– Если б ты только знала… – начал он, потирая подбородок, оттягивая вниз кожу лица, так что мне видна была красная изнанка нижних век. – Если б ты только знала, какая сейчас… непростая ситуация. Чапмэн, на меня столько всего навалилось. Мне нужна понятливая, терпеливая жена. Ты уж постарайся. Вот честное слово, мне сейчас не до таких пустяков, как неутихающая вражда между моей женой и моей экономкой. Очень тебя прошу, попробуй поладить с ней – это важно. Если б ты знала… все тонкости того, с чем мне приходится иметь дело, ты бы поняла.
– Так расскажи, Томас. Для начала объясни, где ты пропадаешь.
– Не могу.
– Тогда я требую, чтобы она ушла.
– Ради всего святого! – вскричал он, вскакивая с кресла. И снова затопал по столовой. Потом остановился и со злостью нацелил мне в лицо дрожащий палец. – Ты серьезно считаешь, что миссис Уиггс украла чертову расческу и… положила эту… расческу у самого края лестницы, чтобы столкнуть тебя? Чапмэн, есть куда более легкие способы убийства.
– О? И какие же?
– Сюзанна, ты вообще слышишь, что за бред ты несешь?
– Может, по-твоему, я и бред несу, но это правда.
Мириться с моей несговорчивостью он не желал. Начал разглагольствовать про ту свою «другую работу», про то, как он устает, что сейчас ему это совершенно ни к чему – и снова: ему нельзя отвлекаться, все это пустяки, он не верит. Я спросила, что же так сильно его гнетет. Он заявил, что я все равно не пойму.
– Поверь, лучше тебе не знать. Порой я и сам жалею, что ввязался во все это.
– Это как-то связано с той женщиной на чердаке? – сдуру брякнула я и тут же сообразила, что спровоцировала его. У меня зазвенели нервы. Словно я плеснула ему в лицо ведро холодной воды.
– Что?
– Ты не помнишь, что сказал мне ночью? – улыбнулась я.
– Что… что я тебе сказал?
– Неважно. Уверена, это пустяки. Так ты уволишь ее?
Томас похлопал себя по брюкам и в панике стал озираться по сторонам. Щеки его раскраснелись, от этого казалось, что его бледное потное лицо покрыто пятнами. Взгляд Томаса метался по комнате. Он судорожно пытался вспомнить, куда подевал свой ключ от чердака. В карманах брюк он его не нашел. Думаю, мой муж также вряд ли помнил, что он мочился в штаны.
– Где он? – Томас буравил меня сердитым взглядом.
– Не знаю, – солгала я.
Он остановился передо мной, дыша на меня перегаром. Я отвернулась, но он схватил меня за подбородок, пальцами впиваясь в щеку, и заставил смотреть на него. Увидев шишку у меня на лбу, расхохотался.
– Знатный у тебя бугор, Сюзанна. Итак, где ключ?
Я приблизила к нему свое лицо, нос к носу, и шепотом отчеканила:
– Откуда. Я. Знаю?
– Тупая сука. – Ладонью накрыв мое лицо, он отпихнул меня в кресло и пошел из столовой.
– Так ты уволишь ее или нет? – крикнула я ему вдогонку.
– Скорее сначала ты отсюда уйдешь, – рявкнул он, со всей силы рванув на себя дверь. Та ударилась о стену и отрикошетила ему в спину. Я попыталась скрыть усмешку, но Томас обернулся и увидел. Его это жутко разозлило. Он грохнул кулаком в дверь, так что в дереве образовалась трещина. Возможно, и в руке его тоже, но он лишь выругался и затопал прочь.
На той же неделе, в последний день сентября, я собралась выйти из дома. Только приблизилась к двери, как возле нее тут же, словно бдительная надзирательница, нарисовалась миссис Уиггс.
– Миссис Ланкастер, доктор Ланкастер просил, чтобы после падения вы все время оставались дома.
– Я иду на прием к врачу, – ответила я.
– Я пошлю за доктором, только скажите.
– Мне нужна консультация моего личного врача. Позвольте пройти.
Я открыла дверь, и миссис Уиггс отскочила в сторону. По прошлому опыту она знала, что я, если придется, запросто могу и оттолкнуть ее.
– А… э… ребенок? – спросила она, когда я занесла ногу через порог.
Я остановилась. Миссис Уиггс фактически призналась, что это она столкнула меня с лестницы, причем не с целью убить или причинить вред, а из страха, что в моем чреве зреет плод.
– Об этом уже можно не волноваться, – ответила я, не оборачиваясь, и шагнула на улицу.
– Не каждой женщине дано стать матерью, – заметила она. – Это требует огромного самопожертвования. Некоторые женщины на такое просто не способны.
И тогда я обернулась. Она улыбалась мне. Такого выражения на ее лице я еще не видела. К лошади и сове теперь добавилась кичливая кошка, которая кривила губы в торжествующей самодовольной ухмылке, словно она выиграла это конкретное сражение и уверена, что победа всегда будет оставаться за ней.
Элегантная экономка доктора Шивершева слишком быстро поднималась по лестнице, я едва за ней поспевала.
– Вам повезло, что он живет здесь. – Судя по голосу экономки, одышка ее совсем не мучила.
Мне приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отставать от нее. Я пыхтела и отдувалась, а ведь она, должно быть, вдвое старше меня.
– А он здесь живет?
– Ему принадлежит все здание, остальные комнаты он сдает. Вообще-то, у него несколько домов, но живет он здесь, на верхнем этаже. Вы не поверите, но доктор – самый настоящий биржевой делец. Говорит, что надо инвестировать в фабричное производство. Вечно читает мне лекции о том, что англичане слишком много импортируют и не развивают собственную промышленность. Не слышали его напыщенных рассуждений о неэффективной системе технического образования, о том, что англичане почему-то одержимы инвестициями в зарубежных странах?
Я покачала головой, не в силах вставить ни слова.
– Значит, вам повезло, дорогая. Да, живет он скромно, он не из тех людей, кто сорит деньгами. Будь его воля, весь дом вместо мебели был бы заполнен только его инструментами да теми жуткостями, что он неустанно коллекционирует. Да вы и сами видели его кабинет. Теперь принято жить в одном месте, работать – в другом, но он не сторонник этих новых веяний. Считает, что грех впустую тратить на дорогу драгоценное время.
Экономка обернулась, очаровательно улыбнулась мне.
– Господи, совсем вас заболтала! Он сказал, что должен вас принять, и я внесла изменения в его расписание, чтобы выкроить время для вас. Но прошу вас учесть, миссис Ланкастер, времени у него не много.
Я кивнула, остро сознавая, что хватаю ртом воздух, словно бежала стометровку. А экономка ничуть не устала. Я заметила, как она, увидев испарину над моей верхней губой, изменилась в лице. Казалось, ей неловко в моем присутствии. Вероятно, что-то в моем облике ее настораживало. Утром я смотрелась в зеркало и обратила внимание, что у меня круги под глазами, кожа лица сухая и посеревшая, шишка на лбу все еще зеленая. Я обеспокоилась, что слишком много времени провожу в одиночестве и непроизвольно шевелю губами, ведя воображаемые споры, из которых всегда выхожу победителем, а рядом нет никого, кто указал бы мне на мои чудны́е привычки.
Экономка распахнула дверь, и я увидела за столом доктора Шивершева. Он крутился на месте, вертя головой, словно пытался прихлопнуть муху, но никак не мог ее поймать.
– Входите, садитесь, миссис Ланкастер.
Его экономка раздраженно покачала головой. Видно было, что она устала от постоянного тесного общения с доктором. Она затворила за собой дверь, а я приблизилась к столу.
– Секунду назад я держал в руке обе перчатки. А сейчас одна куда-то запропастилась. Бред какой-то, абсурд, – произнес доктор Шивершев с таким видом, будто ожидал, что его взгляд вот-вот наткнется на парящую в воздухе пропажу.
Заметив перчатку на полу, я подняла ее и отдала ему.
– О! Спасибо. Прошу вас, садитесь. Полагаю, Ирина вас предупредила…
– Что у вас мало времени. Да, я понимаю.
Когда я отдавала ему перчатку, наши взгляды встретились. Он смотрел на меня с тем же выражением на лице, что и его экономка. Я сделала вид, что не заметила. Мне было странно, что я нахожусь вне своей спальни, что я попала во внешний мир. Очень непривычно. Мы оба стояли, держась за черную перчатку, пока я не сообразила, что должна ее выпустить. Думаю, возможно, в этот момент мы вспоминали нашу случайную встречу в «Десяти колоколах». Разумеется, ни он, ни я упоминать об этом не стали, поскольку не смогли бы представить друг другу убедительных объяснений. И мы предпочли притвориться, будто той встречи не было вовсе. В конце концов, такое поведение – важнейшая часть нашей культуры: мы обязаны понимать, когда от нас ждут, что мы проигнорируем вопиюще очевидное и из вежливости сделаем вид, будто все так, как должно быть.
Доктор Шивершев спросил, откуда у меня на голове шишка, и подался вперед всем телом, выражая свою готовность слушать и заодно рассматривая мои синяки и ушибы в разной стадии заживления. Я не стала ходить вокруг да около.
– Наша экономка столкнула меня с лестницы. Доктор, я сразу перейду к делу. Наверно, вам кажется, что я не в себе. Извините. Я просто опасаюсь за свою жизнь. Не хотелось бы вас обременять, но мне больше не к кому обратиться. В этом смысле вам не повезло. С тех пор как я вышла замуж, вы – единственный человек, с кем мне случалось общаться вне стен того дома, где я теперь живу, поэтому, боюсь, я вынуждена довериться вам. Прошу вас, запишите все то, что я расскажу; иначе, если со мной что случится, никто ничего не узнает. А так останется запись этой беседы и вы будете свидетелем.
Я завладела его вниманием. Он кивнул, потом взял чистый лист бумаги, ручку и жестом велел мне продолжать.
Я поведала про все, что предшествовало моему сегодняшнему появлению в его кабинете. Про то, как сильно изменился Томас после женитьбы. Откуда на самом деле у меня рубец на голове. Объяснила, что в первый раз я солгала, дабы выгородить мужа и избавить себя от неловкости. Я даже поверила ему, что Томас однажды вернулся домой в крови с ног до головы. Кровь алела на его руках, на пальто, на рубашке.
– Он объяснил, что произошло?
– Нет. Сказал только, что подрался с человеком, задолжавшим ему денег.