Падшие люди — страница 49 из 61

После того первого утра Томас не показывался много дней, но потом как-то явился и, не заходя в комнату, через приотворенную дверь сказал миссис Уиггс, чтобы она уменьшила дозировку наркотиков: я должна быть в сознании, когда доктор Шивершев придет оценивать мое состояние.

– Он не подпишет заключение, если поймет, что мы накачиваем ее наркотиками, – услышала я. – С ним просто так не договоришься. Упрется – с места не сдвинешь. Он ведь у нас один из избранных. Начнет строить из себя благочестивого, на сраной козе не подъедешь. Но я постараюсь его убедить, а ты позаботься о том, чтобы она была в сознании.

С уменьшением дозировки муть в голове постепенно рассеялась. Миссис Уиггс надзирала за мной день и ночь, сидя на стуле в ногах моей кровати. На первых порах я притворялась, что не замечаю ее, а она не смотрела на меня, занимаясь рукоделием. Вышивая, она сильно щурилась, отчего лицо ее скукоживалось и морщины на лбу прорезались глубже. Чувствовалось, что она обеспокоена, нервничает.

– Вам нужно носить очки, – произнесла я. Погода стояла холодная, неустойчивая, в окна лился яркий белесый свет, обесцвечивавший все краски в комнате, так что казалось, будто она черно-белая, как фотография. Миссис Уиггс находилась в тени. А я была белой, полупрозрачной, как привидение; только синяки придавали мне цвет.

Она подняла на меня глаза с тяжелыми веками.

– Знаешь, Сюзанна, думаю, ты права.

– Почему вдруг не «миссис Ланкастер»?

– Это имя никогда тебе не подходило, дорогая, – вздохнула она и снова принялась за вышивание.

* * *

Мы стали обмениваться фразами. Наши короткие диалоги больше напоминали шипение двух кошек, но это было лучше, чем молчание. Мы вели скучные разговоры на обыденные темы – о погоде, о том, что холодает и как ей тяжело без помощников содержать дом в чистоте. Я спросила, известно ли что-то еще об уайтчепелских убийствах, но экономка сказала, что не следит за новостями. К моему удивлению, ближе к вечеру она вернулась с кипой свежих газет. Я силилась сосредоточить расфокусированный из-за наркотиков взгляд, но слова и строчки расплывались и плясали перед глазами, поэтому миссис Уиггс сама вызвалась читать мне статьи. Читала она очень хорошо, с выражением, будто это был роман. В ужасе вскидывала брови и морщила нос, близко к сердцу принимая описываемые события. Сообщила, что убийца адресовал полиции несколько писем, всего их было три. Волнующе, но, на мой взгляд, это была мистификация. Теперь Уайтчепелский убийца носил новое прозвище – Джек Потрошитель.

– Джек Потрошитель? По-моему, это гораздо лучше, нежели Кожаный Фартук. Почти как Джек Пружинки на Пятках[20], хотя и не столь… мудрено. Интересно, что сам убийца думает об этом.

– Мудрено? Какой странный у тебя ум, Сюзанна. Сомневаюсь, чтобы варвара, который потрошит уличных женщин, заботило, считают ли его прозвище мудреным. Такое чудовище, полагаю, вообще не способно ни о чем думать. Однако прозвище это к нему прилипло, и теперь все газеты величают его «Потрошителем», – сказала она.

Миссис Уиггс также сообщила, что убийца изъял у Кейт Эддоуз почку. Одну ее половину он отослал председателю Уайтчепелского комитета бдительности; вторую половину, сказано в письме, Джек поджарил и съел. Миссис Уиггс это совсем не понравилось.

Личность убийцы пока еще так и не установили; полиция имела много подозреваемых, выдвигала много версий, но, по общему мнению, все они были безумными и несостоятельными. Ни разу миссис Уиггс не намекнула, что ей известно о моих подозрениях в отношении Томаса, которые я изложила доктору Шивершеву. Выходит, тот эти подробности утаил от моего мужа? Почему же про мою мать он Томасу рассказал, а про это умолчал?

– Рано или поздно его все равно поймают, – заявила миссис Уиггс.

– Очень сомневаюсь. Он успеет состариться и умереть, пока его будут вычислять.

– Я бы не стала делиться этими своими догадками там, куда ты отправишься, – заметила она.

– И куда же я отправлюсь? – осведомилась я.

Миссис Уиггс опустила на колени измятую газету, затем, тяжело вздохнув, поднялась со стула. Ключом от моей комнаты, который на красной ленточке она носила на своем запястье, отперла дверь и вышла. Через несколько минут вернулась с каким-то буклетом, который вручила мне. На обложке я увидела рисунок особняка в парке; у озера по траве прогуливались парами дамы в капорах, прятавшие руки в муфтах. Место это – Афра-Хаус – находилось в Суррее.

– Этот приют предназначен исключительно для леди. Мне пришлось постараться, чтобы убедить Томаса остановить свой выбор на нем: проживание там обходится не дешево. О тебе будут хорошо заботиться, если не станешь болтать о Джеке Потрошителе и никчемных расческах. Там ты будешь все равно что в больнице, только теперь ухаживать будут за тобой. Чудесно, правда?

– Как Томас намерен поступить со мной? – спросила я, но миссис Уиггс все смотрела на буклет, довольная собственным выбором.

Она мельком глянула на меня и снова опустила глаза в буклет. Я знала, что она услышала мой вопрос.

– Миссис Уиггс, как мой муж намерен поступить со мной?

Она по-прежнему не отвечала.

– Я оставлю тебя на время. Вот, изучай буклет. Там, быть может, ты будешь счастлива. Разве ты пошла замуж за него не для того, чтобы о тебе заботились? Считай, что это альтернативный ответ на один и тот же вопрос. – Она заперла за собой дверь.

Так продолжалось изо дня в день. Мы беседовали, она приносила мне еду, к которой я почти не прикасалась. Но только я начинала задавать вопросы, она находила повод, чтобы удалиться, и, уходя, запирала меня на замок.

– Почему? – снова и снова вопрошала я. – Почему именно я? В чем я провинилась?

Я умоляла миссис Уиггс ответить мне, иногда кричала на нее, но она не реагировала, притворяясь, что не слышит. Однажды, когда она в очередной раз стала затягивать на моей руке резиновую трубку, я, вместо того чтобы покориться, выбила у нее из рук поднос, и тот с грохотом полетел на пол.

Рассерженная, она лишь наградила меня гневным взглядом, затем наклонилась и принялась подбирать разбросанные по полу предметы.

– Зря ты так, Сюзанна. Мне придется попросить Томаса, чтобы он помог снова связать тебе руки, а он не будет столь терпелив, как я. Ты этого хочешь?

– Я хочу знать: почему? Томас проходу мне не давал, умолял стать его женой – трижды делал предложение. В больнице полно других медсестер. Так почему он выбрал именно меня?

– Какая теперь разница?

– Я прошу вас!

Миссис Уиггс протяжно вздохнула, разгладила на себе юбки и снова села на стул в ногах моей кровати.

– Что ж, так и быть, объясню. Чтоб перестала донимать меня вопросами. Томас был обручен с очень красивой, очаровательной, талантливой молодой женщиной из влиятельной семьи. У них был страстный роман, безмерно страстный, поскольку они оба – пламенные натуры. Ее отец – первый граф Холсбери, да к тому же еще судья и государственный деятель – министр. Обе семьи ждали скорой свадьбы, но Томас жениться не хотел. Однако дело зашло слишком далеко, обе семьи могли оказаться в скандальном положении, если брачный союз не будет заключен. Его сестра, Хелен, очень расчетливая и прозорливая женщина, из практических соображений настаивала на этом браке. Томас умолял, чтобы она помогла расстроить помолвку, так сказать. Он понимал, что, женившись на той девушке, попадет под власть ее отца, будет низведен до положения мальчика для битья в семье, которая гораздо богаче его собственной. А Томасу нужна свобода – о, Сюзанна, он был бы несчастен в роли мужа-подкаблучника в доме графа, – но Хелен и слышать ничего не желала. Достойного выхода из сложившейся ситуации не было, скандал и враждебные чувства были бы неизбежны. Впрочем, Томас и не задумывался никогда о хрупкости таких отношений. Так что, понимаешь, на тебе он женился, так сказать, сгоряча, под влиянием давнего раздражения. Хелен, естественно, пришла в ярость, чувствовала себя униженной, но это был единственный способ разрубить узел. Поэтому ты не была представлена его родным, они не навещали вас здесь, а вы их – в Аббингдейл-Холле.

– Все равно не понимаю. Почему выбор пал именно на меня?

– Потому что ты никто, Сюзанна. У тебя никого нет – ни семьи, ни родственников, ни покровителя, никого, кто мог бы создать неудобства, поднять шум. Томасу ты нравилась, он с любовью отзывался о тебе, но ты пойми, он – неординарный человек, заурядной женщине его вниманием не завладеть. Если уж его не сумела удержать красавица – дочь графа, ни много ни мало, – тебе тем более это не под силу. Я сразу поняла, что у вас ничего не получится. Он быстро теряет интерес к своим увлечениям. Говорят, это признак высокого интеллекта. Я пыталась втолковать ему, что ничем хорошим это не кончится, но, как тебе прекрасно известно, если уж он что-то вбил себе в голову…

Миссис Уиггс нагнулась, поднимая с пола то, что еще не подобрала. Когда она выпрямилась, я сидела, уставившись в стену.

– Вот видишь? – заметила она. – Ты расстроилась. Порой лучше не задавать лишних вопросов. – Она взирала на меня сверху вниз с жалостью во взгляде. Не спорю, привязанная к кровати, я являла собой презренное зрелище, но меня охватил гнев.

– Я видела вас вместе, – заявила я. – Когда вы стояли на лестнице. Вы называли его по имени и гладили по лицу.

Ее черты мгновенно окаменели, сложившись в совиное выражение.

– У тебя испорченный ум, – сказала она. Трясущимися руками миссис Уиггс грохнула поднос о пол, раскидав по комнате все то, что только-только подобрала. Затем ринулась вон из комнаты, хлопнула дверью и заперла ее за собой.

33

К ноябрю миссис Уиггс освободила и мои лодыжки. Не из добрых побуждений, конечно, – чтобы отметины от ремней на коже успели исчезнуть до визита доктора Шивершева. Очевидно, без его подписи на заключении о том, что я душевнобольная, меня не могли поместить в лечебницу для умалишенных. Я по-прежнему томилась в плену своей спальни, но бежать не пыталась. Какой смысл? Мир за ее стенами был не более дружелюбен, чем заснеженная гора. Я не имела ни денег, ни других средств, чтобы выжить самостоятельно. А за запертыми дверями своей комнаты мне было вполне комфортно, настойка опия помогала забыться. Я не боялась своих тюремщиков, хотя следовало бы. Сдерживала меня моя собственная трусость. Я могла бы открыть окно и позвать на помощь; тогда к нам наведалась бы полиция. Я могла бы выбраться через окно. Но я бездействовала. Как поступила бы полиция? Скорее всего, вернула бы меня мужу.