Падшие люди — страница 40 из 61

Я захлебывалась словами, хаотично вываливая свои беды доктору Шивершеву. Он быстро черкал на листе, пытаясь записывать мою бессвязную речь. Я рассказала про то, как мы поругались и Томас избил меня после посещения «Кафе Руаяль», а потом надолго исчез и когда наконец вернулся домой, плакал, как ребенок, ищущий утешения, и нес какую-то околесицу про женщину на чердаке.

– Простите, что это за женщина? Я не совсем понимаю… У вас на чердаке живет женщина? – уточнил доктор Шивершев.

– Вовсе нет, – я снова принялась объяснять, на этот раз более обстоятельно, про чердак, манекен и подвеску в форме сердечка. – И теперь я уверена: то ожерелье до меня принадлежало кому-то еще. На нем царапины, а в сам медальон вставлен оливин, а в «Кафе Руаяль» женщина сказала…

– Простите, я запутался. Какая женщина? Та, что на чердаке, или еще какая-то в «Кафе Руаяль»?

– Когда мы уходили из ресторана, Томас столкнулся с одним джентльменом – высоким, с седыми бакенбардами и медалями на лацкане. И тот джентльмен расстроил Томаса, сказав, что он приобретает репутацию… В общем, не важно. А супруга того джентльмена обратила внимание на мое ожерелье и решила, что у меня недавно был день рождения, поскольку оливин – оберег тех, кто родился в августе.

– Поверю вам на слово… совсем в этом не разбираюсь. Вы упомянули, что доктор Ланкастер пришел в крайнее возбуждение после разговора с этим джентльменом… с тем, у которого медали. Чем тот его расстроил?

– Якобы он слышал нелестные отзывы о Томасе, и Томас забеспокоился, что это отразится на той его, другой работе, которую он выполняет в составе какой-то группы врачей. По его словам, это некий хорошо финансируемый проект, более доходный, чем частная практика. На него он и ссылается, объясняя свои длительные отлучки, но я ему не верю. Доктор Шивершев, мне страшно. Я вышла замуж за опасного человека. Возможно, он сотворил нечто ужасное с женщинами, которым принадлежала та одежда.

– Не волнуйтесь, миссис Ланкастер, я вас внимательно слушаю. Здесь вы в безопасности. Продолжайте, прошу вас.

Я объяснила, как, спускаясь по лестнице, я увидела расческу, которая мне очень дорога. Однако факты и свои суждения я излагала не по порядку, так что по ходу рассказа терялся смысл. Доктор Шивершев просил, чтобы я говорила медленнее, кое-что уточнял. Я сознавала, что возбуждена, даже на грани истерики, но у меня ни разу не создалось впечатления, что он мне не верит. Я чувствовала, что поступаю правильно, рассказывая ему все без утайки.

– Она специально положила туда расческу, чтобы я за ней нагнулась, а потом столкнула меня с лестницы.

– Вы считаете, что вас пыталась убить эта… миссис Уиггс, экономка?

– Да! Больше некому! Доктор Шивершев, но это еще не все. Далеко, далеко не все. Я думаю, что ожерелье, которое он сдернул с меня в тот вечер, принадлежало одной из женщин, чья одежда лежит на чердаке.

– Зачем бы вашему мужу красть женскую одежду, миссис Ланкастер?

– Я думаю, он их убивает.

– Вы думаете, он убивает женщин из-за одежды?

– Нет! Не совсем. Хотя, да, возможно! Не из-за одежды – из-за чего-то другого. А их одежду хранит зачем-то. Я… Он иногда исчезает. Часто. По нескольку дней не приходит домой. А возвращается всегда злым и жестоким… Он не…

– Что?

Я не могла заставить себя рассказать о поведении Томаса в спальне – язык не поворачивался. Доктор Шивершев протоколировал каждое мое слово, а я не хотела, чтобы эта часть моей истории была навечно запечатлена на бумаге. Я попробовала увести разговор в другую сторону.

– Вы слышали что-нибудь о Мейбл? Просто я не…

Он внезапно вскочил на ноги и обоими кулаками грохнул по столу. Я чуть не подпрыгнула в кресле. Бешеным взглядом он воззрился на меня. У меня аж щеки защипали, до того я была поражена.

– Нет, миссис Ланкастер. У нас с вами был уговор: никогда больше ни слова об этом.

– Простите, – я съежилась, как ребенок. Сидела, стискивая ладони, и чувствовала себя ничтожной и опустошенной. После падения с лестницы тело все еще болело. Я сбилась с мысли.

В считаные секунды доктор Шивершев овладел собой, снова был уравновешен, словно этой гневной вспышки никогда и не было. Он взял ручку и спокойно продолжал:

– Вы считаете, что ваш муж склонен к насилию в отношении женщин?

– Да, совершенно верно, – кивнула я. – Ему свойственна жестокость. Думаю, он способен на ужасные вещи.

– А эта… э… расческа, о которой вы говорите… позвольте узнать, что она для вас значит. Эта вещь… вам дорога?

– Она принадлежала одной моей подруге. Миссис Уиггс украла ее, чтобы позлить меня, внушить мне, что я схожу с ума.

– Она принадлежала сестре Барнард?

– Да. – Я сомневалась, что в этом случае моя откровенность была уместна. Лучше бы солгала, сказала бы, что это память о матери.

Доктор Шивершев кивнул, словно его давние подозрения получили подтверждение, и снова яростно заскрипел пером по листу. Я пыталась прочесть то, что он пишет, но записи были неразборчивы.

В его кабинете опять царило запустение: на сосудах с препаратами лежал налет пыли, на полу громоздились горы книг. Я переживала, что по неосторожности навредила своей репутации в глазах врача – сначала упомянув Мейбл, затем Айлинг, – и решила, что должна вернуть его расположение. Нужно, чтобы хоть один человек, был полностью на моей стороне.

– Это еще не все, доктор Шивершев, – сказала я.

– Продолжайте.

– В карете, когда мы ссорились, предметом нашего спора были вы.

Он перестал писать, положил ручку на стол и поднял голову.

– О? Даже так?

– Муж не одобрил мой выбор врача. Он нашел мне другого, но я его ослушалась и обратилась к вам. По-моему, он не очень к вам расположен.

– Что конкретно он говорил?

Теперь внимание Шивершева полностью принадлежало мне. Не отрывая от меня глаз, он откинулся в кресле и сложил руки на груди, словно отгораживаясь от того, что он ожидал услышать.

– Он не расположен к вам, потому что вы еврей и, по его утверждению, ищете общества женщин… зарабатывающих на жизнь распутством.

Доктор Шивершев, к его чести, сохранял бесстрастность, но я знала, что мои слова задели его за живое. Да и как могло быть иначе?

– Миссис Ланкастер, почему мне кажется, что меня во что-то втягивают?

– Он сорвал с моей шеи ожерелье и ударил меня… В тот день в «Десяти колоколах» вы же видели синяки на моем лице. Не могли не заметить.

Доктор Шивершев, разумеется, промолчал. «Десять колоколов» я не должна была упоминать.

– От него можно ждать чего угодно. Он непредсказуем. Я вам сейчас кое-что скажу, но обещайте, что не станете это записывать.

Доктор Шивершев снова кивнул, и я продолжала:

– Я не знаю, где был мой муж в те ночи, когда происходили Уайтчепелские убийства. Во всяком случае, дома его не было. И, главное, возвращался он каждый раз с ссадинами и царапинами.

Доктор Шивершев заметно оживился. Клал на бумагу каждое слово, что я произносила, описывая раны Томаса.

– Вы не находите это странным, доктор Шивершев? – спросила я в заключение. – Я знаю, что он замешан в чем-то предосудительном; он сам мне это сказал. Как думаете, может быть так, что мой муж и есть Уайтчепелский убийца?

– Убийц на свете много, миссис Ланкастер. И некоторые наверняка женаты.

– Значит, будет справедливо предположить, что любая женщина может быть замужем за Уайтчепелским убийцей, и мы не пойдем против логики, если допустим, что этот человек имеет медицинское образование. Исходя из вышесказанного, возможно ли, что эта женщина – я? Возможно ли, что это я замужем за Уайтчепелским убийцей?

– На мой взгляд, – произнес доктор Шивершев, протяжно вздохнув, – принимая во внимание все то, что вы мне изложили, у вас есть причины для серьезного беспокойства. Однако, кроме окровавленной одежды на чердаке, что еще мы имеем? К примеру, та его, другая работа… Вы сказали, что она более доходная, что ваш муж не распространяется о ней и что к этому секретному проекту, возможно, имеет отношение джентльмен с медалями, которого вы встретили в ресторане. В чем конкретно заключается эта работа?

– Не знаю. Он не объяснил.

– Кому-нибудь еще вы говорили о том, что рассказали мне? Вы обращались в полицию?

– Ой, нет, что вы, – покачала я головой.

– Почему?

– Это ж какой скандал! А если я ошибаюсь? Томас – джентльмен, а я всего лишь… дочь проститутки. Кто захочет, без труда это выяснит, если из-за меня поднимется шум. Кто мне поверит? Богатые, сами знаете, друг за друга горой. А мы, простые люди, каждый сам по себе. Пусть нас роднит только чувство неполноценности в сравнении с богачами, доктор Шивершев, но мы не должны навлекать друг на друга неприятности.

– Миссис Ланкастер, мне понятны ваши сомнения. Спасибо, что рассказали мне все это. Думаю, вам лучше взять небольшой отпуск. Вам есть куда уехать, хотя бы на несколько дней, побыть там, где вам не будет грозить опасность от мужа или вашей экономки?

– Отпуск? Да вы что? Сейчас не время для отпуска.

– Я говорю о том, что вам нужно побыть где-то в безопасном месте, подальше от них, пока я… обдумаю все это. Миссис Ланкастер, почему вы уверены, что эта другая работа не связана с противозаконной деятельностью? Вы не думали о том, что ваш муж может быть замешан в чем-то таком, чем он заниматься не должен?

– Нет, не думала.

– Вам точно ничего не известно о том, что это может быть за работа? Может, есть какие-то улики, догадки? Он сам ничего не говорил?

– Нет, ничего. Ни слова. Хотя я спрашивала.

– Понятно.

– У меня есть дом в Рединге, но я сдаю его внаем, там сейчас жильцы. Томас знает про него, поэтому бежать туда нет смысла.

– Ясно. Но вы же понимаете, что теперь я за вас в ответе. Я беспокоюсь за вас, миссис Ланкастер.

– Прошу вас, не говорите пока никому, ладно? Я должна придумать план. Повремените, пожалуйста. Пообещайте, что не сообщите в полицию или кому-то еще.