыхание.
– У тебя травинка в волосах, – объяснила она, но не отстранилась.
Я догадалась, что она хочет поцеловать меня, и замерла. В животе закрутило. Я не знала, как быть. Дрожала, как испуганный кролик. Айлинг не шевелилась и взгляда не отводила. Только ее губы тянулись к моим.
Спасло меня отдаленное громыхание приближающегося поезда. Я вскочила на ноги.
– Бегом! Наш поезд. А то опоздаем.
Подхватив юбки, я помчалась к станции. Айлинг неслась следом.
Всю остальную дорогу до дома в поезде мы молчали. Айлинг сидела в застывшей позе, как столб, и смотрела в окно. Казалось, она вот-вот расплачется. Я не знала, что сказать, как вернуть непринужденность нашим отношениям: толком не понимала, что на самом деле произошло и в каком ключе можно об этом говорить. Мы кренились из стороны в сторону в такт движения вагона. В глазах у Айлинг стояли слезы, но выглядела она сердитой. Когда мы почти подъехали к Лондонскому мосту, я все-таки попыталась разрядить напряженную атмосферу.
– Ты не хочешь со мной разговаривать?
– Почему это? – резко ответила она.
– Я тебя расстроила?
– Вовсе нет. – На меня она по-прежнему не смотрела.
Поезд наконец остановился, мы вышли из вагона.
Айлинг быстрым шагом направилась к выходу. Я с трудом поспевала за ней.
– Ты куда, Айлинг? – Мне приходилось бежать, чтобы не отставать от нее.
– Выпить хочу.
– Что-о? В одиночку? Днем?
– Да, днем. Ты шокирована? Такая вот я сумасбродка. Захотела сделать что-то и делаю. Наверно, умом тронулась или заболела.
– Я с тобой, – твердо сказала я.
– Ты вроде как не пьешь, забыла?
– Нельзя тебе в одиночку пить спиртное. Я с тобой.
– По-твоему, мне нельзя одной идти в паб? – Айлинг резко остановилась, так что несколько человек едва не налетели на нее. Я поморщилась, но она даже не обратила внимания. – Ничего со мной не случится. Я не нуждаюсь в твоем покровительстве. – И она снова сорвалась с места.