Его двоюродный брат шагнул между ними.
Серебряная пуля Майкла попала Луке точно в грудь.
Бастьян
Вопль моей сестры разносится над воцарившимся хаосом. Эхо ее голоса поднимается к небу, горящему рассветными красками. Солнце всходит за ее спиной.
Эмили падает на колени у безжизненного тела Луки, кровь течет по ее руке из ран на шее и плече. Выглядит она точно так, как звучит ее голос. Как раненое животное. Как зверь, который ничего больше не хочет, лишь бы боль прекратилась.
Горечь ее страданий поглощает меня. Я делаю шаг к ней, но затем останавливаю себя. Мне до сих пор все это кажется сном, не верю, что снова вижу ее перед собой, живую. Неужели прошла всего ночь с тех пор, как я нашел ее записку? После стольких лет, прожитых без нее, я до сих пор не могу поверить своим глазам. Маленький мальчик в моей душе хочет броситься к ней, пожалеть, успокоить, точно как когда-то делала она, если со мной что-то приключалось.
Однако мужчина, которым я стал, считает иначе.
Я вспоминаю о последнем наказе своего дяди, о его словах, которыми он со мной поделился за миг до того, как встретил свою смерть в солнечных лучах. Фраза до сих пор крутится в моей голове, последние слова создателя своему бессмертному сыну.
«Не позволь им победить, Себастьян. Верни рогатый трон. Почини то, что сломано. Будь лучше, чем был я».
Я стою, не двигаясь, и наблюдаю, как Эмили визжит, глядя на окружающих, как слезы текут по ее щекам, как она прижимает к себе голову Луки, и его кровь пачкает ее платье, смешиваясь с кровью ее собственных ран. В какой-то момент все на палубе замирают, не считая нескольких раненых, которые не замечают ничего, кроме собственной боли.
Я понимаю горечь утраты, чувствую ее боль, которую чувствовал и сам, когда потерял родителей. Когда потерял сестру. И мне ничего так сильно сейчас не хочется, как подойти к ней и успокоить. Однако Эмили не та сестра, которую я знал. Гнев в ней обратился в ненависть. Гнев навеки изменил ее жизнь. Он сделал ее сильной. Гордой. Он сделал ее одинокой.
Она стала похожа на дядю куда больше, чем ей кажется.
Сестра ловит на себе мой взгляд. Она прижимает голову Луки к своей груди и поднимает подбородок.
– Помоги мне, – говорит она умоляюще. – Братик.
Я делаю шаг и снова замираю, не зная, как себя вести – я не доверяю своим глазам, не доверяю своим чувствам.
– Себастьян, – упрашивает она. – Пожалуйста.
Несколько членов стаи Луки выходят вперед. Прежде чем я успеваю принять решение, Одетта подходит к Эмили, протягивая к ней руки, ясно давая понять – она лишь хочет помочь. Ее лицо – бледное, а выражение – сдержанное. Рана на ее шее от клыков волка едва начала заживать.
В душе Одетты всегда столько доброты. Ее мертвое сердце откликается на чужую боль чаще, чем у других. Именно ее доброе сердце побуждает ее сражаться за тех, кого она любит, с такой силой и яростью. Она знала Эмили, когда та была еще маленькой девочкой. На ее лице отражается печаль от того, что та, о ком она однажды заботилась, страдает у нее на глазах.
Я пытаюсь сглотнуть ком в горле и приказываю себе помочь сестре вопреки всем предрассудкам. Селина делает неуверенный шаг вперед, тоже сочувственно склоняя голову. Одетта присаживается рядом с Эмили, которая выдергивает нож из своего плеча. С осторожностью и нежностью Одетта зажимает рукой рану Эмили, доставая шнурок, чтобы остановить кровь. Она не видит, что Эмили ведет кинжал к пораненному горлу Одетты. Металл сверкает в солнечном свете. Повисает странная тишина, а вслед за ней звучит торжествующий вопль.
– Одетта! – кричит Селина.
В первую, самую жуткую секунду я не понимаю, что только что произошло. Лишь вижу, как Одетта падает на одно колено, на лице у нее застыло изумление. А потом она сгибается пополам, словно сломанный инструмент, ее горло разрезано до кости, алая кровь хлещет, как водопад, окропляя согретую солнцем палубу у ее ног.
Я бросаюсь к ней. Секунда – и пальцы моей правой руки смыкаются на горле сестры, а левой рукой я вырываю у нее сияющий серебряный клинок. Она смело встречает мой взгляд, на ее лице ни единой эмоции, а глаза блестят, как осколки льда.
За спиной я слышу движение. Слышу, как проклинает все Джей, когда Бун начинает рыдать. Как Мэделин подхватывает обмякшее тело Одетты и уносит подальше от остальных. Даже не глядя туда, я отлично знаю, что скоро тело Одетты высохнет, превратившись в ее бледную копию, а потом и вовсе разлетится по ветру, как пепел, как смятые клочки бумаги. Даже если мы прямо сейчас вызовем Ифана и пообещаем ему за помощь несусветные богатства, вряд ли ему удастся спасти Одетту. Ярость разжигает кровь, и все вокруг окрашивается в багровые оттенки. Я пытаюсь сдержать свой пыл, пытаюсь утихомирить жажду мести. Кровь за кровь. Мой личный фунт плоти.
– Зачем? – У меня все плывет перед глазами. В горле пересохло, и голос звучит грубо и хрипло.
– Затем, что у меня была возможность, – отвечает Эмили.
– Нет. Это не причина. Зачем?
– Это причина, которую я выбрала. – Она сжимает своими окровавленными пальцами мое запястье. – Ты разозлился, mon petit lion?
Я не отвечаю.
Один уголок ее губ поднимается вверх.
– Сделай, как учил тебя дядя Нико.
Я сглатываю, и мои пальцы крепче сжимаются вокруг ее горла.
– Давай, отомсти, братишка. Сегодня я у тебя уже многих отняла. Так отними у меня. Ты заслужил. – Она улыбается мне шире, стиснув свои блестящие белые зубы. За ее спиной раздается низкий рык – стая собирается, готовая исполнять приказы своего нового вожака.
Ничего не отвечая, я смотрю на сестру, стараясь призвать на помощь свой рассудок, который затмевают отчаяние и печаль. Почему она хочет, чтобы я ее убил? Просто чтобы продолжить вражду между Падшими и Братством, чтобы огонь войны между нами разгорелся с новой силой?
То, что происходит потом, я едва успеваю заметить. Если бы моргнул, то упустил бы.
Эмили вздрагивает.
Мой гнев утихает, как волна, покидающая берег.
– Ты сожалеешь? – спрашиваю я тихо, осознав это. – Но о чем?
Ее верхняя губа изгибается в кривой усмешке.
– Сожаления созданы для глупцов. – Ее смех похож на шелест сухой листвы, подхваченной ветром. – Давай же, действуй. Отомсти. Если ты этого не сделаешь, я уничтожу все, что тебе дорого. – Взгляд Эмили устремляется мне за плечо. И мне не нужно даже гадать, чтобы узнать, на кого она смотрит. – Полукровка станет моей следующей жертвой.
Гнев вновь подкатывает к кончикам моих пальцев. Я с легкостью могу взять клинок в свои руки и вонзить его ей в глотку, положить конец ее жизни, точно как она только что поступила с Одеттой. Или же пронзить ее сердце, воткнуть лезвие по самую рукоятку, чтобы рана была глубже, чем масштаб ее предательства. Моя демоническая сущность ликует при мысли о подобном поступке. Во мне просыпается непреодолимая жажда крови.
Невыплаканные слезы блестят в глазах Эмили, она моргает, пытаясь их смахнуть, и скалит зубы, глядя на меня.
– Бастьян, – раздается голос Селины за моей спиной. – Не надо.
Но вопрос не в том, кто я. Вопрос в том, кем я надеюсь стать.
«Будь лучше, чем был я».
Я думаю о своем дяде, который каждый раз прибегал к насилию, на протяжении сотен лет пытаясь таким образом защитить тех, кого любил. Потом вспоминаю о Сюнане, о надежде на светлое будущее, которую я спрятал глубоко в своем сердце, о надежде снова стать человеком в один прекрасный день.
Может, именно это и есть путь к человечности. Не превратиться в человека из демона, но стать лучшей версией себя.
Я опускаю руку, которой сжимал горло Эмили, и делаю шаг назад.
Нет, я не стану стоять на пути у сил, которые невозможно остановить. Тогда катастрофы не избежать. Тогда не избежать смерти. Власть состоит не в том, чтобы решать, кому жить, а кому умирать. Она заключается в силе воли, в смелости сделать шаг назад и отступить.
– Мэделин, Бун, – зову я, стиснув зубы. – Унесите Одетту к Ифану.
– Уже слишком поздно, – отвечает Мэделин сквозь слезы. – Ее больше нет, дорогой мой. Нам следует…
– Унесите ее. Сейчас же, – приказываю я, голос выдает мою усталость.
Когда Эмили пытается накинуться на меня, ее тут же останавливает Джей. Волки, собравшиеся в тени вокруг, начинают приближаться, решив завершить начатое, несмотря на все сегодняшние потери.
Я чувствую, что они все же сомневаются, чувствую еще до того, как вижу. Одно я знаю точно: без вожака им придется каким-то образом сплотиться и восстановить строй. Но еще до того, как они успевают перегруппироваться, я вновь начинаю говорить, и мой громкий голос разносится по палубе как предостережение:
– Сделайте еще хоть шаг, и я сделаю все, чтобы все члены Братства погибли сегодня здесь.
Их недовольное ворчание становится громче.
– Сделайте, как я скажу, и я позволю вам похоронить своих погибших собратьев и оплакать их в покое, – продолжаю я. – Но это все, – я обвожу взглядом всех нас, – не способ решения проблем.
У Буна раздуваются ноздри.
– Она убила Одетту, Бастьян, – говорит он. – Кто-то должен понести наказание за убийство. Нельзя давать ей шанс снова напасть на нас в будущем и нельзя позволять ей становиться вожаком стаи. Это глупо.
Глаза Джея встречают мои.
– Есть другое решение, – говорит он. – Я могу увести ее к леди Силле и попросить изгнать в земли Зимней пустоши.
Мгновение я думаю над этим, а потом киваю.
– А что, если ей удастся сбежать? А что, если она найдет другой способ отомстить нам? – спрашивает Мэделин.
Джей сердито косится на меня.
– Ты прекрасно знаешь, что нужно сделать, чтобы предотвратить подобное. Вожак, который не может вести стаю, уже не вожак.
Резкий смех наполняет воздух.
– Они смотрят на тебя, братишка. Ждут от тебя приказов, раз рядом больше нет дяди. Будь им примером, – говорит Эмили с насмешкой в голосе.
Я делаю глубокий вдох. А затем киваю Джею: