К Уолтеру подбежал тощий мальчишка. Тот дал ему несколько монет, они обменялись парой слов, и мальчишка потащил лошадь с повозкой прочь.
– Куда же он? – спросила я.
– Дальше пойдем пешком, – ответил доктор Шивершев.
Вместе с Уолтером он подхватил сундук. Время было позднее, часов десять-одиннадцать вечера. На темных улицах ни души: страх перед Джеком Потрошителем разогнал всех по домам. Сундук с телом миссис Уиггс качался и трясся между ними, задевая обоих по ногам. Я тупо шла следом по булыжной мостовой, сдобренной грязью нечистот и конским навозом. Этот глинистый покров сначала высох, потом снова был полит недавним дождем. Мои ноги утопали в вонючей жиже. Мы шли мимо многоэтажных домов из мелкого кирпича, окна нижних этажей находились почти на уровне тротуара, многие были разбиты и завешаны газетами или мешковиной. Вдруг мы остановились. Между двумя деревянными дверями виднелся узкий арочный проход. Сама я бы его даже не заметила. Мы вошли в арку, и нас окутал мрак. Мы находились в самом сердце Никола. У меня волосы на затылке встали дыбом. Как же все это знакомо. Возвращение к истокам. То, чего я всегда боялась. Круг замкнулся.
Ощупью пройдя по узкому проулку, мы вышли в тесный внутренний дворик. Где-то текла вода, под ногами хлюпала какая-то гадость, ноздри забивал смрад гниющего мусора. Мы миновали лестницу справа, и я услышала шорох: это разбегались потревоженные нами крысы. Они снова сбились в кучу позади нас. Единственная лампа излучала слабое дрожащее сияние. По периметру я увидела семь маленьких комнатушек. Вряд ли в них происходило что-то хорошее.
Мы вошли в дверь с номером 13 во дворике Миллерс-Корт – обиталище подружки доктора Шивершева, Мэри Келли. Обстановка в ее тусклой каморке была скудная, дверь до конца не открывалась, упираясь во что-то изнутри. К ней специально что-то приставили. К этому трюку прибегали для того, чтобы предупреждать обитателей о вторжении незваных гостей. Помнится, мама тоже так делала.
Мы остались ждать снаружи, а доктор Шивершев проскользнул в щель, как угорь, и убрал препятствие, коим служила тумбочка, чтобы можно было занести сундук. Когда мы все вошли, он снова придвинул тумбочку к двери, зажег масляную лампу. На тумбочке стояли с полдесятка огарков, и мне подумалось, что, возможно, Мэри украла их из домов, где она подрабатывала поденщицей. Хотя, судя по тому, какой Мэри предстала мне в «Десяти колоколах», вряд ли она занималась поденной работой.
Доктор Шивершев занял деревянный стул в углу комнаты и жестом предложил мне присесть на железную койку у стены. Я опустилась на кровать. Она в несколько слоев была застелена одеялами, и некоторые из них были высокого качества, не из тех, что ожидаешь найти в жилище проститутки. Может, доктор Шивершев подарил или другие клиенты. А может, Мэри сама их купила на те деньги, что заработала, завлекая на встречу со смертью невинных людей – ничего не подозревавших поставщиков органов для коллекций джентльменов. Что, если и меня сюда заманили с той же целью? Очень удобный способ избавиться от человека.
Уолтер стоял у окна спиной к стене. Время от времени он всматривался в него, хотя стекло было непрозрачным. Вероятно, для успокоения нервов. Я уже начала ощущать ноябрьский холод, пальцы ног мерзли. В углу комнаты я заметила небольшой камелек и надеялась, что Мэри, подружка доктора Шивершева, затопит его, когда придет, но спрашивать я не посмела. Однако все равно сняла капор миссис Уиггс. Уф. Опять этот тошнотворный запах уксуса в смеси с гвоздикой.
За дверью раздались шаги. Мы все выпрямились, замерли. Доктор Шивершев вскинул палец, приказывая мне молчать.
– Добрый вечер, – послышался женский голос. – Хочу немного попеть.
Мужчины заметно расслабились. Эта была Мэри.
Дверь приотворилась, и ее изящная фигурка без видимых усилий проскользнула через щель в комнату.
– С кем ты разговаривала? – спросил доктор Шивершев.
– С Маргарет из последнего дома, что перед самыми туалетами. – В речи Мэри слышался акцент – валлийский или ирландский, с примесью лондонской грубоватости. Точно я не могла определить.
С ее появлением я встала. Меня смущало, что я сижу на ее койке, которая, я остро сознавала, служила ей местом для плотских утех, вполне вероятно, с моим личным врачом. Все взгляды сразу обратились на меня, словно я собиралась произнести тост. Я покраснела.
Мэри смерила меня взглядом и чуть раздвинула губы в улыбке, которую женщина обычно предназначает своей сопернице. Не отрывая от меня красивых глаз, она подошла к доктору Шивершеву, наклонилась, обеими ладонями обхватила его седоватую голову и приникла к нему в долгом поцелуе – устроила спектакль для меня. Я порывалась заверить Мэри, что не представляю для нее угрозы. Вероятно, она опасалась, что в его глазах мой статус дамы из среднего класса затмит ее красоту. На лице доктора Шивершева, как бывает с мужчинами в подобных случаях, появилось самодовольное выражение. Даже не знаю, что больше вызывало у меня тошноту. Меня ужасно ломало оттого, что я перестала принимать опиум, к тому же днем я своими руками зарезала свою экономку и на моих глазах убили моего мужа. Так что я вряд ли была в настроении соперничать за мужское внимание.
– Что теперь? – спросила я. Мне не терпелось поскорее перейти к осуществлению следующего этапа нашего плана.
Мэри затянула песню «Фиалка с могилы матери» и принялась плотно занавешивать единственное окно в комнате, выходившее во двор. Сначала опустила прибитую над ним старую лоскутную тряпку, а поверх закрепила, как ни странно, черное пальто.
Мне никто не ответил, и я, раздраженно вздохнув, снова села на кровать. Она заскрипела и запиликала на все лады, как струнные инструменты в оркестре. Если Мэри занималась проституцией, мне было жаль ее несчастных соседей.
– Мэри, затопи камин и зажги парочку свечей, – распорядился доктор Шивершев.
Она повиновалась. На ней были безукоризненно чистый белый передник, платье из грубой полушерстяной ткани и накинутая на плечи красная шаль. И никакого капора на голове. Мне вдруг подумалось, что все три раза, когда я ее видела, она была без головного убора. Свои длинные светлые волосы Мэри носила распущенными, и они, падая ей на спину, подпрыгивали и колыхались в такт ее движениям. Я сразу вспомнила Мейбл. Мэри была столь же очаровательна: широко распахнутые глаза, на лице застыла печать вечной юности. Мужчины, вне сомнения, находили ее привлекательной. Наверняка описывали такими словами, как «миленькая», «прехорошенькая». Только девушки вроде Мэри и Мейбл не нуждались в словах. Их и так обожали, им было незнакомо такое понятие, как невзрачность. И они могли оставаться в неведении сколько угодно, пока симпатичная внешность верно им служила. А нам, всем остальным, обыкновенным дурнушкам, и вовсе не имело смысла строить свою жизнь, полагаясь на нечто столь мимолетное, как красота.
Жилье, привлекательность, одежда, мебель – все свидетельствовало о том, что Мэри имеет доход выше среднего, но по ней не скажешь, что она много времени проводила на коленях, убираясь в чужих домах. На колени она, может, и вставала, но явно не для того, чтобы мыть и скоблить.
– Мэри, в котором часу ты встречаешься с нашим человеком? – спросил доктор Шивершев.
– Не раньше двух, Робби. Времени полно. Ты готов?
Робби? Брр.
– Ладно, я пошел. Пока, – сказал Уолтер. Он подмигнул Мэри, кивнул доктору Шивершеву, меня наградил настороженно-невыразительным взглядом и выскользнул за дверь. Я определенно была лишним колесом в их компании.
Мэри поставила тумбочку перед дверью и снова запела. Периодически она поглядывала на меня, а потом сказала:
– Извини, привычка.
– Прости, не поняла.
– Пение… Я пою, когда нервничаю. Привычка у меня такая.
Она встала перед сундуком. Туда же подошел доктор Шивершев.
– Ну что, Сюзанна, мы готовы? – осведомился он.
– К чему? – спросила я.
– К операции.
Я не сразу его поняла.
По плану мы должны были положить миссис Уиггс на кровать Мэри и инсценировать убийство, совершенное Джеком Потрошителем. Я полагала, что это будет сделано уже в мое отсутствие. Более пространных мыслей на эту тему я себе не позволяла. Но теперь сообразила, что они рассчитывают на мое участие. Я невольно рассмеялась.
– А успеем? – спросила Мэри.
– Да, – подтвердил доктор Шивершев. – Мы ведь не живую спасаем. Можно работать быстро.
– Ладно. – Мэри бросила на меня беспокойный взгляд и повернулась к нему: – Она не подведет?
– Нет, – ответил он и обратился ко мне: – Представьте, что мы в операционной, разве что условия еще более ужасные, чем в Лондонской больнице. Так, Сюзанна, помогите мне переложить тело на кровать.
– Я думала, мы выдадим миссис Уиггс за Мэри. Что, мы и органы будем из нее извлекать… прямо здесь? – уточнила я.
Мэри вытащила из-под кровати большой деревянный ящик, открыла его. В нем лежал полный набор хирургических инструментов.
– Сюзанна, оставить миссис Уиггс в том виде, как она есть, мы не можем. На Мэри она не похожа. Даже беспомощная лондонская полиция это разглядит. Нам предстоит сделать так, чтобы в ней нельзя было опознать ни Мэри, ни кого другого. Будем воссоздавать мизансцену очередного уайтчепелского убийства. Сюзанна, это была ваша идея, если помните.
– Я защищалась, – буркнула я.
– Ха! – фыркнула Мэри. – Попробуй убедить в этом полицейских.
Я сердито глянула на нее, но она повернулась ко мне спиной, отошла к окну и стала осматривать его снова и снова, как Уолтер, а потом запела. Ее тоненький голосок дрожал и вибрировал, как у писклявого ребенка. Действовал мне на нервы.
– Тот же рост, та же фигура. Волосы? Более или менее похожи, – констатировал доктор Шивершев. – К тому времени, когда мы с ней закончим, только по этим приметам ее и можно будет опознать. Сюзанна, повторяю: откройте этот чертов сундук.
Мэри хмыкнула, и мы оба обратили на нее глаза. Она сидела на стуле, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, за пределы ее крошечной убогой комнатушки.