– Да, а что? Ты с ней знаком?
Он сделал паузу, а затем покачал головой.
«Врет», – подумала Селина, внезапно изумившись от осознания этого факта. Майклу было несвойственно скрывать что-то, он отличался прямотой. Порой говорил правду даже тогда, когда это было не в его пользу.
Селина красноречиво покосилась на него:
– Почему ты…
– Ты доверяешь мисс Вальмонт, Селина? – оборвал ее Майкл.
– А что, не должна?
– Нет, просто я думаю, что тебе не стоит полагаться на кого-либо столь… загадочного.
– Майкл, ты знаешь что-то о ней, что должно меня беспокоить?
И снова он заколебался, прежде чем ответить.
– Нет. – Он провел свободной рукой по темным вьющимся волосам Селины, растрепав ее локоны.
Опять он соврал, и его поведение на этот раз возмутило Селину достаточно, чтобы ответить ему невежливо:
– Не волнуйся по этому поводу. Я не стану полагаться ни на кого слишком долго. Учитывая, что мадемуазель Вальмонт за нас ручается, а Элуиз ведет финансы, банк предоставил магазину довольно большой кредит, вопреки даже беспокойным замечаниям Пиппы относительно того, что бизнес ведут исключительно женщины. – Смех Селины прозвучал даже жестоко. – Пусть умрет идея о том, что нельзя доверять деньги слабому полу!
Майкл прочистил горло.
– Я полагаю, это и правда необычно.
– Однако учитывая, что ты мужчина, откуда тебе знать?
Он моргнул, но Селина все равно успела увидеть в его глазах обиду. Чувство сожаления появилось в ее груди. Что она творит? Из всех людей, знакомых Селине, Майкл был последним, кто заслуживал подобного отношения. С той самой минуты, как она очнулась на больничной койке, он находился рядом с ней, заботясь обо всех ее нуждах – читал ей книги, составлял компанию, приносил вкусный суп, приготовленный его бабушкой.
Селина остановилась под тентом магазинчика. Майкл замер вместе с ней, снова приняв облик самого спокойствия – держался уверенно, как мачта корабля во время бури.
– Это было невежливо с моей стороны, – сказала Селина. – Прости меня, Майкл. Ты последний, кто должен терпеть мое плохое настроение.
– Ты же знаешь, я не сержусь. – Его голос звучал успокаивающе. – Ты ведь пережила столько всего плохого. Я считаю себя счастливчиком, потому что ты проводишь сегодняшний вечер со мной, что ты цела и здорова.
Селина сглотнула. Потом кивнула.
– Быть может, ангел-хранитель меня оберегает, что было бы неплохо, – сказала она, пытаясь пошутить, и нервно поправила свободной рукой складки рубиново-алой юбки. Странно. Никогда прежде у Селины не появлялось желания постоянно занимать чем-то руки, однако последние несколько недель она стала замечать, что у нее появилась такая привычка. Как будто она искала, за что ухватиться. Искала что-нибудь, за что можно держаться, словно она была лодкой без якоря, брошенной в открытом море.
И вновь Майкл словно уловил смену ее настроения. Он взял ее за руку, которой она обнимала его за локоть, и они продолжили прогулку.
– Рискуя тем фактом, что мои слова, скорее всего, прозвучат глупо, – произнес он, – я все равно хочу сказать: пожалуйста, знай, я всегда рядом, если понадоблюсь. Неважно, в какое время дня и ночи и при каких обстоятельствах.
– Знаю, Майкл. Знаю. – Селине следовало сказать больше. Следовало сказать ему, что она бы не выжила, если бы он не пришел ей на помощь в ту ночь, что ее благодарность не знает границ. Что она хотела бы чувствовать по отношению к нему то, что чувствует по отношению к ней он. Во всех смыслах.
Однако будет неправильно позволять Майклу верить в то, что она хо XIX чет того же, что и он. По крайней мере сейчас. Просто прошло слишком мало времени после… всего.
Поэтому Селина просто ему улыбнулась. Его рука скользнула по ее руке, когда он притянул ее ближе, и тепло наполнило его взгляд. Легкая дрожь пробежала по позвоночнику Селины, перерастая в жар удивления. Может быть, влечение и есть то, чего ей не хватало. Это возбуждение от возможности быть желанной тем, кого желала она. Возможность замечать и быть замеченной.
Жар поселился в ее груди, становясь все горячее и сильнее. А потом что-то сдавило ей сердце, заставив перестать дышать.
Перед глазами замелькали неясные картинки. Лужа крови, растекшаяся вокруг подола ее черного платья. Ее окрашенные алым пальцы, сжимающие ослабшую руку, и золотой перстень с печаткой, поблескивающий на руке джентльмена, тоже испачканный кровью.
«Спасите его. Пожалуйста. Спасите его».
Селина буквально слышала, как она кричит. Она внезапно замерла посреди тротуара, из-за чего шагающие позади люди заворчали, огибая ее. Селина закрыла глаза. Ее плечи невольно вздрогнули невесть от чего.
– Селина? – Майкл приобнял ее за талию, поддерживая. Селина чуть не упала, кровь шумно пульсировала в висках. Аромат ладана и тающего свечного воска ударил ей в ноздри. Страх провел своей леденящей рукой по коже.
«Спасите его. Пожалуйста. Мы договорились?»
– Селина. – Майкл притянул ее ближе к себе.
Она распахнула глаза, вскинув подбородок. Майкл обнял ее обеими руками, тепло его тела, его прикосновения и впрямь успокаивали и придавали уверенности. На лбу у него собрались морщинки, а глаза беспокойно блестели.
– С тобой все в порядке? – шепнул он.
– Думаю… – Она прочистила горло, чтобы голос не дрожал. – Думаю, мне лучше вернуться домой.
Майкл кивнул и, не донимая ее дальнейшими расспросами, взял Селину под руку, точно защищая, и повел обратно.
У Селины гудела голова, она прижала пальцы к вискам, но это не помогало. Перед глазами все расплывалось, когда она попыталась сфокусировать взгляд на проезжающей мимо карете, расплескивающей воду из луж. Вода отливала серебром, а потом потемнела, и на секунду – на долю секунды – Селине показалось, что она увидела серые, как металл, глаза на поверхности воды. Но видение тут же растаяло, как дым на ветру.
Майкл поймал ее. Удержал. И схватившись за него, Селина поспешила вниз по улице.
Что же там происходило? Кого она молила о помощи?
И кто тот мальчишка с окровавленным кольцом, чье лицо она не может вспомнить?
Успокаивающий голос зазвучал в ее голове, голос с иностранным акцентом. Низкий. Проникновенный. Он приказал ей расслабиться. Зачаровал ее, словно песня, спетая ее матерью. Она позволила этому голосу окутать каждую свою мысль, замедляя пульс.
Она приняла слова этого голоса с распростертыми объятиями. Все лучше, чем острые шипы мучительного страха.
Не так ли?
Бастьян
У каждого бывает такой момент, который делит жизнь на до и после.
Полагаю, для вампира этот момент очевиден. Однако я не хочу, чтобы меня судили за то, что я потерял свою человечность, как не хочу, чтобы меня судили и за то, что каждый день я ношу множество масок. Маску послушного сына. Великодушного брата. Хладнокровного лидера. Жаждущего мести вампира. Потерянной души. Забытого любовника.
Проблема с ношением такого количества масок в том, что в конце концов ты забываешь, какие из них настоящие.
Я бы предпочел, чтобы меня определяли поступки, которые я должен был бы совершить. Слова, которые должен был бы сказать. Мгновения, которые мне следовало ценить. Люди, чьи жизни мне следовало бы защищать.
Мне следовало уйти с того ринга на болоте две недели назад, как следовало развернуться и уйти в тот самый момент, как я увидел Селину на другой стороне улицы Руаяль.
Но мне хотелось быть рядом с ней, пусть даже на расстоянии.
Я узнал Селину в тот самый момент, как на тротуаре промелькнуло ее ярко-красное платье. В ту ночь несколько месяцев назад, когда я увидел ее в первый раз, я вспомнил строки стихотворения, которое часто повторял Бун, наблюдая за полной луной:
«Она идет во всей красе…»[64]
В тот момент я нашел эту мысль глупой. Нелепо ведь думать о поэзии, когда встречаешь милое личико. Поэзия – вымысел для глупцов. А я не глупец.
Теперь же я думаю о том стихотворении довольно часто. Валяясь в бреду после жуткого поединка с Камбионом на болоте, я тоже думал о нем, и последние две фразы крутились в моей голове, как бесконечный припев:
«И если счастье подарит,
То самой щедрою рукой!»
Я не счастлив, и уж точно не щедр, и неважно, как сильно мне бы хотелось таким быть. Подобные размышления – удел смертных, но никак не демонов. Когда я остаюсь наедине с собой, то до сих пор ощущаю черный яд, оставленный когтями Камбиона, который горит под кожей, словно огонь. Человека такой яд убил бы за считаные секунды. Быть может, я должен быть благодарен судьбе, что после схватки всего лишь оказался парализованным на один вечер.
Джей берет меня за левую руку, его хватка – как железные тиски.
– Бастьян, – теперь его голос звучит как предостережение.
Я знаю, что он тоже видел Селину, шагающую нам навстречу по противоположной стороне улицы: она, ни о чем не подозревая, держала под руку моего друга детства, Майкла Гримальди.
Бун, сопровождающий нас, тоже подходит ближе, ухмыляясь, как акула. Его глаза блестят опасным блеском.
– Давайте лучше сходим на Джексон-сквер и попугаем простофиль-туристов, которые играют в «кошку священника»[65], – он легонько толкает меня в плечо. – Подобные убийственные взгляды там будут как раз кстати.
Я отмахиваюсь от них обоих, по-прежнему не в силах оторвать взгляд от приближающейся к нам парочки.
Джей делает одно резкое движение и внезапно вырастает у меня на пути, загораживая дорогу.
– Если ты не уйдешь, мне придется заставить тебя силой, Бастьян.
– Попробуй, – шепчу я, с вызовом делая шаг ему навстречу. – Ибо полагаю, я заслужил хотя бы этот момент истины, – повторяю я слова Одетты, сказанные в первую ночь моего обращения.
Еще один момент. А потом еще один. От моей жизни не осталось ничего, кроме этих тайных моментов.