– Я всегда уважал тебя, Кассамир, – говорит Никодим, его тон смягчается. Он начинает говорить тише, точно его слова – это зашифрованное предупреждение. – Ты был отличным другом на протяжении многих лет. Именно ты помог воплотить все это, – он обводит рукой зал, – поднимает одну руку, очерчивая здание, – в реальность. Без твоей поддержки в мире современных людей мой бизнес бы не процветал, как процветает сейчас. – Он делает еще один шаг вперед. – Я знаю, что ты много пережил, когда был ребенком, из-за величайшего греха этой страны. Будь это в моих силах, я бы помог тебе вернуть твоих родителей и твое потерянное детство. Однако дела Падших тебя не касаются. Будь осмотрителен и не впутывайся в них. – Его золотые глаза злобно блестят.
– Нет мне никакого дела до Падших и Братства, Никодим. Никогда не было. – Кассамир не сдается. – Однако мне не безразличен Бастьян. И покуда мое смертное тело дышит, я будут бороться за то, чтобы вернуть ему его человечность. Как бы вы ни старались отрицать этот факт, ему нужна эта юная особа. Он должен узнать, что значит жить.
– Себастьян бессмертен. – Никодим выпрямляется во весь рост. – Жизнь уже дарована таким созданиям, как он.
Кассамир тяжело вздыхает.
– Жизнь это не данность. Как и любовь. Даже сто тысяч лет не помогут вам постичь эту истину. Просто примите ее как факт. – Каждый должен принять и понять это самостоятельно. – Он поворачивается ко мне. – То, кто ты есть, никак не влияет на то, кем ты можешь стать, Себастьян. Человек или демон, все зависит лишь от тебя. Никогда не поздно стремиться стать лучшей версией себя. – Не дожидаясь ответа, Кассамир уходит вниз по лестнице.
Хотя мой дядя продолжает стоять неподвижно, я ощущаю его гнев. Он стиснул зубы, как и я стиснул свои. Локоны его темных волос поблескивают в полумраке, когда он смотрит на меня, крепче сжимает в кулаке рукоятку трости.
Никодим смотрит на всех собравшихся, внимательно оглядывая бессмертных, которые собрались кольцом вокруг меня. Я по-прежнему не могу вымолвить ни слова. Меня все еще преследуют слова Селины. И жестокая правда, которую произнес Кассамир.
Кто я есть, никак не влияет на то, кем я могу стать. Селине бы понравилось порассуждать на подобную тему.
Я почти что улыбаюсь при мысли об этом.
Без предупреждения Никодим гневно переворачивает стоящий рядом чайный столик – все, что стояло на нем, летит в разные стороны. Испуганные возгласы следуют за звоном бьющегося стекла и трескающегося фарфора.
– Думаешь, это все игра? – говорит мне дядя, его глаза чернеют, и клыки становятся заметными. Одним взмахом руки он скидывает с подставки бесценную вазу времен династии Мин, наблюдая, как смертные и бессмертные отстраняются в страхе перед его гневом. – Сколько еще ты намереваешься растрачивать дар, данный тебе, Себастьян? Сколько еще ты собираешься изнывать от скуки, как избалованный ребенок?
Он ждет ответа, поэтому я продолжаю молчать.
Внезапно Никодим расправляет плечи. Улыбается. Когда он снова говорит, его тон становится размеренным, проникновенным, в нем звучит магия, голос наполнен многослойными чарами.
– Все наши гости забудут о том, что происходило здесь последние двадцать минут. За пределами этих стен никто не скажет об этом ни слова.
Ритм его приказа резонирует у меня в костях. Я вижу, как лица этириалов, гоблинов, ведьм и полукровок расслабляются, принимая вид блаженного спокойствия. В следующий миг беседы и смех возобновляются, как будто ничего не случилось.
Это могущественная магия. Такая магия, которой смертная девчонка, вроде Селины, должна была подчиниться.
Никодим смотрит на меня.
– Это все. – Он обводит взглядом зал, сердито косясь на абсент и опиум, и на обнаженные тела, прячущиеся в тени. – Все это закончится сегодня же, – шепчет он. – Время твоего маленького мятежа подошло к концу. Я запрещаю тебе такие примитивные развлечения. С завтрашнего дня ты начнешь работать вместе со мной над тем, чтобы сделать будущее, которое я вижу для тебя, реальностью. – Он хватает меня за ворот и притягивает ближе к себе. – Еще с тех времен, когда ты был ребенком, я намеревался наделить тебя статусом и властью в смертном мире. Может, сделать сенатором. На худой конец, государственным деятелем с безупречной репутацией. У меня были на тебя планы. Ты должен был стать триумфом моей работы на смертных землях. Уважаемым человеком с деньгами и влиянием. Через тебя я хотел дать начало династии, достойной нашего имени. – Его пальцы сжимаются на ткани моей рубашки. – Я думал, что потерял все это, когда ты стал вампиром. Но я не позволю вновь все отнять у меня. Ты будешь делать то, что тебе велит твой создатель, и вернешь нашей семье ее законное место на рогатом троне.
Я хочу отказаться, просто чтобы насладиться его реакцией на мое неповиновение. Чтобы получить шанс обрести контроль хоть над чем-то. Над своей жизнью, которая даже для бессмертных не данность. Над любовью, которую никто не имел права отнимать.
Кто я есть, никак не влияет на то, кем я могу стать.
Уверенность греет меня, пока я смотрю на своего дядю. Ибо впервые с того момента, как я проснулся вампиром, у меня появилась цель. Я и правда не обязан быть демоном, которым меня сделали. Я могу выбрать собственный путь. Построить собственное будущее.
Будущее, которое, однако, будет куда легче воплотить в действительность, если я не буду тратить время и энергию на то, чтобы ссориться с Никодимом.
Да, я сделаю, как велит мне мой дядя, но только для вида. Сыграю в игру, в которую он желает играть, стану мастером в этой игре. А сам тем временем буду создавать для себя жизнь, которая мне нужна. И если ради этого мне придется обрушить небеса и поколебать землю, я готов на все, чтобы вернуть то, что у меня забрали. Чтобы вернуть Селине то, что забрали у нее.
Я найду способ изменить свое будущее. И как только Селина узнает правду, я сделаю, как она скажет, даже если она попросит меня уйти и никогда больше не попадаться ей на глаза.
Вот что значит жить – избрать собственный путь и встретиться лицом к лицу с последствиями своего выбора.
– Прости меня, дядя, – говорю я, опуская плечи как проигравший. – Я воспринимал твой дар как нечто само собой разумеющееся. Моя неблагодарность постыдна. Скажи мне, что нужно делать, и я все выполню.
Удивление появляется на лице Никодима. Он меня отпускает и, расправив плечи, кивает. Он собирается что-то ответить, но вдруг его глаза снова чернеют, и злое шипение срывается с губ.
Я поворачиваюсь, и знакомый запах ударяет мне в ноздри. Резкий, как перезревший фрукт.
На вершине лестницы стоит Майкл Гримальди. Хотя он и не волк, запах его крови полон магии. Он недовольно смотрит на меня, но выражение его лица непроницаемое.
– Мне нужно было увидеть все своими глазами, – говорит он. – Я думал, ты умер, Себастьян. Все говорили, что ты умер.
Я улыбаюсь ему, но не показываю зубы.
– И ты, конечно же, был рад это услышать? – спрашиваю я.
– Нет. – Его губы складываются в тонкую линию. – Однако меня это не удивило.
– Если бы я умер, Майкл, – протягиваю я с насмешкой, – я бы не согласился на меньшее, чем самая роскошная траурная процессия из всех, какие только бывали в этом городе.
– Никто ничего не слышал о тебе несколько недель. – Майкл качает головой, все еще не веря своим глазам.
– И так бы все и осталось, если бы ты не оказался настолько глуп, чтобы притащить Селину Руссо в ресторан, – встревает Никодим.
– Очевидно, вы ничего не знаете о Селине, – холодно говорит моему дяде Майкл. – Если она принимает решение, то мало кто способен ее переубедить. – Он вновь поворачивается ко мне, прищуриваясь. – Неужели ты правда думал, что стать вампиром – это решение проблемы?
Я пренебрежительно пожимаю плечом.
– Это было не мое решение.
– Тогда позволь мне предложить другое, – говорит Майкл. – Держись подальше от Селины. Она не хотела быть частью вашего мира. Хотела все забыть. Хоть раз в жизни отбрось свой эгоизм и послушай других.
Мой смех звучит жестоко.
– Ты путаешь меня с кем-то, кому не плевать на твое мнение.
– Это не просьба, кровосос.
Джей подскакивает к Майклу.
– Лучше убирайся, щенок, – говорит он. – Пока у тебя еще есть ноги, чтобы это сделать. – Угроза звучит в каждом его слове.
– Если вы тронете меня хоть пальцем, Братство нанесет вам ответный удар в десятикратном размере. Нужно признать, что Майкл Гримальди ведет себя смело и не поддается угрозам Джея.
– Не ответит, если от тебя не останется ничего, за что можно мстить. – Шепот Джея больше похож на дыхание, чем на речь.
Майкл поворачивается к Никодиму:
– Вы ведь понимаете, что это значит, не так ли?
Дядя молчит.
– Вы обещали Братству, что не нарушите клятву, – говорит Майкл. – Десять лет назад вы поклялись, что никогда не приведете нового вампира в Новый Орлеан.
Никодим разворачивается и без слов исчезает во мраке.
– Вероятно, твоему дяде плевать на свои обещания, – говорит мне Майкл. – Но у меня нет причин скрывать от своей семьи правду о том, кем ты стал. Ты разрушил наше перемирие, Себастьян. – Он сжимает руки в кулаки, но не поднимает их. – То, что случится, будет всецело на твоей совести.
– А что случится, если мы расскажем твой секрет девушке, которую ты любишь? – мягко интересуется Одетта. – А что случится, если Селина узнает, что ты не тот герой, каким хочешь казаться? Что ты тоже часть мира, который она пожелала забыть?
Майкл не моргает, но сжимает челюсти.
– В таком случае в случившемся будет и ваша вина, мисс Вальмонт. – изгибает губы он. – Однако если вы причините Селине вред, вам придется отвечать передо мной.
Мне хочется шипеть. Я вскидываю руку, приказывая братьям и сестрам замереть, прежде чем они решат напасть. Никто не смеет оскорблять Одетту в нашем присутствии. Никто.
– Тогда безопасность Селины является твоей обязанностью, – говорю я с угрожающей улыбкой.