Падшие люди — страница 59 из 61

В Аббингдейл-Холл отправилась одна. Хелен собиралась встречаться со мной в присутствии своих адвокатов. Мистер Радклифф, как всегда, волнуясь за мои нервы, вызвался сопровождать меня, – на тот случай, если стервятники попытаются меня заклевать.

– Клювы обломают, – заверила я его, хотя сомнения у меня, конечно, были. Моя новообретенная отвага на самом деле была не чем иным, как отчаянием. Теперь мне, в буквальном смысле, терять было абсолютно нечего.

Томас описывал свой дом в поэтических красках – «бесподобный», «величественный». Вообще-то, он любил приукрасить, однако в данном случае, пожалуй, поскромничал. Огромное поместье, декоративные сады, фонтаны перед эффектным особняком в готическом стиле, ухоженные газоны. Горизонт рассекал шпиль фамильной церкви. Ланкастеры жили в роскошном уединении, вдали от горя и безысходности, не говоря уже про смрад Уайтчепела, и у них еще хватало наглости полагать, что достаточно заплатить полугодичную ренту за ободранный дом в Лондоне и они навсегда избавятся от меня? Их самонадеянность придавала мне уверенности. Но это было мое единственное преимущество. Я знала, что они считали меня авантюристкой, голодранкой, осмелившейся требовать объедки с их стола. Я не очень жаждала этого разговора, но должна же я как-то обеспечить себе комфортное существование. Как еще завоевывают богатство? Его присваивают, похищают, вымогают, отнимают силой или любыми другими необходимыми способами, а потом уж протестуй не протестуй – это никому не интересно. Я просто сыграю по тем же правилам.

Мне предложили подождать в холле, столь огромном, что наши голоса и шаги эхом разносились по нему. Пока я там стояла, заметила вазу – ту самую, с гречанками, которые несли воду. На заднем плане действительно была высокая девушка с угрюмым лицом. Томас не солгал. Меня кольнула жалость к маленькому мальчику, каким некогда был мой муж. Должно быть, он вел одинокое существование, зная, что он в этой семье кукушонок, и каждый раз столбенел при мысли, что его тайна будет раскрыта.

Меня проводили в большой сумрачный кабинет с резной мебелью из красного дерева и красными стенами. Хелен, словно матриарх, восседала за громадным столом, который лишь подчеркивал ее неказистость. За ее спиной выстроились в ряд седовласые адвокаты в очках, готовые по команде нагнуться, что-то написать или изобразить возмущение.

Сестра-двойняшка Томаса не оправдала моих представлений о ней. Она оказалась коренастой и полной. Как можно было принимать их за близнецов? Я поняла, что имела в виду миссис Уиггс, говоря, что все Ланкастеры еле-еле душа в теле. Хелен была похожа на свинью в шелковом лиловом платье. Безвольный подбородок, близко посаженные глаза, под ними – темные круги. Она привыкла общаться с умными людьми, но они все находились у нее на службе.

– Вы не такая, какой я вас себе представляла, – заметила Хелен, когда я опустилась на стул.

– Вы тоже, – парировала я. – Томас похож на отца?

– Судите сами. Вон его портрет. – Она жестом показала на большую картину маслом над камином. На ней был изображен сильно облысевший округлый мужчина с коротким туловищем, без талии. То же плоское лицо с толстым приплюснутым носом, свинячьими глазками и щетинистыми бакенбардами.

– Да, сходство есть, – произнесла я.

– В самом деле? Вы первая заметили.

– Я имею в виду – с вами. Вы определенно дочь своего отца.

Прищурившись, она взмахом руки велела одному из адвокатов выступить вперед. Тот положил передо мной документы.

– Мы понимаем, – начала Хелен, – что вы несколько неожиданно для себя оказались в положении вдовы. Мы полагали, что вы могли бы вернуться к своей семье, но, как объяснил нам ваш поверенный, родных у вас не осталось. Посему в качестве жеста доброй воли и в знак нашего сочувствия мы хотели бы предложить вам деньги в размере пятидесяти фунтов. Кроме того, мы оплатим аренду дома в Челси на несколько месяцев вперед. Подозреваю, что вы остались без средств…

– Ваше предложение не представляет для меня интереса. – Я отодвинула от себя бумаги, даже не взглянув на них.

Ее адвокаты – стайка пингвинов – недовольно закхекали.

У Хелен раздувались ноздри. Она смотрела на меня, силясь не кусать нижнюю губу.

– Скажу вам сразу… – она запнулась, не зная, как ко мне обращаться. – Ни одна вещь в этом доме никогда не будет принадлежать вам. Вы, очевидно, думаете, что вправе претендовать на земельные владения моего брата? Такого права у вас нет. Несомненно, вы горько разочарованы, что ваш брак во всех отношениях оказался неудачным, но, возможно, если б вы немного лучше знали моего брата, то не приняли бы его импульсивное предложение руки и сердца. Впрочем, догадываюсь, что на ваше решение повлияли не только его чары. Вам, в вашем-то возрасте, следовало бы быть более благоразумной, но, полагаю, деньги пробуждают в человеке все самое худшее.

– Хелен, вы ни разу не обратились ко мне по имени – «Сюзанна», – как сестра, не прибегли к обращению «миссис Ланкастер». Почему?

– Язык не поворачивается. Мы не сестры, и, с моей точки зрения, вы не заслужили право носить фамилию Ланкастер.

– Тогда ответьте, а вот это я чем заслужила? – я оттянула вниз ворот платья, обнажая красный рубец.

Вздрогнули все, кроме Хелен. Несомненно, она предпочла бы, чтобы ей сунули меж ног раскаленную кочергу, лишь бы не выдать свои чувства.

– Хелен, я хотела бы поговорить с вами наедине, всего один раз, чтобы объяснить, почему вам лучше без лишней шумихи достичь со мной договоренности по вопросам, затрагивающим наши взаимные интересы.

Ее адвокаты попытались вмешаться, но она взмахом руки велела им молчать. Они мгновенно замерли, как свора натасканных легавых. Мне сразу вспомнилось, что Томас вот так же всегда утихомиривал миссис Уиггс.

Едва адвокаты вышли, я изложила свои условия. Я приму от них солидную сумму, они купят и подарят мне дом в Челси. Как только мои требования будут удовлетворены, я их больше никогда не побеспокою.

Хелен рассмеялась, что было вполне ожидаемо.

– Почему вы решили, что я соглашусь на такое… вымогательство? – спросила она.

– Если откажетесь, я буду вынуждена предать огласке свою скорбную историю. Звучать это будет примерно так: ваш брат был садист и извращенец, издевался над женой, подвергая ее сексуальному и физическому насилию. Конечно, мне придется сообщить интимные подробности нашего супружества, а также то, что он уклонялся от работы и вообще в своем деле был не очень хорошим специалистом. А еще я открою позорную правду о том, что он был активным гомосексуалистом и, не стыдясь своего пристрастия, регулярно посещал соответствующие притоны. Гомосексуализм, как вам известно, три года назад объявили вне закона, так что его порочные наклонности лягут грязным пятном на репутацию вашей семьи. И последнее: я доведу до сведения общественности, что он вам вовсе не брат.

Кровь отлила от лица Хелен. Она пыталась выровнять свое участившееся дыхание. В годы раннего детства эта женщина делила с Томасом одну детскую, и в глубине души, какой бы нелепостью это ни казалось, она знала, что я не лгу. Просто, наверно, до меня никто не озвучивал ее инстинктивные догадки, которые она таила в себе с детских лет.

Я поведала ей то, что рассказала миссис Уиггс: однажды, подойдя к кроватке настоящего брата Хелен, она обнаружила, что младенец мертв, и подменила его на своего сына. Неужели Хелен никогда не замечала, что миссис Уиггс, как и ее брат, плохо различает цвета?

– Хоть у меня и нет своих детей, я никак не могла взять в толк, почему ваша мать не заметила подмены. Но Томас однажды сказал, что она спускалась вниз только на ужин или когда отправлялась на прием. Газеты, думаю, будут рады предаться спекуляциям на эти темы, – заключила я.

В одном я ей солгала: сказала, что, со слов миссис Уиггс, знаю точно, где похоронен сын Ланкастеров. Если Хелен не желает выносить сор из избы, она согласится на мои условия и заплатит мне без промедления. В противном случае, чтобы не умереть от голода и холода, я выложу все это первому журналисту, который пожелает меня выслушать.

– Где сейчас миссис Уиггс? – спросила Хелен. Надо было видеть ее лицо! И куда только подевалось ее самодовольство? Она судорожно соображала, как бы ей вернуть себе свое доминирующее положение. Но она привыкла оттачивать свой язычок на тех, кто находился у нее в услужении, а это не ахти какая практика.

– Право, не знаю. Видели, как она уезжала с багажом в сопровождении какого-то мужчины, – ответила я. – Может, наверстывает упущенное время.

– Вы готовы терпеть позор, вымогая пособие у семьи, которая ничем этого не заслужила? Вы ведь не единственная, кто пострадал от моего брата. Он рос жестоким ребенком, избалованным, взбалмошным. Мама просто столбенела от его выходок. И я тоже.

– Мне не нужно пособие, мне нужен шанс. То, что я прошу, для вас пустяки, но мою жизнь изменит навсегда. Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что я тихо удалюсь в неизвестном направлении после того, что мне пришлось вытерпеть от вашего брата, подарившего мне столь миленькое ожерелье. Дайте мне то, что я прошу, и больше вы обо мне не услышите.

Для Ланкастеров это была мелочь, а Хелен в благоразумии не откажешь. Конечно, ее бесило, что она никогда не узнает, блефую я или нет, но тем не менее она поручила своим адвокатам составить соответствующие документы.

Она не поднялась с кресла, когда я покидала кабинет.

– Маму я не хочу ставить в известность, однако скажите, где покоится мой брат, мой настоящий брат. Я хочу похоронить его по-человечески – без огласки, разумеется.

– Спросите меня снова через десять лет, – усмехнулась я. Со стороны Хелен это была, конечно, хитрость. Брат ее интересовал не больше, чем я.

– Забавно, вы не находите? – заметила она. – Мы обе носим траур по человеку, к которому не испытываем ничего, кроме злости.

К концу месяца я стала законной владелицей дома в Челси и 2000 фунтов стерлингов на банковском счете.