Я подумывала о том, чтобы выйти через парадную дверь, но ведь если я слышу ее стук, миссис Уиггс и подавно услышит. Я тихонько пробралась в заднюю часть дома, спустилась по узкой лестнице, миновала буфетную и прошла в кухню. Там было темно и пусто, ведь кухарка и Сара уволились. Миссис Уиггс пыталась справляться со всеми обязанностями по дому одна, но всюду собиралась пыль и паутины только прибавлялось. Лунный свет, лившийся в большие окна кухни, озарял паутину над дверью во двор; мне пришлось ее стряхнуть, чтобы выйти из дома. Дверь я оставила незапертой, намереваясь вернуться тем же путем.
Обежав дом, я вышла на улицу. Вдали маячил силуэт Томаса, напоминавший нарисованного углем человечка. Он шел широким шагом по серой мокрой мостовой, выставляя в стороны локти.
Я следовала за ним по набережной Челси, затем по Пимлико-роуд. Надеялась, что он не запрыгнет в кеб и не пойдет на железнодорожный вокзал – на эти случаи у меня не было плана действий; я даже не знала, ходят ли поезда по ночам. Я редко покидала дом в столь поздний час, и то только с Томасом, причем мы всегда брали кеб. Одной на улицах ночного Лондона мне было неуютно. Вокруг было темно и мрачно, дождь превратил черную мостовую в блестящие зеркала, желтая луна отражалась в лужах. Хорошо хоть, что я додумалась переодеться в мужчину. Но все равно мне невольно вспоминались страшные статьи в газетах. Я постоянно ожидала, что на меня вот-вот нападут – зарежут, изнасилуют, убьют. Единственным утешением служило присутствие моего мужа-убийцы, пусть он и находился на некотором удалении.
Через двадцать минут Томас свернул на Букингем-Пэлас-роуд. На пустынных улицах лишь изредка встречались мужчины, парами и поодиночке куда-то спешившие по своим делам. Я смотрела, как они шагают по мостовой, и пыталась копировать их походку. Я подняла воротник пальто Томаса, пониже надвинула на лицо шляпу. По силуэту и по росту меня вполне можно было принять за стройного молодого человека. Лишь поднеся фонарь к моему лицу, во мне распознали бы женщину в мешковатых брюках и женских ботинках.
Мы прошли под сенью Вестминстерского собора, и Томас вскоре нырнул в паб «Герцог Веллингтон» на Виктория-роуд. Этот район Лондона я совсем не знала. Поскольку паб находился рядом с собором, я думала, что его посетители – ученые мужи, но вскоре поняла, что такие мужчины существуют только в моем воображении.
Паб размещался в угловом здании; вход, которым служили большие двойные двери, тоже был с угла. Несколько его посетителей, парами или небольшими группами, курили и выпивали прямо на улице. Я подошла ко входу, но остановилась в нерешительности и, сунув руки в карманы пальто, прислонилась к внешней стене. За последние недели я уже стала привыкать к тому, что выслеживаю мужа, посещающего сомнительные питейные заведения. В запотевшее окно я почти ничего не видела. Попыталась протереть стекло рукавом и поняла, что выставляю себя на посмешище: влага-то осела изнутри. Различала я только клубы сигаретного дыма, стелившегося над темными головами, словно туман над крышами домов, да тихий гомон голосов, похожий на рокот далекого поезда. Шляпы, бакенбарды, дым, скучная, невзрачная одежда.
Голова Томаса торчала выше остальных. Он протиснулся к барной стойке, облокотился на нее, затем повернулся к окну, словно почувствовав, что я рядом. Я нагнулась, цепенея от ужаса, и постаралась не высовываться, прижимаясь спиной к холодной влажной кирпичной стене. Искала глазами переодетых полицейских, которые, по словам политиков, радуясь тому, что зима выдалась теплая, якобы выпивают в пабах вместе с трудовым людом, вместо того чтобы искать Уайтчепелского убийцу.
Несколько минут я была скована страхом, ноги стали ватными, но потом понемногу начала расслабляться. Неужели газеты способны расписать улицы страшнее, чем они есть на самом деле? Лондон хорош уже тем, напомнила я себе, что здесь все заняты собой любимыми и редко обращают внимание на других.
Кто-то дернул меня за рукав пальто. Миленькая невысокая темноволосая девушка с наивным взглядом больших глаз, бочком подобравшись ко мне, теперь пыталась повиснуть на моей руке.
– Уйди, – прошипела я, чтобы голос казался более низким, и высвободила руку.
Глазастая девушка не сдвинулась с места. Лишь смотрела на меня снизу вверх, пытаясь завладеть моими пальцами, и приговаривала воркующим тонким голоском:
– Пойдем! Пойдем со мной! Пойдем! Попробуй меня! – она потянула меня в сторону темного переулка сбоку от таверны.
– Не хочу! – ответила я. – Денег у меня нет.
– Ну и пусть, – она стала тереться о мою левую ногу.
Я не знала, что делать.
– Не надо! Отстань! Прошу тебя, – я оттолкнула ее. Она отступила на шаг, но не ушла.
– Такой симпатичный молодой человек – и отказывается. Идем, не пожалеешь. Я умею ублажать. Тебе понравится.
Она снова принялась тереться об меня, я всюду на себе чувствовала ее руки. Ну и ну! Эта девчонка была еще назойливее, чем мой муж. Нелепая ситуация. Я не знала, как быть – расхохотаться или рявкнуть, чтобы она оставила меня в покое. Я снова оттолкнула ее и пошарила в карманах пальто Томаса. К счастью, нашелся шиллинг, и я бросила его девчонке. Монета упала на тротуар. Пока девчонка поднимала деньги, я ее рассматривала. Она была совсем юная, лет четырнадцати-пятнадцати. Хилая замухрышка.
Выпрямившись, она как-то странно посмотрела на меня.
– А ты ведь не парень, – заявила девчонка, криво усмехнувшись. – Вон какая у тебя кожа – нежная, как попка младенца. – Грязной ладонью она погладила мою щеку. Я отшвырнула от себя ее руку. – Что ж, причуды всякие бывают. Чего ты торчишь возле притона гомиков? Заблудилась, что ли? – и расхохоталась, обнажая зубы – желтые и черные, как клавиши старого пианино.
– Зачем ты этим занимаешься? – спросила я. – Шла бы домой к маме. – Моралистка Сюзанна еще не совсем исчезла.
– Я не шлюха. Живу с мамой. Днем присматриваю за малышами, а по ночам делаю что хочу. Деньги зарабатываю. Потом покупаю пирожки с мясом. За ради пирожков стараюсь! – она снова расхохоталась, клохтая, как старуха.
– Ты сказала «притон гомиков». И что это значит? – спросила я.
Девчонка закатила глаза, опять засмеялась и провела языком по своим черно-желтым зубам.
– Там муж твой? Ну и пусть. И без него можно обойтись, да? Незачем сохнуть от тоски.
Она снова хотела коснуться моего лица, но я поймала ее за запястье. Другой рукой она шарила во втором кармане пальто Томаса.
– Нет там ничего, распутница, – я отпихнула ее руку и плотно запахнула на себе пальто. Отодвинула ее с дороги и пошла в паб.
– Ты ведь вернешься, да? – вдогонку крикнула она. Казалось, девчонка искренне расстроилась, что я бросила ее и исчезла в пабе.
Я бесцеремонно проталкивалась сквозь толпу выпивох, полагая, что так ведут себя мужчины. Хорошо, что я бывала в «Десяти колоколах», хотя, конечно, это был не ахти какой опыт. Паб насквозь провонял дымом, и я забеспокоилась, что миссис Уиггс учует запах табака на одежде Томаса. На полу блестели лужи несвежего пива, на ботинки налипала грязная солома. Горло забивала вонь мужского пота; я старалась подавить тошноту.
Я поискала Томаса у барной стойки, но его там уже не было. Я обвела взглядом зал, и мне показалось, я увидела его затылок, исчезающий в двери, что находилась в дальнем углу паба. Я протиснулась сквозь толпу и пошла за ним. Не зря же я пёрлась в такую даль, обязана своими глазами увидеть, как мой супруг проводит время. Сердце бешено колотилось, поджилки тряслись, но пути назад не было. Только вперед, в ту дверь, если я хочу накопать на него компромат, благодаря которому, может быть, обрету свободу.
За дверью тянулся длинный тусклый коридор. На стенах мигали всего две лампы, да и те могли погаснуть в любой момент. Я немного постояла, привыкая к сумраку. Приглушенные голоса, что поначалу доносились из бара, теперь совсем стихли. Томаса я нигде не увидела, хотя была уверена, что он вошел сюда. Здесь вообще никого не было.
Я ощупью двинулась по коридору, обеими руками держась за неоштукатуренные кирпичные стены. Слышала я только свое учащенное дыхание, да еще откуда-то доносилось журчание воды. Влажные стены покрывала слизь.
Дверь в конце коридора вела в ярко освещенную комнату, убранную в оранжево-желтых тонах. После нескольких минут, проведенных в сумраке, я, войдя в нее, чуть не ослепла. Я ощутила горьковатый аромат каких-то цветов и едкое благовоние белого опиумного дыма. Здесь было много мужчин и женщин. Они стояли группами, переговаривались. Я решила, что это еще один бар, но все смотрели в одну сторону, наблюдали за тем, что происходило в дальнем углу. Я пошла между собравшимися, глазами выискивая Томаса, но его нигде не было. Я забеспокоилась, что потеряла его или не туда свернула.
Пробравшись на противоположную сторону комнаты, я сначала решила, что зрение меня обманывает. С трудом верилось, что кто-то может смотреть на такое. Я не сразу сообразила, что здесь происходит. На кровати в углу двое занимались сексом, а рядом, у камина, стоял пожилой мужчина, лет пятидесяти или старше, с пышными седыми бакенбардами, в красном кителе, увешанном медалями. Я сперва испугалась, подумала, что это генерал или какой-нибудь другой высокий чин, но, приглядевшись, заметила, что форма у него какая-то несолидная, обтрепанная и поношенная, как те, что продаются в Уайтчепеле.
Я внимательней пригляделась к совокупляющейся парочке. Оказывается, за женщину я приняла мужчину с бакенбардами; его физиономия была разукрашена румянами, как у клоуна. Он стоял на четвереньках, а второй мужчина, с рыжевато-каштановыми волосами и бородой, дрючил его сзади. Мужчина в военной форме наблюдал за происходящим, как и все остальные в комнате.
У меня было такое ощущение, что я вся пылаю, что в любой момент меня разоблачат. Меня окружали не мужчины и женщины, а одни только мужчины, хотя некоторые из них – в старомодных кринолинах, в дурно сделанных шиньонах, с макияжем, небрежно наляпанным вокруг усов и бородок – выдавали себя за женщин. Мне теперь не терпелось выбраться отсюда, и я поспешила к ближайшему выходу. Возможно, Томас тоже ушел через эту дверь.